<p>

- Но именно так о вас говорят и Сергей Павлович Королевин, и Василий Павлович Михеев, и многие другие ваши коллеги. Вы были заместителем Главного конструктора по программам первых пилотируемых ракетных полетов. Вы предложили общую схему нашей знаменитой ракеты Р-7. Вы разрабатывали первый спутник и орбитальный корабль «Восток»… </p>

<p>

 - Во всех этих разработках участвовало очень много толковых и умных ребят. Настоящих конструкторов и проектантов. Как принято говорить, мастеров своего дела.</p>

<p>

- Однако общее направление работ всегда задавали вы. Кроме того, вы единственный из руководителей нашей космической программы, кто лично встречался с Константином Эдуардовичем Циолковским незадолго до его кончины.</p>

<p>

- С Константином Эдуардовичем я действительно встречался, - соглашается Тихомиров.</p>

<p>

- Михаил Клавдиевич, а когда, по-вашему, началось становление советской практической космонавтики? Во времена Циолковского, как я понимаю, и Королевин, и вы все-таки больше занимались отработкой ракет и их двигателей, чем подготовкой к штурму космоса.</p>

<p>

- В тридцатые годы мы как-то не отделяли одно от другого. Да, конечно, собственно ракетами мы занимались больше, хотя и о космических полетах тоже мечтали. Но в более отдаленной перспективе. Не забывайте, что Ракетный научно-исследовательский институт, в котором мы работали вместе с Королевиным, был все-таки полувоенной организацией. От нас руководство страны ожидало, прежде всего, военных разработок. Мы делали ракетное оружие. А космонавтика… В практическую плоскость наши космические исследования перешли уже после войны. В сорок шестом Королевин, Михеев, Чертков, другие наши товарищи отправились в Германию, чтобы изучить на месте ракеты Вернера фон Брауха и всю технологию ракетного дела. Тогда среди немецких разработок и были найдены эскизные проекты двухступенчатой ракеты дальнего действия. Вторая ступень этой ракеты была похожа на ракетный самолет и после запуска практически оказывалась в космическом пространстве. Хотя, конечно, и не могла еще совершить полет вокруг земного шара – та немецкая ракета в целом еще не обладала требуемой мощностью. Так, вот эту вторую ступень должен был пилотировать летчик-смертник. Он наводил ракету на цель на конечном этапе ее траектории. По ходу полета ракета поднималась над атмосферой на высоту свыше ста километров, то есть пересекала официально принятую сегодня границу космического пространства. Это значит, что немецкий пилот-смертник имел шанс стать первым космонавтом Земли. Вернер фон Браух, однако, утверждал, что пилот спасется с помощью парашюта буквально в последний момент перед падением ракеты, но в это как-то слабо верилось.</p>

<p>

- Насколько мне известно, немцы так и не смогли испытать эту ракету…</p>

<p>

- Кто его знает… Есть версия, что в январе и феврале 1945 года Вернер фон Браух решился на два пилотируемых пуска своего чудовищного детища. Но, насколько мне известно, оба запуска пилотируемого варианта немецкой «Фау» оказались неудачными. Поэтому сегодня и фон Браух, и его соратники предпочитают не говорить на эту скользкую для них тему.  </p>

