Д.Ю.Мостовой разработал программно-алгоритмическое обеспечение для построения банка границ, позволяющих контролировать движение орбитального корабля при штатной посадке и при выполнении маневра возврата. На базе этого была построена система оперативного контроля движения орбитального корабля на высотах от 40 до 20 км, которая работала в реальном времени с использованием поступающей телеметрической информации и внешнетраекторных измерений.
Совместными силами сотрудников сектора был разработан универсальный комплекс программ, который позволял на верхнем уровне собирать любую задачу по моделированию траекторий спуска с любой степенью детализации и любым набором возмущающих факторов, от полной модели, максимально приближенной к движению реального орбитального корабля, до максимально упрощенной модели, которая необходима для многократного оперативного прогноза движения на участке спуска от 40 до 20 км, т.е. до выхода на цилиндр рассеивания энергии» [14].
То есть тема бомбового удара американского шаттла при нырке над Москвой, как и тема ответного удара советского «Бурана» по Вашингтону никоим образом среди работ сотрудников ИПМ АН СССР не всплывала. Потому что все понимали: «страшилка» - «страшилкой», а реальные космические программы требуют совершенно иных расчетов.
12. Как рождаются космические программы,
или две альтернативные реальности
проекта «Энергия»-«Буран»
Историки будущего, которым предстоит разбираться в хитросплетениях управленческих и организационных решений, предшествующих развернувшейся в Советском Союзе с 1976 года программы создания мощной многоступенчатой ракеты-носителя «Энергия» и космического корабля многократного использования «Буран», окажутся в очень непростой ситуации – им придется анализировать фактически две параллельные цепочки событий, следовавших одно за другим, но словно в двух параллельных реальностях. Исследователям будет совершенно ясно, что «детонатором», запустившим разработку крупнейшей в истории советской космонавтики программы, стал американский проект «Спейс шаттл», который на государственном уровне был объявлен президентом США Ричардом Никсоном 5 января 1972 года. Разумеется, советское партийное и государственное руководство не могло не среагировать на запуск новой масштабной космической инициативы заокеанским «вероятным противником». Немедленно начали собирать данные об американской программе космического челнока Главное разведывательное управление Генерального штаба Вооруженных Сил СССР, Комитет государственной безопасности при Совете Министров СССР, другие заинтересованные советские министерства и ведомства. Систематизация собранных материалов и их анализ начались уже в конце первого полугодия 1972 года. И тут реальность вдруг стала двоиться, словно во времени возникли два параллельных друг другу потока событий.
Чтобы убедиться в том, что это действительно так, выстроим в хронологическом порядке все события, предшествовавшие запуску программы «Энергия»-«Буран» в Советском Союзе. Для убедительности составим наши две реальности из воспоминаний людей, лично принимавших участия в тех или иных работах в рамках тогдашней советской космической программы. Плюс оставим за собой право комментировать эти воспоминания уже с позиций нынешнего знания имевших место в действительности реалий.
Итак, поехали…
А) Реальность № 1
Как мы уже писали выше, в начале 1975 года старший научный сотрудник отдела № 5 Института прикладной математики Академии наук СССР Юрий Георгиевич Сихарулидзе защитил докторскую диссертацию и по согласованию с руководством – начальником отдела Дмитрием Евгеньевичем Охоцимским и директором Института Мстиславом Всеволодовичем Келдышем – начал заниматься «разгадкой» назначения новой американской многоразовой системы «Спейс шаттл». К тому времени над разгадкой этого секрета американской космонавтики дружно корпели «несколько десятков тысяч человек» в трудовых коллективах Центрального конструкторского бюро экспериментального машиностроения (ЦКБЭМ) Василия Павловича Мишина и Центрального научно-исследовательского института машиностроения (ЦНИИМаш) Юрия Александровича Мозжорина, но – увы! – без особого успеха.
