<p>

     Спросив крайнего, Жилин пристроился  в  конец  очереди,  краешком  глаза  незаметно  отслеживая  приближающуюся  тетку  с  авоськами.  Но  женщина лишь на мгновение  притормозила  у  хвоста  очереди,  переводя  дыхание  и  оценивая  перспективы  стояния   присутствующих   граждан,  мысленно сделала какой-то явно не оптимистический вывод, и, перехватив  свою поклажу из  руки  в  руку,  переваливаясь  с  ноги  на  ногу  как  выбравшаяся на берег утка, двинула  по  проспекту  дальше,  куда-то  в  сторону Волоколамки. Жилин еще пару минут  провожал  ее  настороженным  взглядом, а потом облегченно вздохнул и, совершенно потеряв интерес  к  удалявшейся женщине  с  авоськами,  собрался  уже  было  совсем  сдать  очередь и продолжить свой  путь,  когда  к  магазину,  весело  сигналя  клаксоном,  подкатил,  ослепительно   посверкивая   стеклами   окошек,  новенький  желто  -  синий  милицейский  "газик".  Дверцы   автомобиля  стремительно распахнулись и на все еще не  успевший  просохнуть  после  моросившего утром дождика асфальт  один  за  другим  спрыгнули  три  милиционера, одетые в короткие серые куртки, мешковатые брюки - галифе  и высокие, почти до самых колен сапоги. Следом степенно и  неторопливо  выбралась из машины крупная и холеная немецкая овчарка.</p>

<p>

     - Облава, блин, -  испуганно  просипел  стоявший  впереди  Жилина  сгорбленный  старичок  в  перешитом  в  гражданское  платье  поношенном  армейском плаще. - Ах, ты твою мать!</p>

<p>

     - Трое в  машине,  не  считая  собаки!  -  процедил  сквозь  зубы  невысокий чернявый парнишка с дипломатом - "мыльницей" в руках. -  Ну,  мужики, щас начнется...</p>

<p>

     Очередь сразу напряженно замерла и как-то  даже  поджалась.  Пару  минут  приехавшие   о   чем-то   негромко   и   смешливо   похахатывая  переговаривались между собой, словно бы и не замечая  направленных  на  них сотен глаз. Овчарка на длинном  кожаном  поводке  широко  зевнула,  лениво повела  головой  сначала  направо,  потом  налево  и,  наконец,  остановила свой скучающий взгляд на копошащихся около лужи воробьях.</p>

<p>

     Троица  в  сером,  в  конце  концов,   о   чем-то   договорилась,  развернулась и неторопливо двинулась в  сторону  очереди.  На  полшага  впереди  группы  с  дистанционным  спирт   -   индикатором   наперевес  горделиво вышагивал высокий  плечистый  старшина.  На  его  широком  в  крупных  оспинах  лице  словно   маска   застыла   легкая   и  немного  высокомерная улыбка. Старшина явно предвкушал предстоящее развлечение.</p>

<p>

     Первой жертвой облавы оказался хлипкий понурый мужичонка в черной  поношенной куртке, мятых серых брюках  и  стоптанных,  давно  нечищеных  туфлях. Едва патруль поравнялся с  ним,  спирт  -  индикатор  радостно  застрекотал и плотоядно замигал  своим  единственным  красным  глазом.  Старшина тут же одним профессионально отработанным и мощным  движением  руки ухватил мужика за шиворот, выдернул из очереди и развернул  лицом  к себе.</p>

<p>

     - Та-ак, - его оценивающий взгляд скользнул по фигуре  жертвы. - ­­Ты когда принимал в последний раз, родной мой?</p>

<p>

     - Товарищ старшина, - мужичонка принялся нервно облизывать  губы,  - я только лекарство пил... Честное слово, только лекарство. Вот...</p>

<p>

     Он полез куда-то во внутренний  карман  своей  куртки  и  вытащил  стеклянный флакончик с "Корвалолом":</p>

<p>

     - Сердце пошаливает... Врач вот прописал...  Три раза в день...</p>

<p>

     - Ну, ты мне только тут не звезди, понял? Больные у нас за пойлом  не стоят. Больные у нас в койках  лежат.  В  окружении,  тля,  любящих  детей и внуков. Или ты без ста грамм с утреца загнешься, а? - старшина  зло сплюнул себе под ноги прямо на асфальт и сказал в висевшую у  него  на нагрудном ремне портативную рацию:</p>

<p>

     - Первый, я - седьмой. Коля, высылай фургончик.</p>

<p>

     Рация что-то одобрительно крякнула в ответ. Лицо извлеченного  из  очереди мужика сделалось мертвенно белым:</p>

<p>

     - Товарищ старшина, я ж не себе... У племяша юбилей.  Десять  лет  свадьбы. Я...</p>

<p>

     - Разберемся, - старшина отмахнулся от него,  как  от  назойливой  мухи. - Если не брешешь, отпустим...</p>

<p>

     Он щелкнул пальцами и стоявший рядом с  ним  востроносый  сержант  молниеносно вогнал иглу парализатора в  левое  плечо  все  еще  что-то  бормотавшего себе под нос мужика.  Старик  дернулся,  выгнулся  вперед  дугой и, коротко и жалобно всхлипнув, повалился кулем прямо на  мокрый  асфальт. Третий милиционер, тоже с сержантскими нашивками на погонах и  коротким копьем парализатора в руках, брезгливо пнул упавшего в  живот  носком лакированного сапога и озабоченно заметил:</p>

<p>

     - Бледноватый он какой-то... Слышь, Федорыч, как бы этот хмырь  и  впрямь не загнулся...</p>

<p>

     - Жить захочет - не помрет,  -  жизнерадостно  изрек  старшина  и  громко захохотал, неестественно широко  растянув  губы.  Зубы  у  него  оказались крупные и желтые. - А чтоб не отдал концы, мы ему  для  пары  сейчас боевую подругу подберем! Пусть папашке сопли повытирает!</p>

<p>

     Взгляд  старшины  скользнул  вдоль  очереди   и   остановился  на  невзрачной и аккуратной старушке в клетчатом пальтишке и сером  теплом  платке:</p>

<p>

     - Ну-ка, мамаша, предъявляй свои документики.</p>

<p>

     Бабка  всполошено  встрепенулась,  вытащила  откуда-то  из  недр  своей хозяйственной сумки красную  и  засаленную  серпасто-молоткастую  книжечку и молча протянула ее старшине. Он длинным ногтем  на  мизинце  подцепил обложку и раскрыл паспорт:</p>

<p>

     - Та-ак... Марьина Авдотья Прохоровна... Отстойница, а?</p>

<p>

     - Господь с тобой, сынок, - бабка испугано шарахнулась от него. ­­- ­Себе я беру, вот тебе крест - себе!</p>

<p>

     - Какой еще Господь? Какой крест? Ты чё?  -  серо-стальные  глаза  старшины хищно сузились. - Публичное отправление  религиозных  обрядов  проводишь, мать твою налево? Ну-ка, топай к дедуле.  Сейчас  поедем  с  тобой в отделение разбираться...</p>