─ Не могу сказать точно, но в первую очередь мы были чем-то охвачены. Каким-то важным событием.

─ Ты помнишь, что он тебе говорил?

─ В основном избитые фразы. Но во сне мне так совсем не казалось. Я верила каждому его слову. А еще он назвал меня Камиллой.

─ Камиллой!? С чего бы это?

─ Не знаю. Я подумала, это может быть связанно с той легендой. Про Вермандо и Камиллу. Вдруг это какие-то подсказки.

─ Если так, то как их расценивать!?

─ Возможно, все дело в некоторых деталях.

─ В каких, например?

─ Этот мужчина куда-то спешил, что значило наше с ним расставание. Мне было так больно, но я должна была его отпустить. Я знала это на уровне подсознания.

─ А другие детали!? К примеру, где вы с ним находились?

─ Мы были в центральном храме Амон-Ра. Сейчас на его месте развалины. Но это точно был он. Я узнала его по орнаменту на стенах.

В купе вошел Донат и своим появлением прервал излияния Мэделин. Она замолчала, приняв отстраненный вид, а он в дружелюбной манере обмолвился:

─ Сегодня мы ранние пташки.

─ Потому что спали нормальным здоровым сном, ─ промолвила Мэделин.

─ Так что за явственный сон ты видела?

─ Не думай об этом. У нас и так забот предостаточно. После обеда мы прибываем в Осло, а оттуда нам предстоит лететь четыре с половиной часа. Не знаю как вы, а я перелеты переношу с трудом.

─ Ты боишься летать?

─ Нет. Просто иногда меня укачивает.

─ Насколько сильно?

─ Не на столько, чтобы следовало из-за этого беспокоиться.

─ Это, по каким таким меркам!?

─ Прекрати меня донимать. Перспектива моего самочувствия тебя не касается.

─ Ну вот, называется, проявил благородство.

─ Оставайся лучше собой. Не стоит казаться тем, кем ты не являешься. А именно идеальным мужчиной.

─ Я не пытаюсь казаться кем-то другим. Это не в моих правилах.

─ А, по-моему, очень даже в твоих.

─ Опять эта твоя предвзятость. Чем я тебе досадил!?

─ Ты жутко невыносим. Уж прости за очередную мою откровенность.

─ Нет, это не очередная откровенность. Это очередная попытка сокрыть свои девичьи чувства. А вот это была сейчас откровенность.

─ Ты хоть понял, что сказал это вслух!?

─ Я знаю, что говорю.

─ Тогда объясни мне. Раз мы тут с тобой откровенничаем.

─ Я тебе нравлюсь. Ты стараешься это скрыть, но, по-видимому, не так уж и хорошо. Раз мне все понятно.

─ Что?! Кого ты из себя возомнил? Покорителя женских сердец?! Тебя не могут любить абсолютно все.

─ Возможно, тебе и могло так показаться, но я не страдаю нарциссизмом.

─ Тогда в чем же твоя проблема!? Не знаю, чего ты себе надумал, но постарайся, как следует уяснить. Я скверно к тебе отношусь, и никаких девичьих чувств во мне ты не пробуждаешь.

─ Ты лжешь.

─ Серьезно?! Тебе так трудно в это поверить!?

─ Ты прекрасно ко мне относишься. Иначе бы, ты не стала со мной секретничать.

─ О Дереке знают многие. Кроме моих родителей. А остальное вообще достояние общественности.

─ Не оправдывай свой порыв. С кем попало, такое не обсуждают.

─ Тебе нужен доктор. Ты явно лишился ума.

─ Ты прячешь свое естество за маской холодного безразличия. Не думаю, что тебе это нравится.

─ Мое поведение не должно оправдывать чьи-либо ожидания. Я поступаю так, как считаю нужным. В чем ты меня коришь?!

─ Теперь понятно, почему ты так одинока. Продолжай в том же духе и будь уверенна, в этой жизни тебе не встретить свою любовь. Она попросту тебя не узнает.

Мэделин стало обидно, и она точно пулей вылетела в вагонный коридор. Она не ждала подобных прямолинейных высказываний, но голая правда буквально ее пробила. Донат сразу помчался за ней, вдруг осознав, что выразился не тактично.

─ Ну, и ну, ─ сказала Апола, зарываясь руками в подушку.

Ее затылок достаточно оголился, и в области шеи воссияло изображение маленького золотистого глаза. Оно было похоже на татуировку, набитую переливающимся золотым пигментом. О его появлении Аполония ничего и не знала.

