— Он еще жив? — спросил я с надеждой.

— Да, и очень счастлив. — Увы, не все надежды сбываются.

— Ну и скажи мне, Генри, на фига нужны такие фомоли?

— А я знаю, — сказал Ларри.

— Интересно. — Это действительно уже было интересно.

— Для того чтобы мне сегодня не пришлось мыть уши, дядя.

Весь следующий день я сидел дома за компьютером, готовил доклад для Конгресса физиков в Пломотуне.

Ларри гонялся за Щетой.

Около полудня позвонила Клара, кузина Люси и Моники. Она и близко не походила на кузин из старых фильмов — и годилась мне в матери. Поскольку она как раз была на Земле, ей и доверили сопроводить мальчика на Титан. С самого утра она мечтала («ути-пути, мой любимый толстунчик!») непременно насладиться его обществом.

Я глянул на Ларри. Вообще-то, он хороший малый, да и Щета тоже — симпатичное создание. Жаль их… Но я напомнил себе про ванную, про еженедельники и ножки кресла. Ах, и про прогрызенную насквозь «Иллюстрированную энциклопедию Гуттнайса». Да, оба они, вне всяких сомнений, заслуживали того, чтобы оказаться в пышных объятиях кузины Клары.

Однако, когда она появилась, добралась до мальчика и забрала его, я почувствовал к себе отвращение. С точки зрения молодого человека по имени Ларри, я поступил негуманно. Про фомоля не буду даже вспоминать («фу-фу-фу, какая гадкая зверюга, отправим ее на балкон»).

Я решил пока не наводить порядок в комнате пацана и не убирать подстилку Щеты. Сперва надо было закончить доклад, а потом пообедать. И лишь после этого поубирать и помыть голову. Но прежде всего следовало взяться за доклад. Немедленно. Так что я пошел в кино.

Вернувшись, я приготовил себе прекрасный обед и был по этому поводу невероятно горд собой. Я устроил себе небольшую сиесту и после принялся наводить порядок в комнате Ларри. Вошел туда, и мое хорошее настроение моментально улетучилось. Ведь на самом деле я оказался настоящей свиньей («ля-ля-ля, будем с тетей играть, целый день станем сражаться в лото»).

Работы у меня было немного: сложить одежду, порасставлять игрушки, выкинуть логово фомоля. Щета был чистоплотным зверьком и после инцидента с заварником пописать выходил во двор.

Большинство игрушек Ларри взял с собой. Оставил только несколько. Большой ржавый гвоздь — археологический трофей, как я подозреваю. Военный трофей — солидную рогатку, какие производят только сыновья Ольчиков — всего их шестеро и они держат в страхе весь двор. Были еще банка из-под пива, обгрызенный карандаш и незаконченный рисунок, изображавший, видимо, дерево. Думаю, Ларри ни за что бы не оставил все это, но, когда он складывал вещи, над ним нависала тетушка.

На кровати я нашел картонную коробку, ее крышка лежала на полу, в полуметре от кровати. Я сложил все находки в коробку, закрыл ее и поставил в шкаф.

Именно тогда зазвонил будильник, напоминая мне, что я собирался купаться. Я побежал в ванную, разделся, залез в воду и нырнул. Брызгаясь и фыркая, я потянулся рукой к полке. Шампуня не было, хотя мне казалось, что я совсем недавно покупал новую бутылку. Я выбрался из ванной, высушил голову, минут десять воюя перед зеркалом, чтобы как-то уложить волосы, и вышел на улицу. Когда я был на полпути к остановке, над моей головой разразилась классическая летняя гроза.

Зонды далекой разведки — это вам не комар чихнул. Можно сказать, форпост цивилизации. Глаза Земли. Информаторы человечества. Космические стукачи.

Я сидел дома один. У Генри не было времени. У него редко было время. Бредовизор смотреть не хотелось — сколько можно пялиться на кретинов в кретинских ситуациях? Читать книги тоже не хотелось — сколько же можно восхищаться разумными людьми в разумных ситуациях? Я вдумчиво предавался ничегонеделанью.

Грустно как-то было. Пусто.

