Карта: Юго-Восточная часть Ириан-Джая (файл !Indonesia.gif).
Другая причина воинственности местных племен - управление этим регионом индонезийцами. С 1963 года, когда они получили это право, ужесточился административный режим, и тем самым сразу же были перечеркнуты слабые попытки умиротворения, которые предпринимали до них голландцы. В этих местах осталось лишь несколько голландских миссионеров. Среди них Ян Смит, создавший скромную школу в деревне Пиримапоан. Индонезийский патрульный офицер в Агатсе Фимбаи, в чьей административной власти находилась деревня, решил закрыть католическую миссионерскую школу, считая ее "проявлением западного империализма". Однако асматам нравились Ян Смит и дело, которым он занимался, они не хотели посещать индонезийскую школу, открытую рядом с католической. Отцы запретили детям переходить туда. Тогда Фимбаи приказал вооруженным солдатам окружить школу и силой вывести оттуда детей. Яна Смита вызвали в Акатс. Фимбаи объявил его американским шпионом, приказал выйти на причал и опуститься на колени, после чего его расстреляли. Позднее индонезийские власти объявили, что патер Смит казнен за "оскорбление Индонезийской республики".
Фимбаи намеревался казнить и другого голландского священника, патера Антони ван дер Ваува, но тому удалось скрыться в хорошо укрепленной местной деревушке, где солдаты не сумели до него добраться.
Никто, собственно, и не интересовался асматами до тех пор, пока на их земле бесследно не исчез Майкл Кларк Рокфеллер, сын Нельсона Рокфеллера, губернатора штата Нью-Йорк. 18 ноября 1961 года катамаран с четырьмя людьми на борту следовал от Агатса до деревни Атс, расположенной в узкой части реки Эйланден, которая выше по течению носит название Бетс. (Некоторые, правда, называют ее Бетс на всем протяжении от самого устья.) Именно на этой реке промышляют Ванусс и его помощники.
Двое путешественников были белыми - двадцатитрехлетний Майкл Рокфеллер и его голландский коллега Рене Вассинг, а двое других, Лео и Симон, местные проводники из деревни Шуру близ Агатса. Экспедиция намеревалась посетить несколько асматских деревень, чтобы собрать этнографический материал для Нью-Йоркского музея первобытного искусства, одним из учредителей которого был Майкл Рокфеллер. Около двух месяцев они ездили по окрестным деревням и обменивали стальные топоры, табак и камни на всевозможные редкие изделия из дерева, характерные для асматской культуры. Особенно их интересовали бисы - резные деревянные столбики, вокруг которых, по убеждению асматов, собирались духи умерших предков. Разыскивали они также куши - разукрашенные человеческие черепа.
Катамаран состоял из двух пирог - длинных долбленок, скрепленных между собой на манер понтонов на расстоянии двух метров. Между пирогами положены бамбуковые реи, связанные лианами и выполняющие роль палубы, на которой разместилась примитивная бамбуковая хижина для защиты людей от дождя и ветра. На корме был установлен подвесной мотор в восемнадцать лошадиных сил.
Накануне Майкл показал катамаран двум братьям из католической миссии Крозье и сообщил, что катамаран назван именем Чинасапича - самого способного среди асматов резчика по дереву. По словам Майкла они с Вассингом полностью освоили вождение судна. Правда, он забыл - или не захотел - добавить, что Роб Эйбринк Янсен, продавший ему в Мерауке катамаран, особо предупреждал не перегружать его и не пересекать устье реки Эйланден. В прилив и отлив течение усиливается, оно обычно вызывает волну высотой до семи метров, и лишенный киля катамаран легко может перевернуться.
Но Майкл Рокфеллер и Рене Вассинг пренебрегли этими предостережениями и в сопровождении Симона и Лео тронулись в путь. Пока они находились вдали от устья Эйланден, оснований тревожиться не было. Правда, море было неспокойным, но волны набегали неторопливо, и четверке путешественников удавалось удерживать катамаран в нужном положении. Однако наступил момент, когда они заметили, что отлив из Эйландена нагоняет волну. Мотор катамарана слишком слаб, и суденышко относило все дальше в открытое море. С каждой минутой качка становилась опаснее, лодки-понтоны заливало водой.
