Было уже довольно поздно, и Германов и сам собирался уже потихоньку уйти. Ему хотелось напоследок только шепнуть пару слов благодарности своему приятелю-профессору, но тот так далеко зашел в своих поисках, что его даже было и неудобно отвлекать. Соседка его, судя по всему, ничего против не имела, а остальные просто не обращали на них внимания. Германов, как мы помним, был и сам не прочь, но не на людях же...
Так что он уже почти встал, когда вдруг увидел Ольгу. Она сидела в противоположном углу кабачка в небольшой компании довольно серьезных молодых людей. Германову показалось, что как минимум двое из них - испанцы.
"- И как это понимать? Случайная встреча? Предположить, что во всем Латинском квартале это самое популярное место? Да тут такие кабаки на каждом шагу. Подойти к ней или сделать вид, что не знакомы?"
Как бы отвечая на его молчаливый вопрос, Ольга, лениво оглядывая публику, вдруг остановила свой взгляд на Германове, улыбнулась и призывно помахала рукой. Ему не оставалось ничего другого, как встать и подойти к ней.
- Добрый вечер! - это она произнесла по-русски, а затем перешла на очень приличный французский, - Знакомьтесь, друзья. Это - профессор Германов, главный возмутитель спокойствия в нашем университете. Говорят, что его специально отправили на конференцию к вам в Париж, чтобы ограничить его влияние на студентов. Он, если и не из наших, то наш человек. Постоянно что-нибудь раскопает такое, что вся замшелая профессура стонет. - И Ольга как-то по-особому посмотрела на профессора, как бы говоря ему: Твой выход!
- Да, ладно, - небрежно подав руку Германову, протянул сидящий с ней мужчина средних лет, по виду журналист, - Что сейчас можно в вашей науке раскопать такого интересного? Все уже давно все знают.
И тут Германов почувствовал кураж. Может быть сказалось то, что он уже несколько часов провел в молодой, отвязанной компании, может быть его задели слова этого типа. А может быть он был просто рад опять увидеть Ольгу.
- Не разговор, - пренебрежительно бросил он, взял стул от соседнего столика, раздвинул двух из компании - точно испанцев - и присел к столу. - Во-первых, что вы тут пьете? Красное? А перно в этом заведении найдется?
Все удивленно посмотрели на него.
- Так ведь запретили... - неуверенно заметил журналист. - Пастис есть.
- Ты бы еще вместо Эйфелевой башни водонапорную поставил, - Германова несло, - такой напиток загубить. И ведь слопали, хотя бы кто возмутился. У нас вон во время Великой войны сухой закон ввели, так народ сразу революцию устроил, царя скинули и все в порядке: водочка вернулась! Вот как надо! А вы все: революция одна, революция другая, а единственный стоящий напиток профукали.
Испанцы видно не очень понимали происходящее, а пара французов, да и Ольга тоже смотрели на Германова с изумлением. Ай да профессор! Это вам не соседку-студентку щупать. Но журналист легко сдаваться не привык.
- Ну, пить-то вы можете. Это мы видали. Но наука ваша - хлам один. Нет в ней ничего стоящего. И на пару франков в ней не заработаешь. Народу сейчас что интересно: секс, скандалы, деньги.
- Да? А если я тебе предложу такое, что ты со своим сексом на последнюю страницу уползешь? А моя сенсация на всех первых будет. Готов ответить?
Журналист напрягся и внимательно посмотрел на Германова. Не так уж он был и пьян, а профессиональные рефлексы, чувствуется, были не вчера наработаны.
- Десять тысяч франков?
Сумма примерно соответствовала полугодовому жалованью Германова, но продешевить было опасно.
- Пятьдесят и я даю тебе наводку на сенсацию. Но добывать главное доказательство будешь сам. Или рискнешь без него, но дело верное.
Дальше пошла торговля. Француз торговался как хороший еврей, а для Германова это была чистая игра - никаких денег за сенсацию он и близко в руки брать не собирался. Это было слишком опасно. Сговорились на 30 тысячах.
- Давай так, - француз уже почти трясся, поверив, что возможно наступил его журналистский звездный час, - половину завтра днем, потом рассказываешь, а вечером остальное.
- Нет, - Германов продолжал играть, - дело настолько серьезно, что до завтра со мной может что-нибудь случится, а я тебе верю. Показался ты мне. Давай сейчас выйдем отсюда, присядем где-нибудь и я тебе все расскажу. А деньги завтра.
"- Он совсем идиот?! - радости француза не было предела, сенсация падала в руки бесплатно, - может врет? Зачем? От этих русских и не такого ожидать можно. И Ольга его знает, а она точно из наших, ребята ее видели в Испании. Я же ничего не теряю".
И француз благополучно отправился за Германовым.
Они вышли из кабачка и оглянулись.
- Может быть, пройдем в Люксембургский сад? - предложил француз, - посидеть там сейчас не удастся, мокро, но мешать нам точно никто не будет.
- С удовольствием, - Германову надо было хотя бы немного собраться с мыслями.
В саду действительно было пусто и темно. Углубляться как-то не захотелось, просто перешли дорогу, и медленно пошли по круговой дорожке вдоль ограды. За какие-то пять минут Германов изложил главное: к Версальскому договору был третий протокол, секретный. В соответствии с ним заинтересованные стороны вскоре будут иметь право поставить вопрос об изменении границ. Основания, конечно, нужны, но за этим дело не стало бы, если бы французское правительство не скрыло от всех эту договоренность. Германов изложил и весь набор своих доказательств.
Француз какое-то время шел молча. Затем остановился.
- Зачем Вам все это? Вы же понимаете, что если завтра кто-то из депутатов Национального собрания потребует у правительства ответа - а это произойдет, у нас там есть свои люди - то дело даже не в том, что случится с правительством. Они сначала будут все отрицать, потом, когда какая-нибудь из крупных газет сумеет купить какого-нибудь архивариуса и текст всплывет, будет скандал и с большой вероятностью правительство рухнет. У правых нет большинства в собрании, и Народный фронт сформирует новое правительство. Но круги по воде пойдут по всей Европе. Сколько обострится конфликтов? Наши будут рады: рост революционных настроений, падение авторитета властей. Но Вам-то это зачем? Вы, похоже, честно все рассказали, а я завтра пропаду, и Вы меня даже и не найдете. А и найдете - не стребуете своих денег. Чего Вы добиваетесь, Вы, русские?