<p>
Можно перебраться на сытый и самодовольный Запад. Жить в эмиграции, тайком переправлять в Союз свои новые книги... Верить и надеяться, что когда-нибудь вернешься в обновленную и восставшую из пепла страну.</p>
<p>
И можно отправиться в наш мир. В тот мир, где любят и умеют создавать Миры. Где всегда найдется работа и для Учителей, и для их Учеников.</p>
<p>
Я не знаю, какой выбор сделает каждый из тех, кто сейчас томится в тюремных камерах или спит в соседних комнатах. Но что бы каждый из них не выбрал, этот мир уже не будет прежним.</p>
<p>
И зажгутся во Вселенной новые звезды...</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
* * *</p>
<p>
</p>
<p>
...Эх, пожрать бы чего-нибудь!</p>
<p>
Нет, все-таки Петрович скотина. "Особый режим содержания, особый режим содержания"... Какой там он особый, если кормят по-прежнему три раза в день? И пайки... Гм, ну, пайки, конечно, все-таки стали больше. Кто бы и спорил. Но все как-то пресно. Слишком уж обычно, что ли... Могли бы и расстараться для своего агента, козлы. Нет, экзотики, пожалуй, не надо. Зачем, например, омары в винном соусе в тюремной камере? Глупость... Но вот обычную еду из ресторана, салатики там всякие, витаминчики... Вот этого могли бы и подкинуть, сволочи. А так... Двойная порция еды с тюремной кухни. Большое спасибо, дорогой Павел Петрович за вашу заботу о своих новоиспеченных кадрах.</p>
<p>
И с выпивкой, кстати, тоже могли бы посодействовать. Коньячок там какой-нибудь армянский... Или винца бы бутылочку подкинули... Да любой алкоголь пошел бы за милую душу после почти полугодового воздержания! Так нет же. Зажилили. Козлы они и есть козлы. Шкуры! "Особый режим содержания", твою мать!</p>
<p>
Нет, но с другой стороны, конечно, лучше все-таки стало. Тут Павел Петрович свое слово сдержал. Вот в одиночную камеру перевели... Гм, хотя когда я об этом попросил, у бедняги Петровича прямо глаза на лоб полезли. Сидит, воззрился на меня широко открытыми глазами и похохатывает тихонько. Будто сдвинулся маленько.</p>
<p>
- В чем дело? - недовольным тоном осведомился я. Что приятного в том, когда с тебя смеются? Да и Пал Петрович просто так хихикать не станет. Это я уже прочно усвоил за время нашего общения.</p>
<p>
- Ах, Николай Львович, рассмешили, - Петрович взмахнул рукой. - У нас зэки наоборот в общие камеры просятся. В одиночке сидеть ой как не сладко. И не поговоришь ведь ни с кем...</p>
<p>
Ха, не поговоришь... А шесть месяцев подряд видеть перед собой только щекастую перелыгинскую рожу - это как? Слушать его высокоумные рассуждения на политические темы. Ах, этот злодей Лихачев! Ах, этот тоталитарный режим! Свихнуться же можно!</p>
<p>
- Ну, да ладно, - Павел Петрович пожал плечами. - Пойдете на оставшееся время в одиночку. Это же, слава Богу, не надолго. Дней через десять вас уже отправят на поселение.</p>
<p>
- А куда отправят? - я сразу насторожился. Как-то не хотелось мне оказаться где-нибудь на Колыме или в жарких казахстанских степях.</p>
<p>
- Не волнуйтесь, - Павел Петрович усмехнулся. - Как я вам и обещал, очень недалеко от Москвы. Владимирская область. Места там почти курортные. Зона, конечно, но вы будете совершенно на особом положении. Жить и работать вам предстоит в библиотеке войсковой части, которая охраняет заключенных. Режим передвижения у вас будет свободным, но в границах зоны, естественно. Как мы с вами и договаривались, годик подышите свежим воздухом, а там и амнистия подоспеет.</p>
<p>
- Амнистия точно будет? - мне страшно не хотелось оказаться лохом. За все свои заслуги перед следствием трубить потом полный срок - это знаете ли не входило в мои планы...</p>
<p>
- Будет, будет, - Павел Петрович уверенно закивал. - Какой бы мне был смысл затевать нашу с вами игру, если бы вы тянули зэковскую лямку на всю катушку? Вы мне сейчас нужны, Николай Львович. Ну, в крайнем случае, через годик. Писатель, вернувшийся из зоны... Непримиримый борец с коммунистическим режимом... Ореол мученика и большие тиражи ваших книг на Западе вам обеспечены.</p>
<p>
- Ну, книги еще написать нужно, - осторожно заметил я. - Хотя, конечно, и прежние мои работы пойдут...</p>
<p>
- И прежние пойдут, и будущие, - в голосе Павла Петровича сквозила железная уверенность. - В течение ближайшего года вы столько напишите! Куда там Александру Сергеевичу с его Болдинской осенью! Книги, рожденные в советских застенках... Разве это не то, что пойдет там, на Западе, на "ура"? Пойдет, Николай Львович, пойдет. Даже и не пытайтесь спорить. Можете полностью довериться моему опыту и знанию психологии!</p>
<p>
Да, психолог Петрович действительно неплохой... Тут перед ним нужно снять шляпу. Меня, например, он перетащил в свои союзники буквально за одну беседу. Полутора часов обычного разговора наедине с ним хватило, чтобы подающий надежды молодой писатель-диссидент сделался преданным сторонником существующего строя. Более того глубоко внедренным агентом госбезопасности. Так сказать, тайным столпом коммунистического режима.</p>
<p>
Появился Петрович на моем горизонте внезапно. Выпрыгнул откуда-то из недр ПГБ, как чертик из коробочки. В тот день шел обычный, рутинный допрос, к которым я уже за три месяца после ареста успел привыкнуть. Следователь, старший лейтенант госбезопасности Свиридов, из кожи вон лез, чтобы выведать у меня адреса каких-то несуществующих явочных квартир, на которых якобы происходила передача моих рукописей эмиссарам зарубежных подрывных центров. В обмен на толстые пачки советских рублей, естественно. Я ничем товарищу Свиридову помочь не мог, поскольку все эти явочные квартиры существовали только в его богатом, но, увы, больном воображении.</p>