Мэделин мчалась по коридору и едва могла сдерживаться, чтобы не разрыдаться. Она вбежала в помещение тамбура, руководствуясь целью сокрыться от всех подальше. Задетая горделивость извергла свою реакцию.

Донат чувствовал себя виноватым и стремился это исправить. Он надеялся сделать это при помощи слов и поэтому когда вошел в тамбур принялся изливать сожаления.

─ Пожалуйста, не нужно на меня обижаться. Мои слова ничего не значат. На самом деле я вовсе так не считаю.

─ Ты сказал то, что думал. Не стоит из-за этого беспокоиться.

─ Мне жаль, что так получилось. Я не сдержался.

─ Так бывает. Забудь. Мне уже все равно.

─ Этого бы не было, не будь ты такой бесчувственной. Ты говоришь, что никто не видит в тебе тебя. Но, по-моему, ты сама себя прячешь. Притворяешься.

─ Зачем мне, по-твоему, притворяться!?

─ Затем, что ты боишься.

─ Что, прости!?

─ Боишься быть настоящей. Дать волю чувствам и высвободить истинную себя.

─ Знаешь, может и так. Но ты и представить себе не можешь, насколько мне трудно уживаться с самой собой. Я не умею быть настоящей. Думай, что хочешь, но я не знаю чего от себя ожидать. Я не знаю, кто я на самом деле. И поэтому иногда мне бывает страшно. Мои чувства были уже на воле и не к чему хорошему это не привело.

Дослушав высказывание, Донат шагнул вперед. Он обхватил пылающее лицо Мэделин и прижал ее тело к литой металлической стене. Они плотно соприкоснулись лбами, и этот контакт подействовал опьяняюще. Донат не мог и помыслить, что нечто подобное когда-нибудь с ним случится. Его поглотили чувства, и остаткам самоконтроля моментально пришел конец. Мэделин никак ему не сопротивлялась, будучи необыкновенно податливой. От силы и нежности его рук она безостаточно растворилась, и всем своим видом взмаливала о поцелуе. Она закрыла глаза и слегка затаила дыхание, а лицо ее источало обжигающий жар. Донат все эти признаки распознал и сгорал от желания слиться с ней в поцелуе. Он прикоснулся к мягкой поверхности ее губ и вдруг ощутил уже знакомое ему исступление. Настоящая Мэделин каким-то образом на него влияла, и эту особенность было не объяснить. Едва ощутив ее измученные ожиданием уста, он словно ошпаренный отпрянул от них подальше. Донат внезапно понял, что еще немного, и он полностью себя растеряет, и тогда в его сердце закрался страх. Он поддался внутренним опасениям, выпустив из ладоней прекрасное пылающее лицо. Выйти из тамбура это единственное, что на данный момент ему оставалось.

Мэделин подобной реакции была удивлена, но при этом испытывала крохотную удручающую неловкость. Возвращаясь в купе, она убеждала себя в том, что ничего особенного не произошло, а случившееся самое обыкновенное недоразумение.

Донат не находил утешение в своих убеждениях, но тем не менее понемногу приходил в себя, слушая музыку через новые беспроводные наушники. Его плейлист начинался с песни «Carnivаl of rust» группы ─ «Poets of the fall», а заканчивался песней «Somewhere Only We Know» группы ─ «Keane». На какое-то время ему удалось отвлечься, но некая обыденная безмятежность отныне его покинула.

Примостившись к окну, Мэделин уставилась в одну точку. Она сделала вид, что любуется красотами Скандинавии, но на самом деле не знала, куда и поддаться. Чем больше она в чем-либо себя убеждала, тем сильнее ей хотелось во всем разобраться. Что-то внутри нее изменилось в момент, когда Донат потерял над собой контроль. Его порыв привел ее в отречение, и прежних намерений отныне она не имела. Ей больше не хотелось внушать ему свое безразличие, да и самой себе тоже. От притворств не осталось и следа, но мог ли знать Донат, к каким последствиям это приведет.

«Я же была готова ему поддаться!» ─ думала про себя Мэделин. «И он это видел. Более того, он сам меня спровоцировал. Он тянулся к моим губам!

В результате всех этих размышлений Мэделин решила все прояснить, но как это сделать пока что было не ясно. Для этого они с Донатом должны были остаться наедине, или как минимум, чтобы их никто не подслушивал. Аполония многое, конечно, понимала, но о чем-то конкретном догадываться не могла.