Ну, и кроме этого были крупные деятели, которые пока о своих намерениях не заявляли, но амбиции, безусловно, иметь могли. Причем у них и имя было, и группы поддержки, а у некоторых - и административный ресурс. Мэра Москвы возьмите, например. А он пока молчал.
Так что единственное, что было очевидно, так это, что однозначного лидера в предстоящей кампании не было, и просматривалась необходимость второго тура. Вопрос был только в том, кто из кандидатов партии власти выйдет в этот тур. Впрочем, довольно широко бытовало мнение, что прямо перед выборами двое из "тройки" свои кандидатуры просто снимут. Имелись, правда, и те, кто утверждал, что речь вообще не идет о выборе из этой "тройки" кого-то одного, а о передаче общей власти всем троим сразу. А уж в какие кресла они при этом сядут - дело десятое.
Нельзя сказать, что предвыборные кампании кандидатов обещали быть активными. Пандемия вообще закрывала многие возможности для публичных акций, а в придачу к этому еще и уходящий лидер в очередной раз заявил, что в этот период всем надо работать, а не пиариться.
"Тройка" уж как-то слишком быстро сориентировалась в ситуации. Ни один из них не спешил с программными заявлениями и вообще все они избегали темы выборов, ссылаясь на то, что сейчас всем надо заниматься своим непосредственным делом.
Так что основное действо откладывалось, скорее всего, до лета. Как это обычно и бывает, предвыборная борьба началась "под коврами", и вдруг массово посыпались разоблачения, скандалы, уголовные дела и прочее разное, причем все это было направлено отнюдь не на кандидатов, а на их подчиненных, связанных с ними лиц и вообще тех, кто мог бы оказать им поддержку. Примечательно, что речь при этом шла не о кандидатах от оппозиции, а именно представителях партии власти. То есть оппозиционеров пинали при каждом удобном случае, и дела возбуждали, но все это крутилось в основном вокруг принадлежности к группе тех, кого называли иностранными агентами, связях с заграницей с такими мягкими намеками на измену родине. В былые времена от такого люди просыпались бы по ночам в холодном поту, если вообще могли спать, но сейчас вес слов очень резко изменился.
Оппозиция в долгу не оставалась. Примечательно, что многочисленные уголовные дела, открытые против ее представителей в минувшие месяцы, как-то притормозились. Их никто прямо не закрывал, но факт волокиты был налицо. А поскольку текло все и везде, то в сети постоянно появлялись вбросы о том, что высокое руководство правоохранителей вроде и требует активизации дел, но то ли не очень жестко эти требования звучали, то ли самим исполнителям совсем не хотелось подставляться и приобретать славу, которая еще неизвестно чем в будущем может обернуться, но реально дела не двигались. Остается еще, конечно вариант совести, и его тоже совсем не стоит сбрасывать со счетов. Кто знает, у кого, когда и почему она может проснуться.
Особый колорит все это предвыборное действо приобретало в силу того, что в нем все отчетливее ощущался "запах мести". Как-то вдруг оказалось , что слишком много в стране реально обиженных - потерявших свой бизнес, наказанных по шитым делам, пострадавших от реального произвола и прочих людей, которые смотрели на всю эту ситуацию через призму личного отношения. А у них у всех были еще родственники, друзья, да и просто те, кого зацепили случаи откровенной несправедливости. И ведь не скажешь, что когда-то раньше было в стране все в порядке с этой самой справедливостью, всегда жалоб хватало, но что-то такое, видно, произошло, какой-то предел оказался превышен, и в результате выплеснулось. Так что возникло новое направление дискуссии - кто виноват во всем этом и, соответственно, ответит за все несправедливости - список рос на глазах - уже очень и очень скоро. В списке претендентов присутствовали и судьи, и прокурорские, и многие другие. Ну и политики и руководители тоже - как же без этого.
Х
Ильин наблюдал за происходящим даже с некоторой оторопью. В принципе, основное действо еще даже и не началось, а общество уже бурлило. Что же будет дальше? Было немного не по себе. Пытаясь найти в происходящем хоть что-то происходящее, он пришел к выводу, что если его что-то и радует, так это то, что и власть, и крайняя оппозиция прекратили использовать идиотский тезис: " если не ..., то кто же?" Оперировали они при этом, естественно, двумя фамилиями, что, с точки зрения Ильина, было просто оскорбительно. В России все же проживало кроме этих двух деятелей еще почти 150 млн человек, что же, так оскудела талантами русская земля?
Происходившее совсем не оставляло Ильина безучастным, но он часто вспоминал совет уже давно ушедшего очень опытного старшего товарища - того самого, у которого все интересное в жизни началось после 40 лет: в такие времена лучше находиться на посту вдали от родины. Сказано было крайне цинично, и у многих вызывало несогласие. Все же дипломатам приходилось работать с местным контингентом, а ты попробуй объясни происходящее иной раз в нашей стране так, чтобы не выглядеть при этом законченным идиотом. Но тот же самый ветеран в ответ на любые протесты добавлял: а ты только предстать себе, что тебя сейчас могут заставить делать там! И что, в отставку уйдешь? Так и посадят в придачу!
Спорить с ним было трудно. Начинал службу он еще в те времена, когда все дипломаты, по аналогии с сотрудниками многих министерств, носили форму с погонами, а на все вопросы иностранцев им было рекомендовано отвечать: спрошу у руководства. Так что если кто-то думает, что хрущевская оттепель коснулась только кинематографа и литературы, то он глубоко заблуждается.
По своим убеждениям Ильин всегда тяготел к центру, пологая, что опирающаяся именно на центр конструкция по определению намного более устойчива, чем любая, имеющая точку опоры под одним из крыльев. Проблема была в том, что отчетливо этот центр пока не просматривался. На виду и на слуху были или оголтелые демократы, или не менее упертые патриоты. И те, и другие тяготели к откровенному экстремизму и были абсолютно недоговороспособны.
Сейчас дело усугублялось еще и тем, что в министерстве произошла смена руководства, а в государственной политике в преддверии выборов все внешнеполитические темы отошли на второй план.
Посол в этой связи крайне нервничал, часто на день-два уезжал в Москву, легко пересекая закрытую границу на служебном мерседесе. У Ильина было четкое убеждение, что ездил он не за новыми инструкциями - их сейчас просто не у кого было получать, а для того, чтобы уйти от необходимости что-то объяснять местному руководству. Каждый раз, вернувшись в Минск, он глубокомысленно морщил лоб и туманно объяснял, что где-то там, то ли на Старой площади, то ли на Смоленской завершается выработка чего-то такого эпохального. Надо еще подождать. Местные делали вид, что верили. У них и у самих ясности в отношении будущего было немного.
