Парень – Грегори – морщится. Он не курит. Сейчас не курит. А я понимаю, что сон это – лишь отчасти. Жаль только, что стоит мне проснуться, как собрать его лоскутки в единое целое никак не получится. Хочется узнать, почему, как… каково моё место? Но одному Возвышенному известны цели этой игры.

– Ты всегда приходишь сюда, – громче повторяю я и протягиваю руку. – Поэтому я знаю, кто ты и зачем пришёл.

Он вкладывает в неё потёртый от песка и времени дневник. На страницах тетради мелькают строчки знакомого почерка – витиеватые буквы с аккуратными вензелями. Я узнаю свои стихи, и во рту становится сухо, как в пустыне.

Записано это не моей рукой. Почерк принадлежит тому, кто считал, что в них кроется разгадка. Кто собирал их по крупицам.

Здесь не только стихи – мысли, даты, события. Но я не стану читать. Сколько бы ни хотел знать, что думал обо мне Грэм, простил ли меня, получил ли хотя бы сотую долю того счастья, что по праву заслужил. Не стану. Эти знания не принадлежат ни мне, ни моему времени.

– Раз за разом, – медленно проговариваю я, – снова и снова. В Дженто. В Аласто. И остаёшься здесь. Но не пора ли разорвать этот круг?

Зажигалка в одной руке, ветхие иссохшие страницы – в другой. Одно движение, и я что-то изменю. Я уверен в этом. Только не понятно, было это? Или только будет? Или – всё-таки повторяется из раза в раз? Как быстро, оказывается, может истаять уверенность.

Нет, лучше об этом не думать. Поэтому крепче сжимаю источник искры в руке.

И без сожаления сжигаю тетрадь.

========== XXIV ==========

XXIV

Вдох. И спустя минуту – выдох. Палец никак не хотел опускаться на кнопку и всё дрожал, замерев в воздухе. Час назад, когда в голову только пришла мысль о подобной программе, он не сомневался, но именно в этот миг понял, что одним движением уничтожит многовековую историю.

Свою историю.

Марк встряхнул головой и, оттолкнувшись ногой от массивной ножки стола, отъехал на кресле подальше. Колёсики всё также противно скрипели, как и в самый первый день, когда он только прибыл на базу. Смазать их не составляло большого труда, но было в этом звуке что-то успокаивающее. Как бы странно это ни звучало.

– Нэйтан, будь добр, нажми на эту кнопку.

Дворецкий вскинул голову и удивлённо уставился на механика.

– Это приказ? Подтвердите команду.

Выругавшись под нос, Гонтэ устало выдохнул и отвернулся от слуги. Разумеется, нужно подтверждение. Он специально программировал ИИ таким образом, чтобы исключить самообучение, а любой приказ, который подразумевал вред хозяину, обязательно требовал специального кода. Сказать его – то же самое, что нажать кнопку самому. Нет, бездушная железка, лишённая всякой свободы воли, и пальцем не пошевелит без необходимой команды. Тут не стоило и пытаться.

– Следуй инструкции, – повторно выдохнул Марк и, перебирая ногами, под противный скрежет подъехал обратно к столу.

Леонора сбежала, забрав с собой и ученика доктора, и сестру Рэда. Разумно, весьма и весьма. Но почему Лео не попробовала даже посоветоваться с механиком на этот счёт? А потом, сразу следом за ней, сбежала Адарэль. Спасать своего ненаглядного, возлюбленного в бесконечной степени священника. Но назвать девчонок предательницами у Марка не поворачивался язык. Они были вольны делать всё, что им было угодно. Не вправе он их останавливать или в чём-то упрекать, но только не успокаивали эти мысли гложущее внутри груди чувство.

Не первый год он наблюдал за людьми. Не первый раз находил тех, кого где-то в глубине своего запрограммированной души считал друзьями. И не впервые – оставался где-то позади, один.

Всего несколько минут, пока он только раздумывал, как подобраться к необходимому коду, пальцы отказывались слушаться. Точно также, как сейчас не хотели давить на кнопку. Будто бы тело стало врагом разуму, пыталось заставить одуматься и остановиться.

