Такого взгляда Паша тоже не знал у нее никогда прежде — не просто расслабленный или теплый, а какой-то будто сияющий. Ее глаза — пустые и жесткие, равнодушно-усталые или насмешливо-строгие — никогда не сияли таким радостным чистым светом.
— Так, давайте-ка ужинать, заодно и расскажете, чего вы такая загадочная, — Паша помог начальнице снять плащ и подтолкнул к столу.
— Спасибо, не хочу, по дороге перекусила, — с какой-то размягченно-тихой хрипотцой ответила Ирина Сергеевна, осторожно устраиваясь на стуле. — Да сядь ты уже, не маячь.
— Ну давайте хоть чаю выпьете, — кажется не услышал Ткачев, доставая фрукты, внушительную вазочку со всякими сладостями, расставляя чашки. — Вы рассказывайте, рассказывайте.
— Я была у врача, — каким-то неуверенно-сбивчивым голосом начала Зимина, нервно сжимая пальцы. — Сначала… раньше времени… не хотела узнавать, мало ли, может какая ошибка… Но теперь уже точно… Паш, — выпалила, будто кидаясь в омут, — мы… у нас будет девочка.
На светлой скатерти кляксой расползлось замысловатое чайное пятно.
— Девочка? — глупо переспросил Паша, неловко отставляя чайник. Повторил, будто не совсем понимая смысл слова: — Девочка… В смысле… дочка?
— Паш, ну не сын же! — вздернув бровь, насмешливо фыркнула Зимина, вновь становясь изученной и привычной.
Ткачев как-то неуклюже поднялся, растерянно глядя на нее. А затем вдруг, легко подхватив со стула, сжал в объятиях, закружив по кухне.
— Паш, Паш, а ну поставь, я сейчас упаду! — со смехом потребовала Ирина, зажмурившись — от мельтешения стен перед глазами начала кружиться голова. Ткачев замер, но рук не разжал, по-прежнему прижимая ее к себе — сияющий, неловкий, трогательно смешной в этой растерянности.
— Ты что, правда рад? — против воли сорвался невероятно дурацкий вопрос.
— Ирин Сергевна, че за вопросы? — недоуменно застыл Паша, вглядываясь в ее лицо.
— Ну… просто… обычно все мужчины хотят сына… Вроде как это круто…
— Ну чего еще за глупости? — улыбнулся Паша, прижимаясь губами к ее виску. — Дочка… это же… это же здорово… А сын у вас есть уже, и мне почти что родной… А теперь вот… Да и вообще, какая разница, кто у нас будет? Главное… главное — будет.
***
Робкие и неуверенные поначалу шепотки становились все громче; взгляды — пристальней и красноречивей. Мнения сотрудников разделились — недоверчивые “да вы че, это ж Зимина!” перекрывались замечаниями “бывалых”, видевших и подмечавших все — каждое лыко, что называется, ложилось в строку. Были и третьи, в основном молоденькие смазливые сотрудницы, едко бросавшие что-то о том, что всегда державшая себя в форме начальница как-то сдала, наверное, стареет. Хотя, судя по оживленным взглядам коллег мужского пола, с этим мнением они были не очень-то согласны… Но все смутные слухи, сплетни и догадки проходили мимо Ирины — она, с головой погруженная в рабочие проблемы, бытовую суету, решения и задания для “своих” и бурную личную жизнь, попросту ничего не замечала.
— Счастливая ты, Ир, — Измайлова, долив себе чаю, со вздохом покосилась на яркий журнал в руках начальницы — какой-то очередной каталог детских товаров. — Муж чуть ли на руках не носит, в семье тишь да гладь, пополнение намечается…
— Ты забыла добавить: начальство задолбало, на работе сплошные проблемы, на районе творится не пойми что, — хмыкнула Ира, метко забрасывая журнал в ящик стола. — Не бывает так, чтобы все идеально, Леночка.
— Ир, ну не понимаю я тебя. Давно бы плюнула на эту работу, ушла бы в отпуск… Нафига тебе эта нервотрепка, тем более теперь?
— И что, целыми днями дома перед теликом торчать со спицами и клубком ниток? Или по магазинам шататься? А вечером Ткачеву мозг от скуки выносить? Не, Лен, я так не могу. Это все-таки мой отдел, моя работа, я всю жизнь при погонах, а теперь что — свалить, место какому-нибудь молодому карьеристу или мажору освободить? Нет уж, спасибо, я не для этого столько сил приложила, чтобы свое кресло сохранить. А придет какой-нибудь жадный придурок, чтобы тупо бабло стричь, начнет всех коммерсов под себя подминать… А работа что? Да район же просто захлебнется! Или другая крайность, придет какой-нибудь второй Карпов, прости господи, будет всех прессовать… Сотрудники сразу разбегутся кто куда, от отдела одни руины останутся… Нет, Лен, такого быть не должно.
