Отставив уже пустую чашку из-под пряного отвара, Логрэд вновь запрокинул голову и распахнул глаза. В этот раз Зверь не откликнулся, и проходчик невольно вздрогнул. Казалось, с ним играли. Подпускали ближе на шаг – и сразу прогоняли прочь. Чтобы заинтересовать.
– Я не боюсь его, бабушка, – подтянув колени к груди и положив на них голову, зевнул парень. – Я знаю, что каждому отмерено то, что должно. И мою ленту ещё ткут.
– Время – это не лента, имеющая начало и конец, – закуривая длинную трубку, нравоучительно произнесла старейшина. – Оно больше похоже на зёрнышко, вмещающее в себя бесконечность.
– Весь мир – зёрнышко? – удивлённо моргнул Рэд.
– Вселенная – зёрнышко, – выпуская колечки дыма, расплылась в улыбке женщина. – Всё, что ты видишь в своих снах сейчас, видел до этого или увидишь впредь, происходит в один и тот же момент. Прошлое и будущее – относительны, мальчик.
– Значит, я ещё увижу Грега?
Туи гортанно рассмеялась.
– Ты общаешься с ним. Ты видишь его.
– Не сейчас?
– Не здесь, – поправила его она и вновь рассмеялась.
========== Эпилог ==========
Эпилог
– И сказал он, – медленно проговаривая каждое слово по слогам, Логрэд не смотрел в книгу, – если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери…
Вместо этого он любовался цветущими яблонями. Не один год ушёл, чтобы на выжженных солнцем землях Аласто выросло что-то столь прекрасное, живое. Казалось, то было истинное благословление Возвышенного, когда несколько вёсен назад он увидел белые лепестки, что занёс в открытое окно ветер. Именно тогда Рэд понял, что нашёл своё место.
–…и жены и детей, и братьев и сестёр…
Такая жизнь нравилась ему с каждым годом, с каждой неделей, с каждым часом – всё больше. Утренняя молитва, работа в поле, школьные уроки в сельской церкви, вечерня. И вместе с тем дни не сливались в длинную вереницу похожих как две капли воды.
–…а притом и самой жизни своей…
Его тешила мысль, что где-то на этой же земле живёт и Грегори. Доктор не отвечал на письма, не передавал весточек, но Логрэд отчего-то знал, что он был счастлив. Хотя бы немного. Потому что если ты жив, если видишь над головой чистое и высокое небо – как можно быть несчастным?
–…тот не может быть Моим учеником, – закончил предложение он и с улыбкой посмотрел на детей.
А раз в несколько месяцев приезжали Рей и Мири, делились новостями, иной раз привозили необходимые книги… И что с ним сделалось? Несколько лет назад бежал от сестры, как от огня, боялся испортить ей жизнь, потянуть за собой. Наверное, он всё-таки нашёл так необходимую ему добродетель. Сумел простить себя.
– Дописали? Смотрите у меня, – хитро прищурился он, – повторять буду только один раз, чтобы вы смогли проверить. Все готовы? Итак. И сказал он: если кто приходит ко Мне…
***
За окном уже который день завывала песчаная буря. Поправив очки на носу, Грегори потёр большим пальцем висок и вернулся к чтению. Зрение за последние полгода сильно упало, но корректировать его с помощью Забытых технологий доктор не хотел. Джифф считала, что в очках Вериа выглядел куда солиднее, и мужчина невольно поддался на слезливые уговоры и взбалмошные упрёки.
– Он всё ещё шлёт письма? – промурлыкала на ухо Нивес, опершись на спинку мягкого кресла, в котором сидел Грегори. – Что пишет?
– Кажется, не все доходят, – усмехнулся он, откладывая исписанный мелким почерком лист в сторону.
– Ещё бы! – всплеснула руками Джифф и подошла к окну. – Живёшь в самой заднице мира!..
– Леди Нивес!
– Хорошо-хорошо, – виновато улыбнулась она. – Не в такой уж и заднице. В конце-то концов, есть места и похуже. Абсолютно с тобой согласна.
