Манус застонал, когда блондин сунул плечо под его руку и поднял его. Океан схватил его за ноги, гладил волнами его лодыжки.

Он словно извинялся.

«Прости, что навредил тебе. Прости, что убил твоих друзей. Прости, что забрал ее у тебя».

Будь он сильнее, сказал бы морю, что между ними все кончено. Он не мог быть верным, если море все у него забирало. Забирало и забирало все, что он любил. Но он снова был там.

Блондин охнул, толкнул лодку от берега и запрыгнул в нее.

— У твоих ног одеяло. Если умный, бери его.

Манус не двигался.

— Ты или упрямый, или тупой. Так какой же?

— Почему ты прибыл?

— Пес не оставил выбора.

— Почему? — повторил Манус.

Он посмотрел в ледяные глаза мужчины. Викинга, судя по виду. Свежий воздух очищал его разум, и он видел косички и бусины в бороде мужчины. Но такой корабль оказался далеко на юге.

Викинг кивнул.

— На моей земле такие существа дикие. Я хотел увидеть человека, который приручил фейри.

— Он не приручен.

— Но слушается тебя.

— Я попросил. Он согласился помочь.

— Опасно играть с фейри, — рассмеялся викинг. Он взял весла в большие руки и стал грести. — Ты знаешь, как для них важны сделки?

— Я знаю старые легенды.

— Не стоило соглашаться на сделку с ку ши.

— Это мое дело, викинг.

— Это твоя голова, — исправил он. — Я не знаю тебя, а ты — меня. Но если ты будешь на моем корабле, держи пса подальше от моих людей. Мне не нужны в пути фейри, приносящие неудачу.

Манус кивнул. Он не хотел признаваться, что в нем была кровь фейри. Потому он выжил?

Голос Артуро зашептал в его голове: «Они тебя пощадят. Ты — фейри. Как они. Просто скажи моей жене и ребенку, что я люблю их, и твой долг будет отплачен».

Ему казалось, что долги будут на его душе вечно.

Океан направил лодку к кораблю викингов. Перед глазами все расплывалось, на миг показалось, что он видел Сиршу в воде. Темные волосы как водоросли и улыбка, что разбила бы сердце любого мужчины.

— Как вы миновали стражницу?

— Чудище в воде? — викинг улыбнулся, его зубы на миг показались острыми. — Они не нападают на корабль викингов. Мы редко тут бываем, но они пострадали от нас достаточно, чтобы больше не нападать.

— Они вас боятся?

— Я зову это взаимным уважением.

Манус не был в этом уверен. Викинги не славились уважением, хоть и подняли его на корабль. Они схватили его за одежду сильными руками. Они были высокими и крупными, он еще не видел таких больших людей.

На пару секунд он испугался, что был на борту не у викингов. Он переживал, что э то были Туата де Дананн, и они воровали его.

А потом они хлопнули друг друга по спинам, стали ругаться, писать за борт, и он понял, что это были люди. А с людьми он мог разобраться.

Манус опустился на груду сохнущих неводов. Мак Лир выпрыгнул из лодки в воды. Викинги кричали, указывая на фейри, плывущего посреди моря.

Но Манус видел другое. Глаза зверя изменили цвет, стали почти как у человека и старее.

— Спасибо, Мананнан мак Лир, — пробормотал он.

Пес пропал в волнах, и Манус гадал, был ли то зверь. Фейри могли менять облик. Мог ли Мананнан мак Лир направить Мануса к Сирше?

Он впился пальцами в неводы и старался не смотреть на океан.

Там были монстры. Монстры без облика, глаз или рта. Худшим монстром в тех глубинах была его собственная вина.

* * *

— Что ты наделала?

— Отец, прошу.

— Молчи! На этот вопрос я не хотел ответа.

Ее отец взмахнул рукой в воде. Поток оттолкнул ее в грудь брата.

Сирша подалась вперед, чтобы не ощущать спиной грубую кожу. Бородавки, гадкая чешуя не были человеческими. Она попробовала красоту и не хотела касаться их ужасных тел.

— Ты была с человеком, — прорычал ее отец. — Ты знаешь наши законы.

Она сцепила пальцы перед собой. Молчала, как он и хотел.

— Это уже слишком, Сирша. Я дал бы тебе выбрать любого русала. Но это? Я не потреплю и дальше этого глупого поведения.

— Я не хочу ни одного русала.

— Что ты сказала?