<p>

- Мы в практической космонавтике пошли свои собственным путем…</p>

<p>

- Да, мы сразу отыскали свою собственную тропинку. Которая, как принято говорить, со временем превратилась в широкую дорогу. Все началось в августе 1944 года. Польские партизаны обнаружили фрагменты разбившейся «Фау-2», и советское командование для изучения этих обломков отправило в Польшу специальную группу. Кроме руководителя группы генерал-майора Федорина в ее состав входили я, Юра Победоносин, Коля Черныхин и некоторые другие наши специалисты. Мы достаточно быстро поняли, что имеем дело с очень крупной ракетой, которая по своим возможностям существенно превосходит любую из наших советских ракет. Стали прикидывать, как можно использовать это «немецкое наследство». И где-то во второй половине 1945 года мы с Николаем Черныхиным и пришли к идее создать на базе модернизированной «Фау-2» пилотируемую ракетную систему для исследования космического пространства. Прежде всего, предполагали исследовать верхние слои атмосферы Земли, посмотреть, как невесомость и перегрузки скажутся на человеке... Но реализовать наш замысел оказалось не так-то просто. Собственно конструкторская часть у нас с Черныхиным особых вопросов не вызвала. Свой проект мы назвали ВР-190 – предполагалось, что «Фау» с пилотируемой капсулой на борту поднимется на высоту примерно 190-200 километров над Землей. Конструкторскую часть работы мы завершили в феврале 1946 года. Обратились в Минавиапром с предложением о внедрении проекта. Но министерство в тот послевоенный год было буквально завалено военными разработками: авиация становилась реактивной, требовалось перепрофилирование предприятий и строительство новых заводов, испытательных баз и аэродромов. А тут мы со своим мирным проектом изучения космоса… Наш проект стали притормаживать. Тогда мы набрались смелости и в мае написали письмо лично товарищу Сталину. Иосиф Виссарионович ознакомился с проектом и прямо на обложке написал очень конкретную и короткую резолюцию: «Реализовать!». Одно слово Сталина – и все препоны словно ветром сдуло! Ну, а тут еще в 1946 году был создан специальный комитет по ракетной технике, который возглавил Лаврентий Павлович Берия. Проект ВР-190, естественно, подчинили этому комитету. Среди всех ракетных разработок, которые Берия в те годы курировал, наш с Николаем Черныхиным проект был единственным, в котором на ракете должен был стартовать человек. Это сразу же привлекло внимание Берия. И наш ВР-190 стал «любимым детищем» Лаврентия Павловича. Это, конечно, снимало многие проблемы, но и накладывало огромную ответственность. Ну, а непосредственный контроль над проектом Берия поручил Сергею Павловичу Королевину.</p>

<p>

- А проблемы при реализации вашего проекта были?</p>

<p>

- Уже с первых дней работы над ВР-190 выяснилось, что для реализации проекта нужна широкая кооперация с другими министерствами и ведомствами. А страна переходила одновременно и на мирные рельсы, и осваивала выпуск новых поколений военной техники. Очень сильно мешала излишняя секретность. Часто получалось, что мы заказывали какую-то продукцию в дальних районах страны, не зная, что совершенно аналогичные изделия делаются рядом с нами. Кроме того, еще на одном из первых совещаний у Берия было решено, что пилотируемые полеты по проекту ВР-190 начнутся только после того, как мы с Черныхиным сможем гарантировать их полную безопасность для будущих стратонавтов. Это значит, что перед пилотируемыми пусками потребовалось пускать беспилотные капсулы. А потом и капсулы с подопытными животными. Сначала мы хотели запускать обезьян, но медики убедили нас, что достаточно будет и пусков с собачками. В течение лета и осени 1951 года состоялись шесть пусков ВР-190 с собаками на борту. И только когда техника была уже полностью отработана, мы решились на пилотируемый полет. Еще до начала испытательных пусков, в марте 1951 года, была отобрана группа из семи пилотов: Сергей Анокин, Петр Долгов, Ахмет-хан Султан, Анатолий Павлин, Федор Бурцин, Павел Казьминов, Андрей Митков. Позднее в группу пришли известный летчик-асс Николай Петрович Маканин – он был среди тех авиаторов, которые в начале тридцатых годов спасали челюскинцев из ледяного плена, – и герой-фронтовик Георгий Тимофеевич Береговин. Сегодня имена этих людей известны всей планете. А в начале пятидесятых о них знали еще очень и очень немногие. Создание отряда стратонавтов не афишировалось. Во-первых, мы очень не хотели, чтобы кто-то перехватил у нас идею ракетного прорыва к звездам. А во-вторых, четверо из наших ребят параллельно с подготовкой к полетам на ВР-190 работали и по совершенно секретной военной тематике. Они участвовали в отработке крылатой морской ракеты «Комета» в качестве пилотов – испытателей.</p>