При рассмотрении «дела о пожаре» обнаруживается весьма любопытный факт: версия о причинах пожара в промежутке между днем трагедии в марте 1961 года и опубликованием весной 1986 года в газете «Известия» статей Ярослава Голованова – то есть в течение периода информационной засекреченности случившегося события – меняется весьма существенно. Посмотрим, как это происходит:

1) 22 марта 1961 года после полудня врач-хирург Владимир Голяховский спрашивает у некого «военного врача полковника Иванова», который был в числе тех, кто доставил Валентина Бондаренко в Боткинскую больницу, о причинах происшедшего:

«Выяснилось, что этого молодого больного - Валентина Бондаренко, двадцати четырех лет - привезли к нам прямо из института космонавтики, возле метро «Динамо», всего в трех километрах от нас. Он получил ожоги час назад, когда находился внутри испытательной барокамеры с повышенным содержанием кислорода. Внезапно в ней произошел пожар, и Бондаренко оказался в атмосфере горящего воздуха. Пока смогли разгерметизировать камеру, прошло около получаса, и все это время он горел. На нем был специальный костюм, который частично предохранял его вначале. Но потом сгорел и костюм, осталась только специальная обувь - поэтому на стопах сохранилась кожа.

- Что это за барокамера, в которой он находился?

- Я вам скажу, только не для распространения: это модель космического корабля для человека. Бондаренко проходил в ней испытания - готовился к полету в космос» (8.13).

То есть полковник Иванов, - вероятно, военный врач из самого НИИ-7 (Института авиационной и космической медицины) о причине пожара еще ничего толком не знает – «внезапно в ней (в сурдобарокамере – С.Ч.) произошел пожар».

Вообще-то этот «полковник Иванов» - далеко не загадочная личность. В книге мемуаров генерал-майора медицинской службы, заместителя начальника Главного военно-медицинского управления (с 1959 по 1974 год) Александра Николаевича Бабийчука читаем:

«Среди авиационных врачей, чьи работы были связаны с обеспечением первых высотных полетов на самолетах и аэростатах и в дальнейшем послужили космической медицине, можно назвать В.В.Стрельцова, Д.Е.Розенблюма, М.П.Бресткина, А.П.Аполлонова, В.А.Спасского, Е.Н.Гришанова, Д.И.Иванова» (8.14).

Впрочем, Иванов – очень распространенная фамилия на Руси. Может быть, это «не тот» Иванов? Да и вообще за давностью лет Владимир Голяховский мог напутать с фамилией и воинским званием собеседника. Либо же «полковник Иванов» по каким-то соображениям скрывал в разговоре с врачом Боткинской больницы свою настоящую фамилию: мало ли что, например - секретность проводимых в институте работ.

Однако ниже в мемуарах Александра Николаевича Бабийчука находим дополнительную информацию:

«Параметры искусственной атмосферы стали предметом изучения Д.И.Иванова, В.Б.Малкина, И.П.Чернякова и других.

…Как с точки зрения психологической перенесет длительное одиночество и изоляцию от внешнего мира? Огромную сложность представляли проблемы поддержания в кабине корабля определенной температуры, влажности и чистоты воздуха, удаления продуктов жизнедеятельности человека и т. д.» (8.14).

Уточним: «параметры искусственной атмосферы» - это как раз работа с искусственными воздушными смесями разного состава и при разном давлении, в том числе и в сурдобарокамере. Именно этим и занимается Д.И.Иванов.

В другом информационном источнике находим еще большую конкретизацию направлений научной деятельности полковника медицинской службы, профессора Дмитрия Ивановича Иванова:

«Исследования, направленные на решение указанных вопросов, проводились во все периоды разработки космических СОЖ. Так в работе Д.И.Иванова, В.Б.Малкина, И.Н.Чернякова и др. (1961-1963) была показана возможность длительного, до 30 суток, пребывания человека в замкнутой камере малого объема, с гипобарической нормоксической атмосферой: высота – пять-семь километров, О2 (кислород – С.Ч.) - 35-50%» (8.15).