Ее лицо стало зеленым.

Сирша слышала, как охнули ее сестры, некоторые закрыли лица от страха, что их отец ответит на оскорбление. Но она не могла остановиться.

— Я не выйду за русала. Я люблю другого.

— Любишь? Любовь — выдумка людей, чтобы брак стал терпимее.

— Я знаю, что любовь есть. Я ощутила ее с ним, и я не выживу без нее.

— Ты отлично выживешь, — рявкнул он. — Моя дочь не так слаба, что не выживет в браке. Уведите ее. Заприте, чтобы не улизнула до свадьбы с Крейгом.

— Крейг? — охнула она, брат сжал ее плечи. — Я не выйду за него. Я не выйду ни за кого!

— Ты сделаешь, как я сказал.

— Отец! Ты так со мной не поступишь! Прошу!

Она ждала, что он будет кричать, спорить, может, даже ударит ее. Но он так не сделал. Ее отец отвернулся от младшей дочери и поднял руку, чтобы не видеть ее мольбу.

— Уведите ее.

— Стой, — прошептала она. — Отец, посмотри на меня.

Бородавки царапали нежную кожу ее груди. Она вырывалась из хватки брата, хвост дико извивался.

— Отец! Ты посмотришь на меня, обрекая меня на несчастную жизнь! Отец!

Ее отец отвернулся, выпрямил спину и молчал.

Сирша боролась весь путь в пещеру. Она кусала руки брата, сплевывала зеленую жижу в воду, как зверь. Слюна висела нитями вокруг ее плеч, текла из его больших губ. Молочно-белая густая слюна напоминала ей, где она была.

Под водой. В глубинах океана, где никто не слышал ее крик.

Ее сестры тянулись за ними. Они плакали в ладони, но смотрели на нее пылающими взглядами. Они хотели знать историю ее любви. Как это ощущалось, как произошло, что за существо заразило ее такой эмоцией.

Любовь не была настоящей. Русалки это знали. Им нравилось мечтать о любви. Это была сказка, которую могли испытывать разве что Высшие фейри, но не меньшие.

Она вела к опасным путям. Люди поступали глупо, опьяненные любовью, ссорились, даже умирали, потому что желание было ужасным.

Ее сестры думали, что она умрет. Может, так и будет.

Сирша ощущала обжигающую боль потери в груди. Она опаляла ее плоть и кости, и она была уверена, что все видели сияние углей. Она ненавидела их. Ненавидела всех существ, что были между ней и Манусом.

Она содрогнулась от всхлипа, сжалась в комок, хвост вяло покачивался, как флаг поражения. Ее брату было плевать. Он думал, что она была безрассудной, как думал и ее отец.

Может, так и было. Если бы она не спасла человека, была бы счастлива от мысли, что проживет с Крейгом. Он обеспечил бы ее. Позаботился бы о ней по-своему.

Ей не нужно было бы переживать из-за еды. Она не скучала бы по семье, он не увел бы ее на сушу.

Но она не испытала бы приключения или мир над волнами.

— Все не так плохо, — буркнул ее брат. — Ты будешь как все русалки. Замужем, с детьми и кучей дел. Забудешь о своем человеке, как только займешься своей семьей.

— Я не хочу забывать. Я хочу помнить его до конца жизни.

Он фыркнул.

— Нет. Ты будешь помнить какое-то время, но потом — нет. Старые раны или кровоточат, пока не кончится кровь, или ты заживляешь их и трогаешь, когда хочешь ощутить боль.

— Говоришь по своему опыту? — ядовито сказала Сирша. Она хотела задеть его. Чтобы он кровоточил как она.

Она не ждала, что он хмыкнет в ответ, и звук пронзит ее живот и пробежит по спине.

— Не ты одна испытала потерю, сестренка. Вырасти и терпи, как все мы.

Потоки сплетались вокруг нее. Они нежно обняли ее, и это вызвало слезы на ее глазах. Даже океан хотел извиниться за то, что участвовал в ее потере.

Какую жизнь она получит? Ее народ страдал от ненависти, она ничего не могла с этим поделать. Они продолжали ненавидеть, злиться, терять, и конца этому не было. Это передавалось от родителя к ребенку поколениями.

Только она среди многих ощущала боль русалок в своих венах.

Прутья из камня виднелись впереди. Они использовали клетку для худших своего вида. Для тех, кто воровал, ранил, убивал.