Лука сверкнул глазами.

— Да. Но я никогда не убью своего ребенка.

— Пошел ты, — прорычал я и обернулся.

Не успел я выйти за дверь, как Лука догнал меня и схватил за плечо.

— Маттео, мне не следовало этого говорить. Это ваше с Джианной решение, ясно? Я не имею абсолютно никакого права вас судить.

— Но ты судишь.

Лука вздохнул.

— Рождение детей все меняет. Когда я представляю, что Амо и Марселлы здесь не будет... — он пожал плечами, но в его глазах я увидел боль, которую вызывала у него только эта мысль.

Я кивнул, потому что понял. Или, по крайней мере, мне так казалось.

Лука так сильно изменился с тех пор, как женился на Арии, и снова с тех пор, как у них появились дети, по крайней мере, часть его подверглась изменениям. Его убийственная, психотическая сторона была все еще нетронута, но тщательно отделена от его жизни как мужа и отца. Это то, чем я очень восхищался. Моя жизнь не так уж сильно изменилась за последнее десятилетие, если не считать того, что я обрёл счастье с Джианной и стал моногамным, я все еще жил ради острых ощущений, но и она тоже. Ребенок никогда не был частью плана.

Я не был уверен, что это вписывается в нашу жизнь, и еще менее уверен, что мы с Джианной способны стать родителями, отодвинуть наши собственные потребности, по крайней мере, на некоторое время.

Может, мы могли бы, и эта маленькая вспышка неуверенности была худшей пыткой, когда я думал о нашем приёме к доктору на следующей неделе.

Джианна

Я чувствовала, как Ария наблюдает за мной, пока я готовила себе чай.

— Не кофе сегодня утром? — спросила она с любопытством.

— В настроении выпить чай, но я все ещё чувствую себя не очень хорошо.

Обычно утро после моего дня рождения начиналось с нескольких эспрессо, в борьбе с похмельем и пробуждением моего тела после слишком короткого сна. Вчера я не пила алкоголь и легла спать еще до полуночи...

— Обычно ты из тех девушек, что любят тройной эспрессо.

Я сделала глоток мятного чая. Мне хотелось кофе. Я всегда пила кофе по утрам. Мне это нравилось. Моя одержимость кофе одна из немногих общих черт, которые у меня были с Лукой. Но почему-то я не могла заставить себя выпить что-нибудь с кофеином. Я знала, что слишком многое из этого не годится во время беременности. Но это не так, как если бы это имело значение. Я даже не хотела этой беременности, и скоро она прервётся, так что я могла бы выпить весь кофеин в мире.

Ария все еще смотрела на меня, и тогда я поняла, что она знает правду. Истина, которую я едва приняла для себя. Я пожалела, что согласилась приехать сюда, несмотря на внутреннее смятение. Мы с Маттео должны были остаться в нашем пентхаусе и напиться до бесчувствия... но даже это больше не было возможным.

Вздохнув, я поставила чашку и прислонилась к стойке.

— Лука тебе рассказал?

Это мог быть только он. Маттео не пошел бы прямо к моей сестре. Они не были так уж близки. Они гораздо ближе, чем мы с Лукой, но не проливали мужества из-за чего-то столь близкого.

— Маттео говорил с ним и.....

— И конечно, Лука поговорил с тобой. Ты кому-нибудь еще рассказала? Лили?

Ария покачала головой.

— Нет, конечно, нет. — она нерешительно шагнула ко мне. — Джианна. — она замолчала.

Я видела, что она не знает, что сказать, и поняла. Наверное, она хотела поздравить, порадоваться за меня, как вчера радовалась за Лили, но не могла, потому что знала, что я несчастлива.

Я посмотрела на свои руки, чувствуя себя ужасно, хотя Ария даже не осуждала меня, по крайней мере открыто. Но, конечно, Маттео рассказал бы Луке, что мы не хотим беременности, а тот передал бы Арии. Интересно, что они говорили за нашими спинами? Ария и Луки были замечательными, удивительными родителями. Что он говорил обо мне, когда такой кровожадный мужчина, как Лука, умудрялся быть хорошим родителем, но я даже не хотела этой беременности? Я отогнала эту мысль.

— Ты хочешь поговорить об этом?