Майкл управлял мотором, остальные что было сил вычерпывали воду, но она все прибывала. Неожиданно высокая волна с силой ударила в нос и борт, захлестнув катамаран. Мотор заглох. Судно начало тонуть, а высоченные волны грозили вот-вот его перевернуть.
До берега оставалось чуть больше полутора миль. Правда, в этих водах много акул, а в устье реки водятся крокодилы, но для хорошего пловца это не слишком опасно. Однако ни Майкл, ни Рене не хотели покидать катамаран, на котором находились все запасы продовольствия, товары для обмена с местными жителями и киноаппаратура. Они решили отправить Лео и Симона за помощью. Те вылили содержимое двух канистр и, прижав их к себе как спасательные пояса, попрыгали в воду. Никто не тешил себя надеждами, все четверо знали, что на несколько сотен метров от берега тянется полоса болотного ила - слишком густого, чтобы преодолеть его вплавь или на лодке, и слишком жидкого, чтобы выдержать вес человека. Он, словно зыбучий песок, способен засосать все, что попадет на его поверхность. Во многих местах ил доходит до груди. В довершение всего над болотом бесчисленными тучами вились кровожадные москиты, готовые облепить несчастную жертву. Но если Симону и Лео все же удастся добраться до твердой земли, они рискуют наткнуться на асматов, которые вряд ли станут с ними церемониться и скорее всего прикончат обоих пришельцев, чтобы полакомиться ими и отрезать головы. Одна надежда, что им крупно повезет и они встретят островитян, дружески относящихся к миссиям в Агатсе, Шуру или Пиримапоане. Только тогда можно рассчитывать на помощь.
Вечером перед катамараном вырастает огромная волна. Майкл и Рене прижимаются к лодкам, но волна настолько велика, что хрупкое суденышко переворачивается. Палуба развалилась, бамбуковую крышу снесло. Провизию, товары, снаряжение смыло за борт. Единственная надежда спастись - крепче держаться за оставшуюся лодку. Но их все дальше относило в море. Ночь прохладная, вода ледяная. Когда забрезжил рассвет, перед глазами у несчастных еще был виден берег, но уже на востоке. И тогда Майкл решается плыть к берегу, считая это последним шансом спастись. Видимо, Симон и Лео погибли или попали в плен к какому-нибудь местному племени. Если хотя бы один из оставшихся в живых не достигнет берега и не найдет помощи, их так далеко унесет в море, что отыскать будет невозможно. Как полагал Рене Вассинг, до берега четыре-семь миль. Но он неважный пловец. Майкл же отлично плавал кролем. И все-таки Рене решительно возражал против его плана.
- Это чистое безумие, - твердил он Майклу (и повторял позднее перед комиссией по расследованию). - Течение у берега может быть таким сильным, что тебе не выбраться, даже если ты будешь в каких-нибудь десяти-пятнадцати метрах от берега.
Но его доводы оказались бесплодными. Майкл неожиданно схватил красный бензиновый бачок от подвесного мотора и прыгнул с ним в воду. Его последними словами, которые расслышал Рене, были:
- Я думаю, мне это удастся.
Рене проводил его глазами, но вскоре Майкл скрылся из виду. Море разбушевалось, утлое суденышко то и дело проваливалось, и только по прошествии нескольких минут Рене удалось разглядеть береговую линию.
Примерно часов через восемь, когда он уже потерял всякую надежду на спасение, ибо катамаран, вернее, то, что от него осталось, отнесло далеко в Арафурское море, беднягу обнаружил гидросамолет голландских военно-морских сил, высланный на поиски пропавших. Покружив над разбитым суденышком, он сбросил вниз резиновую спасательную лодку. До нее было каких-нибудь 25 метров, но Рене с величайшим трудом добрался до лодки и только тут обнаружил, что она перевернулась вверх дном. Это означало, что он потерял возможность воспользоваться провиантом и веслами. В первый момент Рене утешал себя мыслью, что с самолета засекли его местоположение. Но тут раздался звук, от которого у него на лбу выступили капельки пота, хотя наступил вечер и вода была холодная: из резиновой лодки вышел воздух. На море спустилась темнота. Рене лежал, погруженный в воду. Остатки катамарана исчезли в волнах, и найти их он уже был не в состоянии. Ночь он провел, держась за лодку, напоминавшую чашу.