В этом же источнике имеется и перечень тематических научных работ уважаемого Дмитрия Ивановича:

«- Иванов Д.И., Использование барокамеры во врачебной экспертизе // Воен.-мед. журн. - 1948. - № 10;

- Иванов Д.И., Малкин В.Б., Черняков И.Н. и др. Изменение основных физиологических функций при длительном пребывании человека в условиях пониженного барометрического давления и ограниченного пространства // Авиационная и космическая медицина. - М., 1963.;

- Иванов Д.И., Малкин В.Б., Черняков И.Н.и др. Автоматический анализ суточных периодических изменений ЭЭГ человека // Проблемы космической биологии. - М.: Наука, 1965. - Т. 4. - С. 642-646.;

- Иванов Д.И., Хромушкин А.И.Системы жизнеобеспечения человека при высотных и космических полетах. - М.: Машиностроение, 1968» (8.15).

Как видим, в сфере профессиональной деятельности полковника Иванова именно «то, что нужно» - вопросы, связанные с исследованиями в сурдобарокамерах.

Значит, «полковник Иванов» - не выдумка врача Владимира Голяховского. Такой человек действительно существовал и занимался с 1959 года искусственными атмосферами для будущих космических кораблей. И это еще одно подтверждение правдивости воспоминаний Владимира Голяховского.

2) На следующий день после пожара в СКБ-48, 23 марта 1961 года, собеседник врача Владимира Голяховского - загадочный старший лейтенант якобы из отряда космонавтов - излагает версию причин трагедии уже несколько иначе:

«Собрался согреть себе еду на электроплитке, протер руки спиртовой салфеткой, и она коснулась раскаленной плитки. Воздух вспыхнул, он пытался его загасить, дал сигнал тревоги» (8.13).

Интересно, кто снабдил старшего лейтенанта этой информацией? Ведь вряд ли он мог слышать ее сам – часть отряда космонавта (шесть человек) готовилась к полету на космодроме Байконур, остальные – готовились к предстоящим экзаменам в подмосковном Звездном городке.

Отметим, что версия причин трагедии в течение суток трансформировалась из возгорания по неизвестной причине в пожар в результате оплошности самого пострадавшего;

3) Вечером этого же дня 23 марта 1961 года получил «неприятное сообщение из Москвы» генерал Николай Каманин, находящийся с первой «шестеркой» космонавтов на космодроме:

«Погиб слушатель-космонавт старший лейтенант В.В.Бондаренко. Нелепая первая жертва среди космонавтов. Он погиб от пожара в барокамере на десятые сутки 15-суточного эксперимента, проводившегося в Институте авиационной и космической медицины. Причина возникновения пожара пока неизвестна» (8.10).

В этот момент вместе с генералом Николаем Каманиным в его номере находилась вся шестерка готовящихся к полету космонавтов: вечером они часто собирались, слушали рассказы генерала о его боевом прошлом. Павел Попович вспоминал:

«Мы уже собирались прощаться, пожелали гостеприимному хозяину спокойной ночи, но вдруг зазвонил телефон. Поначалу нас это совсем не встревожило, а генерал Каманин взял трубку и долго молча слушал. По его лицу прошел какой-то ток, мы насторожились. Почему-то подумали, что это касается нас, замерли в тревожном ожидании.

Николай Петрович, завершив разговор, не поднимал глаз, о чем-то думал.

- Погиб старший лейтенант Бондаренко, - после долгой паузы сказал генерал. Это была первая потеря на нашем пути. Теперь нас уже не двадцать, а девятнадцать. - Можно было предположить, что будут потери, но не такие же...

Валентин Бондаренко погиб в барокамере на одиннадцатые сутки пребывания. Многое было неизвестно. Ему оставалось пробыть в заточении еще четверо суток, и эксперимент был бы завершен, многие из отряда его уже прошли. Мы готовы были немедленно вылететь в Москву, вернуться в Звездный, хорошо представляя, какая там обстановка. Но двадцать четвертого начинала работать Государственная комиссия. Мы впервые должны были присутствовать при вывозке ракеты на старт, а Гагарин и Титов, облачившись в скафандры, подняться на лифте к космическому кораблю...» (8.16).

То есть руководители Центра подготовки космонавтов, оставшиеся «на хозяйстве» в подмосковном Звездном городке и не поехавшие на Байконур, по состоянию на вечер 23 марта 1961 года еще ничего толком не могут сказать генералу Каманину и шестерке космонавтов, поскольку сами точно не знают о причине пожара. Тогда как о ней узнал загадочный старший лейтенант, посаженный полковником Ивановым в приемной Боткинской больницы? И если он – якобы кандидат в космонавты – откуда-то об этом узнал, то почему немедленно не доложил эту информацию по команде руководству Центра подготовки космонавтов?