- Эх, молодо-зелено! - сказал Лоутон. - Простите меня, но вы, право же, наивны. Поймите, они не пьют вина, и если сидеть с этой тройкой за одним столом, можно одному выпить всю бутылку. Потому-то Коркоран к ним и примазался.

- Вы, я вижу, хитрец, мистер Лоутон, - сказал Пен, в восторге от своего нового знакомого, на что тот скромно отвечал, что почти всю жизнь прожил в Лондоне, ну, и кое-что соображает; а затем продолжал свой перечень.

- Ирландцев здесь - хоть отбавляй. Коркоран первый, и не могу сказать, чтобы он мне нравился. А вон и еще один - видите, такой красавчик в розовой рубашке и желтом жилете, а платок синий: это Моллой Малони из Баллималони, племянник сэра Гектора О'Дауда. - Лоутон попробовал изобразить ирландский акцент и сам рассмеялся. - Он все хвалится своим дядей. А сюда в первый раз явился в штанах с серебряным кантом... Тот, что сидит рядом с ним, - брюнет, длинноволосый, - смутьян и бунтовщик. Послушать его речи - кровь стынет в жилах. А дальше сидит тоже ирландец, Джек Финьюкейн, - журналист. Они крепко держатся друг за друга, эти ирландцы. Ваша очередь наливать. Что? Не хотите портвейна? Никогда не пьете портвейна за обедом? Ну, ваше здоровье.

И то обстоятельство, что Пенденнис не пил за обедом портвейна, еще возвысило его в глазах этого славного малого.

Однажды, когда Пен обедал таким образом с Лоутоном, к ним присоединился рослый мужчина в адвокатской мантии, - видимо, не найдя места среди юристов одного с ним ранга, он подошел к их столу и сел на скамью рядом с Пеном. Платье на нем было поношенное, выцветшая мантия обвисла, а рубашка, хоть и чистая, совсем обтрепалась - не то что розовое великолепие мистера Моллоя Малони, который председательствовал за соседним столом. По обычаю, заведенному в Верхнем Темпле, джентльмены, обедающие в зале, должны в том расписываться, для чего на каждый стол кладется листок бумаги и карандаш. В тот день первым записал свое имя Лоутон, вторым - Артур Пенденнис, а потом к листку протянул руку мужчина в поношенном платье. Увидев фамилию Пена, он улыбнулся и поглядел на него.

- А ведь мы с вами встречались, - сказал он. - Мы оба - питомцы Бонифация: меня зовут Уорингтон.

- Как, вы - Молодч... Уорингтон? - воскликнул Пен, чрезвычайно обрадованный встречей с этим героем. Уорингтон рассмеялся.

- Да, да, Молодчага Уорингтон, - подтвердил он.Я помню вас первокурсником. Вы, кажется, и меня перещеголяли.

- В колледже вас до сих пор вспоминают, - сказал Пен, всегда отдававший должное талантам и храбрости. - Билли Саймс - помните, тот лодочник, которого вы положили на лопатки, - только и мечтает о том, чтобы вы опять наведались в Оксбридж. И обе мисс Нотли, что торгуют галстуками...

- Тсс!.. Рад познакомиться, Пенденнис. Я много о вас слышал.

Молодые люди предались университетским воспоминаниям, и Пен, еще недавно задиравший нос перед Лоутоном и уверявший его, что не пьет за обедом портвейна, увидев, с каким удовольствием Уорингтон поглощает свою долю, не замедлил последовать его примеру, чем немало огорчил простодушного Лоутона. Покончив с обедом, Уорингтон спросил, как Пен думает провести вечер.

- Я хотел съездить домой переодеться, а потом в театр - послушать Гризи в "Норме".

- Вы сговорились с кем-нибудь там встретиться?

- Нет, думал только послушать оперу. Я очень люблю музыку.

- Тогда пойдем лучше ко мне, - предложил Уорингтон. - Выкурим по трубочке. Я живу рядом, в Лемб-Корте. Потолкуем о колледже, вспомним молодые годы.

Они ушли, и Лоутон проводил их печальным вздохом. Он знал, что Уорингтон - сын баронета, а любой аристократ внушал ему благоговение.

Пен и Уорингтон стали с этого вечера закадычными друзьями. Бодрость и обаятельность Уорингтона, его трезвый ум, грубоватое радушие и всегда готовая к услугам трубка сразу пленили Пена, и закусывать с другом в дешевом трактире оказалось куда приятнее, нежели обедать в парадном одиночестве среди вежливых и безмолвных членов клуба "Полиантус".

А вскоре Пен съехал с квартиры, в которую перебрался из гостиницы; он решил, что экономнее будет поселиться с Уорингтоном в Лемб-Корте и обставить пустовавшую там комнату. Нужно заметить, что Пен с необыкновенной легкостью предпринимал всякий шаг, суливший ему что-то новое и приятное. И теперь юный Пиджен и уборщица Фланаган служили верой и правдой как Уорингтону, так и Пену.

Глава XXX

Старые и новые знакомые

Пен, вдохновленный мыслью, что узнает жизнь, побывал во многих уголках Лондона, пользующихся сомнительной славой. Ему нравилось общаться со всякого рода людьми: он наблюдал грузчиков в кабаках, боксеров в харчевнях, добропорядочных горожан, развлекающихся в пригородах или на реке; и он охотно поболтал бы с знаменитыми карманниками или выпил бы кружку эля в компании громил и взломщиков, если бы случай свел его с этой братией. Он восхищался тем, как серьезно Уорингтон слушает россказни Любимца Татбери и Брайтонского Молодца в "Гербе Чемпиона" и какое участие принимает в грузчиках, собравшихся выпить у "Лисы под Горой". Уорингтон знал чуть ли не все питейные заведения Лондона и предместий и чуть ли не всех, кто проводил там время. Повсюду он был личным другом хозяина и хозяйки и одинаково желанным гостем в буфете и в распивочной. Он уверял, что здесь ему интереснее, нежели среди людей его собственного круга, чьи манеры претят ему, а разговор невыносимо скучен. "В обществе, - уверял он, - все на одно лицо, все одинаково одеваются, все пьют, едят и говорят одно и то же; один денди в клубе и выглядит и разговаривает в точности как другой; одна юная мисс на бале похожа на другую как две капли воды. А здесь встречаешь людей самобытных. Я люблю побеседовать с первым силачом Англии, или с человеком, который может всех в Англии перепить, или с шляпником, этим ярым республиканцем, который считает Тислвуда величайшей исторической личностью. Грог я предпочитаю кларету, а посыпанный песком пол в Карнаби-Маркет натертому до блеска паркету в Мэйфэре. Да, признаюсь, те, кто не вхож в "высший свет", мне более по душе".

Как видим, по своим общественным вкусам мистер Уорингтон был республиканец; беседуя с Джеком или Томом, он не допускал мысли, что в каком-то смысле он лучше их, хотя уважительное их обхождение втайне, возможно, и льстило ему.