Тихий стук заставил Грегори вздрогнуть. В дверном проёме замерла Мирика, уперев одну руку в бок и недовольно оглядывая захламленную комнатушку. Доктор никого не пускал разбираться в залежах книг и документации, предпочитая наводить собственный, ведомый ему одному порядок. За неимением двери – Мири не нравилось, что Грег подолгу запирается в кабинете и игнорирует любые попытки до него дозваться, поэтому дверь и сняли с петель; протесты были бесполезны – девушка стучала по табуретке у входа.
– Рей вернулся. И Лео приготовила ужин. Вы идёте?
Быстро же годы летят. За несколько лет девочка из мелкой пигалицы сделалась красивой девушкой, всё больше походя на родную мать. Внешние черты леди Грэм угадывались с трудом, но вот характер…
– И что ему в такую бурю на месте не сидится? – закатила глаза Нивес, скрестив руки на груди. – Что на этот раз такое срочное? Бородавки у господина Лив? Насморк у тётушки Пирс?
– Иду, – вздохнул Грегори, из кресла, впрочем, не поднимаясь.
– И руки помыть не забудьте!
– Чем? – тихо проворчал Грегори. – Песком?
Девчонка расслышала, однако говорить ничего не стала и, фыркнув в ответ, удалилась.
– Ох и настрадается Рей…
– Что? – не понял доктор.
– А ты не видел, как твой ученик засматривается на эту леди? – невинно затрепетала ресницами Джифф. – Ещё максимум год, и он сделает ей предложение.
Грегори пробормотал что-то невнятное в ответ, вяло отмахиваясь от женщины. Чувствуя себя незаслуженно оскорблённой, Нивес пристроилась на полу у ног Вериа и положила свою очаровательную головку ему на колени.
– Ты всё-таки не собираешься возвращаться туда?
Отложив очки и почесав переносицу, мужчина хмыкнул.
– Я не могу вернуться туда. Тут скорее подойдёт когда. Я попробую объяснить…
– Дурак ты, – счастливо улыбнулась она и зажмурилась, чем-то походя на довольную кошку. Отчего Грег принялся чесать её за ухом.
– А ты всего лишь плод моего воображения. Один-один.
Нивес резко распахнула глаза. Сине-серые, подобные грозовой туче, в которой плясали озорные искры молний.
– Разве я становлюсь от этого не права? – её лицо сделалось неестественно серьёзным. – Что он пишет тебе?
– Стихи. Красивые.
Она молчала. Знала, что он хочет сказать что-то ещё, но не может толком сформулировать.
– Видимо, расплачивается так со мной за спасённую жизнь, – пожал плечами доктор.
– Если действительно красивые, то плата стоящая. Прочитаешь?
Доктор вздохнул, проклиная тот миг, когда впервые позволил себе представить Нивес с этими настоящими глазами. Вздохнул и…
Когда не останется даже шанса
Сделать последний вдох,
И волосы станут цвета фаянса,
И будет отмерен срок,
Когда ярко вспыхнет моя свеча
И будет потушен фитиль,
Рука не сможет поднять меча
Иль нарисовать тильд,
Когда будут написаны все стихи
И сказаны все слова,
Не станет больше преград любых,
А чаша будет пуста,
Когда будет стёрта незримая грань
Между добром и злом,
И будет заплачена демону дань,
И судьбы совьются узлом,
Когда я проснусь от долгого сна,
И комната будет пустой,
Когда будет в сердце моём дыра,
Я вспомню, что жил тобой.
========== Конец? ==========
По гребню дюны, медленно перебирая ногами, плёлся мужчина. Ночной холод пробирал до костей, и путник начал сомневаться, сумеет ли в итоге добраться хоть куда-нибудь, однако в небе над головой он видел свою звезду-ориентир. Ни разу она не пропадала из его поля зрения, но въедливое сомнение прочно угнездилось в голове. Ещё немного, чувствовал путник, ещё несколько дней, и оно перерастёт в настоящую панику.
Впереди, между барханов, мелькнул свет. Поначалу он подумал, что ему мерещится. Но через минуту огонёк перестал мигать и сделался ярче звёзд на небе. Обрадованный путник ускорил шаг, но усталость сыграла с ним злую шутку, и последние сто метров до потенциального приюта мужчина прокатился кубарем.