Вопрос доктора всё никак не хотел улетучиваться из головы, и Марк изо всех сил пытался оправдать возложенные на него вместе со званием надежды. А что делаешь ты, а что делаешь ты… Словно заезженная пластинка, где вместо музыки – пустой и безжизненный голос Грегори. В нём не было ни капли обвинительного тона, но почему-то киборг чувствовал себя виновным во всех бедах и несчастиях Вселенной.

Только в петлю лезть не собирался.

Хотя то, что он придумал вместо мыла и верёвки, было куда хуже. Но ничего не оставалось. Верно ведь?.. Потому что он знал, что добрая фея ни за что не появится перед ним и не сделает из него человека. Настоящего мальчика.

Программа должна будет стереть все воспоминания, всю ту информацию, что удалось раздобыть в Центре. Оставить только личность взбалмошного гения-изобретателя, исказить последние воспоминания и создать сотню-другую ложных. Может, хотя бы так что-то получится?

В глубине зрачков мелькнули синие искры – киборг заставил себя в очередной раз подключиться к сети, из которой загрузится программа. В сущности, большая красная кнопка перед ним находилась там исключительно для красоты и значимости момента. Он мог запустить код в любой момент.

Вдох. И почти сразу, буквально через пару секунд – выдох.

Да, никакая кнопка не нужна.

Винсент криво усмехнулся. Кажется, в своём желании кому-то что-то доказать через голодовку он перестарался. Руки слушались до того отвратительно, что разорвать свежеиспечённый, мягкий и хрустящий хлеб получилось только с пятой попытки. Челюсть, впрочем, не отставала, и глотать приходилось большими кусками, то и дело прибегая к помощи кувшина с водой. Каким бы ужасным преступником его не считали, кормили всё-таки подобающе статусу. Даже здесь, в тюрьме, он оставался аристократом.

Счёт времени был потерян уже давно. Святой отец – хотя, вправе ли он именовать себя так сейчас? не отлучили ли его от Церкви? – нехотя прервал трапезу и умылся остатками воды. После столь длительного голода есть нужно было с умом, он знал это не понаслышке. Несколько месяцев в Нижнем городе шли за целую жизнь в Верхнем, и Райт никогда не жалел о тех ужасах, что выпали на его долю. Именно тогда он научился лгать, как дышать, обхаживать женщин и убивать.

– Вы уже сдались? – Ему померещился голос доктора Вериа.

Встряхнув головой, он криво усмехнулся и подумал про себя, что действительно сдался. При должном желании всегда можно было придумать способ выбраться, извернуться подобно змее и ужалить ядом лжи, да так, что станешь в итоге героем. Но вместо этого почему-то хотелось, чтобы всё поскорее закончилось. Быть может… быть может, Возвышенный всё же простит грешную душу и пустит в свои чертоги, где он сможет увидеть Мириам? Отчего-то уверенность, что его сестра попала в лучший мир, не покидала его.

– Так легко сдались? – продолжал недоумевать доктор.

И Винсент понял, что никакие это не галлюцинации. Грегори стоял по ту сторону двери, возможно, даже со спасительным ключом, и разговаривал с ним. Наверное, пытался понять, стоит ли тратить время и силы на спасение или нет, и был, конечно же, в своём праве сомневаться. Действительно, зачем вызволять из плена того, кто не хочет жить?

– Я добился, чего хотел, – бесцветным голосом отозвался священник.

Он сломался, но причиной тому был не проигрыш и не пытки. Да и пытать в последние несколько дней его стали реже – то ли поняли, насколько это бесполезно, то ли близился день казни. Райт надеялся, что всё-таки последнее. Тянущиеся не часы даже – секунды – не вызывали ничего, кроме глухой тоски.

– Пределом ваших мечтаний была сырая камера? Может, стоило сразу попросить Грэма о столь незначительной услуге?

– Уж простите, не догадался.

– Зачем вы убили Мирта? – после минутного молчания спросил Вериа.

– Вы хотите узнать, почему я поступил столь глупо, что избавился от союзника? Конечно, оставь я его в живых, у нас, быть может, что-нибудь да вышло. Потому что генерал-майор сумел бы правильно сориентировать своих людей, и тогда…