— А кто это говорит?
Голос сказал:
— Володя.
Я не знал ни одного Володи и спросил:
— Какой Володя?
Голос сказал, что это — мой брат.
У меня действительно есть троюродный брат Володя, но мы разговариваем по телефону раз в семь лет, и я успеваю отвыкнуть от его голоса. В детстве его имя сократили: не «Вова», а «Лодя», и я не могу представить его под другим именем.
— Лодя? — спросил я.
— Ну да, — недовольно отозвался Лодя. Он терпеть не мог этой клички.
Однажды, в том же далёком детстве, мой папа подарил ему чашку с надписью: «Дорогому Лодуське от дяди Юры». Лодя тут же грохнул чашку об пол, за что был побит родителями, не больно, но унизительно.
— Ты не мог бы за мной приехать? — спросил Лодя.
— Я работаю, — сказал я.
Я действительно работаю. У меня задолженность в редакции 24 листа, что составляет полгода работы. Если сидеть с утра до ночи, не отвлекаясь на сон и на обед, я могу погасить задолженность за полтора месяца. Но для этого необходимо, чтобы меня никто не отвлекал. Однако я не женат, живу вне обязательств, работаю дома, и моим временем распоряжаются по собственному усмотрению.
— Я развожусь, — сказал Лодя. — Мне нужна поддержка.
Когда-то у Лоди была свадьба, но на свадьбу он меня не позвал. Ему это даже в голову не пришло, поскольку родственник я дальний, а народу и без того много.
— Я очень занят, — сказал я.
— Ну неужели ты не можешь отвлечься на полтора часа?
Когда-то мы были маленькие и встречались на днях рождения. Сейчас мы выросли и практически не видимся, за исключением тех случаев, когда кто-то умирает. Когда кто-нибудь умирает — все собираются и узнают друг о друге все новости, тихо заинтересованно переговариваясь, как ученики во время контрольной. А родственники усопшего строго оглядываются, одёргивают глазами.
Я, конечно, мог бы отказать Лоде. Но в отказе я усматриваю предательство детства и общих корней. Ведь я родился не сам по себе. До меня был мой папа, двоюродный брат Лодиного папы. Был мой дел, родной брат Лодиного деда. И общий прадед. В сущности, мы из одного древа. Но сегодня духовные и деловые связи сближают людей больше, чем кровные. И люди живут так, будто они родились не от древа, а сами по себе. И это в конце концов мстит одиночеством.
— Ладно, — сказал я. — Приеду.
— Дом с жёлтыми лоджиями, — напомнил Лодя. — Я буду стоять внизу.
Я подъехал с Ломоносовского проспекта и остановил машину против дома с жёлтыми лоджиями.
Лоди не было и близко.
Я выключил мотор. Взял с заднего сиденья папку с рукописями и стал работать, пристроив папку на колено.
…"Типоразмер" можно перевести как два слова — «тип» и «размер». А можно найти третье, которое по смыслу определяло бы «типоразмер». Я стал искать синоним.
За время работы в издательстве я перевёл много разнообразных книг: о том, как перевозить бруснику (мы экспортируем бруснику в Италию), как содержать крупный рогатый скот.
Благодаря переводам я осведомлён во многих областях промышленности и сельского хозяйства и могу быть интересным собеседником. Но никто не говорит со мной ни о бруснике, ни о числе единиц оборудования. Всем хочется говорить о странностях любви, а в этом вопросе я вторичен и банален и похож на чеховского Ипполитыча, который утверждает, что Волга впадает в Каспийское море и что спать надо ночью, а не днём.
Мои переводы уходят за границу, и я никогда не встречал ни одного своего читателя. Приехал бы какой-нибудь слаборазвитый капиталист, позвонил мне домой и спросил:
— Это мистер Мазаев?
— Я.
— Спасибо, Мазаев.
— Пожалуйста, — сказал бы я.
И это все, о чем я мечтаю.
Лодя, однако, не появлялся, хотя мы договорились, что он будет ждать меня внизу с узлом или с узлами, в зависимости от того, как они переделят имущество.
Мне надоело сидеть. Я поднялся на четвёртый этаж и позвонил в дверь.
Отворила жена брата. Она была бледная, лохматая, охваченная стихией отрицательной страсти.
— Скажи ему… — закричала она мне в лицо, не здороваясь. — Скажи ему, пусть он не забирает у меня дачу. Когда я её заработаю… Я женщина! У нас ребёнок!
Я вошёл в комнату. Лодя стоял у окна ко мне спиной, сунув кулаки в карманы. Он был толстый. И в детстве тоже был толстый, с пухлым ртом.
— Отдай ей дачу, — сказал я. — Ты же не будешь там жить.
— Я туда носа не покажу! Я вообще эту дачу ненавижу! Я её сожгу, но ей не отдам! Сожгу, а не отдам!
Лодя вытащил из кармана один кулак и потряс им над головой.
Я никогда его не видел таким. Лодя был флегма, и мне всегда казалось, что общая температура тела у него 34 градуса, как у медведя в спячке.
— Почему? — спросил я.
— Потому что она профурсетка.
Я пошёл на кухню и, пока шёл, искал синоним слову «типоразмер». Жена брата стояла посреди кухни и ждала результата переговоров.
— Он не отдаёт, — сказал я. — Он говорит, что ты профурсетка.
Жена брата посмотрела на меня глазами, сверкающими от слез. Её лицо было красивым, одухотворённым от гнева.
— Митя… — тихо сказала она. — Вот ты послушай, что было: мы собирались в гости, он сказал: «Не крась губы, тебе не идёт…» А я накрасила, потому что сейчас такая мода.
— Но если тебе не идёт…
— Но если такая мода…
Я пошёл к брату.
— Она накрасила губы, что тут особенного? — спросил я.
— Дело же не в том, накрасила она их или нет. Дело в том, что она превыше всего любит себя и свои удовольствия! А на меня ей плевать с высокой колокольни! Даже если я завтра попаду под трамвай, она вечером пойдёт в кино и будет говорить знакомым, что ей очень тяжело и надо было отвлечься. Это страшный человек, Митя! Ты её не знаешь! Это — чемпион эгоизма!
Я постоял и пошёл на кухню. Квартира была старая, довоенной постройки, коридоры длинные. Я устал ходить туда и обратно.
— Он говорит, что ты чемпион эгоизма, — сказал я жене брата.
— Просто я ему надоела, и ему надо к чему-то придраться, — на её глазах заблестели слезы. — Я все бросила ради него. Он сломал мою жизнь.
Я вздохнул и пошёл в комнату.
— Она ради тебя все бросила. Нехорошо.
— А что у неё было, чтобы жалко было бросить? Это я бросил больных родителей! Будь проклят день, когда я её встретил. Господи! — Лодя прижал руку к сердцу и поднял глаза к потолку, как святой Себастьян. — Если бы можно было проснуться, и ничего не было. Сон. Если бы можно было вернуться туда, в пять лет назад, я за версту обежал бы тот дом, в котором я её встретил.