— Знаешь, Ир, — очень тихо сказала Измайлова, звякнув чашкой о блюдце, — я вообще удивляюсь, как ты с такой философией решилась ребенка оставить.
— Лен, ну не передергивай! Скажешь тоже. Конечно… конечно, я рада, что все так повернулось. Знаешь, — заметила с усмешкой, — так странно… Я бы скорее поверила, что с Сашкиными выкрутасами скоро бабушкой стану, чем что сама снова…
— А че, прикольно бы получилось, и мама, и бабушка одним махом, — подколола Лена. — Звалась бы баба Ира…
— Очень смешно! — фыркнула возмущенно Ирина. — Пусть подрастет для начала, Казанова…
— Знаешь, а я вот все думаю… Может, нам с Ромкой тоже… Хотя он вряд ли согласится. Да и потом, в детдомах сама знаешь какие дети, сплошь из семей всяких алкашей, а то и что похуже. Решишь усыновить, семью ребенку подарить, счастливое детство… только скорее наплачешься.
— Да ладно нагнетать-то, Лен, нормальные дети там тоже бывают. Да и потом, ты не забывай тоже, где работаешь, всегда пробить можно, че за семья была, какие родители.
— Может ты и права… Ладно, обед заканчивается, побегу я, работы непочатый край, — Измайлова, порывисто вскочив, бросила лукавый взгляд в сторону возникшего на пороге Ткачева и, не удержавшись, съязвила: — Вот бы всем такие отношения с начальством, чтоб без стука в кабинет врываться…
***
— Ирин Сергевна, ну и что теперь со всеми этими типами будет? Часть-то, конечно, у нас незаконно находилась, с ними быстренько миграционная служба разберется, а остальные? Тем более среди их подручных и наши были тоже…
— Паш, ну ты че, маленький? — снисходительно приподняла бровь Зимина. — Они же все не святые, обязательно где-нибудь да прокололись. Вот на этом “прокололись” и будем их брать. Ну а те, кто осторожные, к хозяевам поближе, тех, сам понимаешь…
— Закрыть на ровном месте, ясненько, — понимающе кивнул Ткачев. — До чего ж коварная вы, Ирин Сергевна…
— Они за все эти дела сесть вполне заслужили, как считаешь? Да и потом, ну не стало их главных, а где гарантия, что на этом все и закончится? Обязательно вылезет кто-нибудь, крутым себя возомнит. Свято место пусто не бывает, сам знаешь. Грызня начнется, реки крови польются… Оно нам надо? А потом появится какой-нибудь второй Ильдар, замутит бизнес по примеру предшественника… Нет, Паш, мой район должен быть чистым. Наш район, Паша! И дело тут не только в контроле. А в том, что мы здесь живем, здесь живут наши родные и близкие! И я не хочу, чтобы завтра мне позвонила какая-нибудь моя подруга и сказала, что ее дочь стала жертвой каких-нибудь извращенцев! Или что ее сына какие-нибудь отморозки втянули в какой-то криминал. Или я не права?
— Ирин Сергеевна, а вы вообще когда-нибудь бываете неправа? — усмехнулся Паша.
— Чаще, чем мне бы хотелось, — хмыкнула Ира. — Ты меня осуждаешь? — посерьезнев, спросила вдруг, вспоминая разговор с Леной.
— Я? Вас? С какой стати? — недоуменно приподнял брови Ткачев. — Что-то я не совсем…
— Я о том… в том смысле, что… я наверное, не должна сейчас влезать во все это, командовать, разбираться… Но я не могу по-другому, не понимаю, как по-другому…
— Я тоже, — с улыбкой заметил Паша. — Да ладно вам, Ирин Сергевна, я ж все понимаю… Не можете вы без своей работы, и ничего тут не попишешь. У вас в крови командовать, да и без погон вам жизнь не жизнь… Я ж тоже не представляю, как бы я по-другому… Видимо, мент это диагноз.
— Видимо, — с усмешкой кивнула Ирина. — Так, значит, решили? Думаю, повесить на всех этих деятелей что-нибудь да найдется. Ну а не найдется — надо будет найти… — и, резко осекшись, замолчала — лицо сосредоточенно застыло, напряженный взгляд как-то неуловимо и непонятно изменился. Паша, настороженно наблюдая такое преображение, уже приготовился испуганно подорваться, но Ирина Сергеевна, прижав палец к губам, осторожно положила ладонь на живот. И лицо как-то разом вспыхнуло — от осторожной мягкой улыбки до теплотой сияющих глаз.