Я не знала, но в то же время понимала, что это слишком, чтобы справиться с ситуацией в одиночку. Я резко кивнула, надеясь, что не пожалею об этом.

— Позволь мне тоже сделать чай, а потом мы устроимся на диване, хорошо?

Ария легонько коснулась моего плеча, ожидая, что я что-то скажу. В конце концов я кивнула. Взяв свой чай, я пошла вперед и села на диван. Ария вскоре присоединилась ко мне со своей чашкой и устроилась поудобнее рядом. Может, это мое воображение, но мне показалось, что она уже смотрит на меня по-другому. Будто я больше не просто Джианна, а беременная Джианна. Ария отхлебнула чаю. Возможно, она надеялась, что я перейду к теме, но я даже не знала, с чего начать.

— Ты хочешь о чем-нибудь поговорить? Есть какие-нибудь вопросы?

Я поставила чай на стол, выжидая.

— Дело не в том, что я не люблю детей, — сказала я. — Я люблю твоих детей, ты это знаешь? И я люблю ребенка Лили. Я просто никогда не хотела их.

Ария коснулась моего колена.

— Я знаю, Джианна. Я поняла. Тебе не нужно оправдываться, хорошо?

— Когда вы с Лили играли в куклы и притворялись их матерями, я этого не понимала. Я никогда не задумывалась, каково это быть матерью. Увидев тебя с детьми, я и представить себе не могла, что было бы, окажись я на твоем месте. Материнство просто никогда не являлось планом. Я не хочу ответственности за кого-то другого. Мафия отнимает у нас так много свободы, и я так усердно работала, чтобы выкраивать для себя маленькую частичку свободы, но ребенок отнимет это.

— Иногда все идет не так, как мы планируем, — сказала Ария.

Я взглянула на нее.

— Не говори так, будто это судьба или, может, этот ребенок то, что я никогда не знала, что мне нужно.

— Я и не планировала. Выслушай меня, — быстро сказала она. — Я не буду говорить тебе, что ты волшебным образом полюбишь материнство, как только ребенок появится на свет, потому что это не для всех так. Некоторые женщины жалеют, что стали матерями. Они не признают этого вслух, потому что боятся быть осужденными. Как женщины, мы должны любить быть матерями без оговорок. Как матери, мы должны быть совершенными. В тот момент, когда мы беременны, люди думают, что наше тело это их дело, и в ту секунду, когда ребенок появляется, все знают, как вырастить его лучше, чем вы. Быть матерью тяжело. Я потеряла счет тому, сколько раз плакала, когда Амо был маленьким и не переставал причитать.

Мои глаза расширились.

— Только Лука знает, потому что ему пришлось несколько раз отговаривать меня, — прошептала она. — Я не хотела признаваться, что была ошеломлена. Я думала, что должна справиться с этим, в конце концов, Амо не был моим первым ребенком, так почему я вдруг была так ошеломлена? Но я была, и переживала, что плохая мать не только для него, но и для Марселлы, потому что ей вдруг пришлось разделить мое внимание... — она вздохнула. — Без Луки я бы не справилась. Гормоны и эмоциональная перегрузка опасная комбинация. Не знаю, может, я даже балансировала на грани послеродовой депрессии...

— Ты должна мне это рассказывать? — спросила я растерянно, но была невероятно благодарна ей за то, что она приняла меня всерьез и не пыталась приукрасить ситуацию. — Разве ты не должна рассказывать мне, как чудесно быть матерью? Что я услышу пение ангелочков в тот момент, когда увижу своего ребенка, что буду любить свою разорванную вагину, мои больные соски, мои бессонные ночи и все эти какашки и блевотину?

Она тихо рассмеялась.

— Я люблю своих детей. Есть так много прекрасных моментов, которыми я дорожу. Мне нравится быть матерью, и, может, тебе это тоже понравится, а может, и нет. Будут прекрасные моменты и очень тяжелые. Для меня тяжелые моменты стоят того, потому что чудесные перевешивают все остальное, но я не могу сказать тебе, будет ли это то же самое для тебя. Это вам с Маттео решать.

Я крепко обняла Арию.

— Большое спасибо, Ария. Я не часто говорю тебе об этом, но я люблю тебя.