Юрий Георгиевич занимался «загадкой шаттла» практически в одиночку, но всего за год смог сделать то, что оказалось не под силу многотысячным коллективам ЦКБЭМ и ЦНИИМаш (а также, секретным и несекретным сотрудникам КГБ и ГРУ, управленческим аппаратам Министерства общего машиностроения, Министерства обороны СССР, Совета Министров СССР и даже всемогущему ЦК КПСС и его ленинскому Политбюро), – он догадался с какой целью коварные стратеги из заокеанских Белого дома, Конгресса и Пентагона задумали создать и использовать крылатый космический челнок. Свои выводы старший научный сотрудник Сихарулидзе изложил в отчете, который закончил писать где-то в середине февраля 1976 года и не мешкая положил на рабочий стол своего начальника Дмитрия Евгеньевича Охоцимского.
И вот она – минута научного триумфа!
Предоставим слово самому «виновнику торжества» – Ю.Г.Сихарулидзе (статья «Слово об академике Д.Е.Охоцимском»):
«Д.Е. (Охоцимский – С.Ч.) был очень доволен результатами проведенного анализа, которые мы оформили в виде отчета. Он решил, что настало время доложить результаты директору Института М.В.Келдышу. Поначалу директор не очень-то охотно шел на этот разговор и даже ограничил время сообщения тридцатью минутами (видимо, Мстислав Всеволодович почему-то считал, что ничего толкового его сотрудники по теме, где завязли целые КБ и институты, сказать не могут. Чего же зря драгоценное время терять? Но не тут-то было! – С.Ч.). Как потом оказалось, обсуждение работы заняло два с половиной часа.
Мы пришли в «усиленном» составе: Д.Е. (Охоцимский, заведующий отделом №5 ИПМ АН СССР – С.Ч.), А.К.Платонов (Платонов Александр Константинович - заведующий сектором № 3 отдела № 5 ИПМ АН СССР, занимался прикладной небесной механикой и астрономией Солнечной системы, вопросами навигации и управления полетом космических аппаратов), М.Я.Маров (Маров Михаил Яковлевич - заведующий отделом физики планет ИПМ АН СССР, в области физики верхней атмосферы выполнил цикл исследований по изучению структуры и динамики земной термосферы) и я. Сначала Д.Е. попросил меня рассказать об основных параметрах многоразовой системы «Спейс шаттл», а затем о проделанной работе и полученных результатах. Директор слушал очень внимательно, изредка перебивал меня вопросами, требуя пояснений, чтобы детально вникнуть в сущность излагаемого. В процессе сообщения он изредка поговаривал: «Да, то правильно!». Иногда он пытался опередить события и «заглянуть» в конец, но мы общими усилиями старались выдержать логику изложения и подвести его самого к соответствующим выводам.
Когда я закончил, М.В.Келдыш сказал нам: «Может быть, они (американцы – С.Ч.) и в самом деле считают, что мы не догадаемся о назначении «Спейс шаттла», но вот мы догадались и теперь можем действовать по дипломатическим каналам. Можем объявить, что каждое появление орбитального корабля над нами будет расцениваться как акт агрессии и что мы будем применять в ответ свои средства». Д.Е. возразил: «Любые дипломатические акции могут иметь успех только в том случае, когда они подкреплены силой. Вот, например, резолюция ООН о выводе израильских войск с арабских земель была принята почти десять лет назад, но ведь никто не собирается ее выполнять». Я также добавил, что будет невозможно отличить действительные акты агрессии от регулярных полетов «Спейс шаттла» в научных целях (от себя добавим, что старт любой ракеты-носителя с необъявленной заранее полезной нагрузкой может восприниматься и как мирный, и как военный. Тут сотрудники ИПМ АН СССР Америку не открыли. Тоже и с космическими аппаратами – поди догадайся с какой целью его запустили. Например, запуск первого советского искусственного спутника Земли 4 октября 1957 года у многих в США вызвал настоящую панику. А вдруг это не бибикающий шар, а летящая над головами советская ядерная бомба? – С.Ч.).