Ну ладно, скажу честно. Я скучал по Монике. Очень скучал. Пока здесь был Ларри, я как-то справлялся. То падала с полки задетая хвостом фомоля ваза, то на ковре была прожжена дыра (откуда же Ларри знать, что свечки на пол не ставят?), то опять — когда я нес тарелку — прямо мне под ноги выезжала механическая мышь. (Ларри потом сказал: «Дядя, а в цирк тебя бы не взяли, у тебя проблемы с равновесием!») Все это закончилось. И я скучал.

На всех этих курортах ошиваются разные парни с красивыми торсами, размягченными мозгами и белыми зубами. Нет, я вовсе не переживал, что Моника с кем-то замутит. Просто тосковал. Так что я подошел к дивану. Лег, сунув руки под голову, и лежу себе. Хорошо так лежать.

И вот тогда-то я впервые увидел пузырьки. Они висели на высоте двух с половиной метров, как раз в углу, где сходились потолок и две стены.

Два прозрачных пузырька.

В моем баре было пусто со вчерашнего дня. Это факт. Может, алкоголь сам сгенерировался у меня в желудке? Я ущипнул себя — было больно. Тоже факт. Разве что боль мне приснилась — так же, как и щипок. Я не считал себя идиотом. Факт. Хотя Моника никогда не была высокого мнения о моем интеллекте.

Надо было встать.

Надо было залезть на стул и взять шарик в руку. Мягкий на ощупь, пружинистый, он легко сминался, но не лопался, хотя казался очень тонким. Преломляя свет, он переливался всеми цветами радуги. Я положил его на открытую ладонь. Он легко поднялся, грациозно, словно невесомый цеппелин. Через мгновение коснулся потолка, отпрыгнул, может, на сантиметр, и снова воспарил вверх, в этот раз причаливая осторожнее.

Вариантов у меня было много.

Аппараты прослушки Молди Алоппи. Этот парень выступит на Конгрессе физиков и в своем докладе представит абсолютно противоположные моим тезисы.

Бомба с другой планеты. Взорвется, и у всех людей начнут расти дополнительные зубы.

Или игрушка из магазина игрушек, обычный летающий шарик. («Дядя, ты что, никогда в жизни не видел летающих мячиков? Я думал, ты умнее»).

Я заглянул в комнату Ларри. Под потолком их висело штук пятнадцать. Когда я убирал, так спешил, что просто их не заметил. Они красиво сияли в бивших сквозь окно лучах закатного солнца. Я пошел на кухню за дуршлагом и на несколько минут превратился в ловца экзотических мотыльков.

Приятное развлечение. Но делу время, а потехе час: в тот день у меня были заботы поважнее. Например, казус студента Мордорока. Студент Мордорок выступил с публичной критикой доктора Конквиста, назвал его дилетантом и вором идей. (Конквист получил неплохие денежки за работу, подготовленную Мордороком и его коллегами.) Твою мать, а ведь он был прав, хоть и не мог ничего доказать. И его ко всем чертям должны были выгнать из университета. Я же оказался тем идиотом, который за него вступился. Твою мать, да меня после выступления поддержало три четверти Совета факультета. Я, блин, никогда не ожидал ничего подобного от старых хрычей. Студент Мордорок меня поблагодарил и пригласил тяпнуть водочки, но я, конечно, не согласился. А потом он сказал, что я мог и не напрягаться, ведь он уходит из университета. Какая-то фирма предложила ему сотрудничество, потому что видит, насколько он хорош. М-м-мать!

На следующий день меня навестил Генри. Я показал ему пузырьки. Ему они тоже понравились. А потом мы начали забавляться — один из нас пускал вверх четыре пузырька одновременно, а другой должен был поймать их дуршлагом, пока они не коснулись потолка. Старые козлы….

Мы забавлялись так до того момента, пока Генри не решил лопнуть один пузырек. Он взял его в ладони и сжал.

У него покраснела физиономия, как панцирь не очень термостойкого рака. Он напрягался, дулся — но все никак.

Я с жалостью покачал головой. У Генри, как у большинства интеллектуалов, мышцы были ни к черту. Я взял пузырек, напрягся, надулся… и все впустую!

Тогда Генри, который всегда был упертым ослом, положил пузырек на пол и наступил на него — тот выстрелил у него из-под ног и едва не угодил мне в глаз.