Потом начиналась бесшумная атака. Ловко перелезали через дувалы – глиняные заборы – и хозяйничали в чужих садах. Швыряли горстями зеленые яблоки с деревьев на землю, обдирали виноградники и все, что попадалось по пути. И это приводило нас в дикий восторг.

Расходились по домам далеко за полночь. Я тихо пробиралась на кудури – корейскую печь, – ложилась рядом с бабушкой и засыпала с ангельской улыбкой на лице.

Но был дом на окраине, который мы обходили стороной. До сих пор помню высокого мрачного хозяина со следами оспы на лице, его щуплую жену и незаметных детишек нашего возраста. По двору бегала овчарка, злобно лаяла и бренчала цепью. Дальше простирались кукурузные и хлопковые поля. Мы ныряли в темноту высоких стеблей, чтобы обойти этот дом, по пути рвали недозрелые початки, нащупав их между шершавыми листьями. Уходили медленно и бесшумно, но собака чуяла нас издалека и захлебывалась лаем.

Много лет спустя я приехала домой на каникулы. Мама пересказывала все новости, потом всплеснула руками и пошла к книжной полке. Зашуршала газетой, отыскивая нужную заметку. Хозяин того мрачного дома поехал летом в Крым. На пляже неизвестная женщина схватила его и стала кричать:

– Задержите его! Это убийца!

Оказывается, в годы Великой Отечественной войны он служил в ополчении крымских татар, перешедших на сторону фашистов. Был палачом в карательном отряде и отличался особенной жестокостью.

Вот такая история с яблоками из чужих садов и домиком на окраине.

В шестом классе я убегала в коридоре от Женьки Чуваева. Худой, белобрысый, мчится за мной и кричит: «Стой, Тян!»

Бегу и вижу – стоят математичка и моя классная, Зоя Борисовна. До сих пор помню их имена, лица и фразу: «Какая талантливая девочка, но какая невоспитанная!»

В тот же год было классное собрание вместе с родителями. Зоя Борисовна заглядывала в глаза мамам учеников и рассказывала, какие способные у них дети. Взгляд классной руководительницы скользил мимо меня, мои родители не ходили на собрания. Я сидела одна. Передо мной и за мной была тень одиночества. Это стало главной зарубкой памяти того времени: одна, надейся только на себя.

И еще знаете, что я натворила?

– Дед очень жадный! – Моя рука скользнула в карман дедовских брюк.

Целых пять рублей спрятала к себе в портфель. Закончились уроки. Я не пошла домой, ноги сами понесли меня в поселок ТЭЦ, в магазин. На прилавке лежала колбаса колечками, палками, с жиром и без жира. Прилепив нос к витрине, через стекло смотрела и нюхала, очень долго, пока продавщица не спросила:

– Девочка, тебе чего?

Я помотала головой и поднялась по бетонным ступеням вверх – магазин находился в подвальном помещении.

Дома царила суматоха. Слышу голос деда:

– Нина это, больше некому.

Я тихонечко прошла в комнату, подложила деньги под матрас к деду и вышла на улицу как ни в чем не бывало.

Все заговорили, закричали, я прошла опять в комнату. Поднимаю матрас и всем показываю пять рублей, «потерянные» дедом. Он так пристально посмотрел на меня, ничего не сказал и зашел в дом. Спасибо, дед, что ты не стал разоблачать мошенницу внучку, все понял и смог просто зайти в дом. Прошло много времени, но меня обжигает та пятерка в мокрой ладони.

А колбаса была знаком качества жизни. Как же я ее любила…

Ингредиенты: легкие – 470 г, внутренний жир – 200 г, сердце – 370 г, мясо – 200 г, кровь – 200 г, вода – 1000 мл, сиряги (сухая пекинская капуста) – 300 г, рис – 200 г, кишки – 5 метров, черный молотый перец – 1 ч. л., соль – 1 ст. л., кинза – 20 г, чеснок – 5 зубчиков.

Способ приготовления:

1. Отвариваем рис, выкладываем его в большой таз.

2. Нарезаем мелкими кубиками мясо, внутренний жир и субпродукты, добавляем к рису.

3. Насыпаем специи, заливаем кровью и водой.

4. Хорошо все перемешиваем и начиняем кишку, завязав ее нитками до и после начинки.

5. Помещаем колбаски в кастрюлю, заливаем холодной водой и варим минут 30–40.

6. Как только колбаса закипает, ее надо прокалывать зубочисткой в разных местах, чтобы не лопнула в процессе варки.

7. Готовую сундэ можно подавать с соевым соусом, заправленным перцем и уксусом.

Мама знала, как я люблю сундэ, тащила на себе с бойни кишки и кровь, вымывала все внутренности и приговаривала:

– Много работы сегодня.

На время заливала их несколько раз растительным маслом, смывала и мыла уже в соли. Трепала кишки в тазу, меняла воду. Опять и опять.

Рубль, который дал папа на расходы, был истрачен. Уроки закончились. Сестренка Флора ждет меня на улице.

– Истратила свои деньги? Нет? Отдай их мне.

– А я как? – робко спросила Флора.

– Стой здесь и жди меня, я быстро.

Забираю у нее деньги, захожу в школьную столовую, покупаю котлету с гарниром, сажусь за стол и ем. Доела. Вытираю жирные губы и выхожу. На школьном крыльце сестренка спрашивает:

– Ты купила нам покушать?

Вопрос стоит у меня в ушах до сих пор:

– Ты купила нам покушать?

Да! И съела я одна то, что надо было поделить пополам. Отмотать бы время назад, взять сестру за руку, зайти вместе в столовую и разделить дурацкую котлету из хлеба пополам.

Ноги в руки, убегаю и кричу:

– Беги! Не останавливайся, дура, беги!

– Стой, до Москвы добегу, но поймаю! – Мать бежит за нами и трясет в воздухе палкой.

Флора останавливается как вкопанная и ждет. Я уже за поворотом вильнула и скрылась. Мать недолго думает и лупит Флору за обеих. Я, вволю нагулявшись, к вечеру появляюсь дома с невинным видом. Делаю круглые глаза:

– Вы знаете, что я видела? – И начинаю вдохновенно что-нибудь на ходу сочинять.

Пыталась как-то Флора повторить тот же маневр. Сбежала из дома на целый день и, вернувшись, начала рассказывать про увиденное. Не получилось. Опять ей влетело по первое число.

Весна. Женщины и дети из корейского поселка весело идут за травой. Солнце заливает все вокруг. Вода такая прозрачная в речке, хрустальная. Длинные хрупкие стебли ломаются, по излому стекают вниз прозрачные капли. Назад идем с полными мешками примятой зелени, она еще живая и тяжелая.

Опять весна, но более позднего периода. Трава другая, растет в хлопчатнике, сочная и жирная. Смахивая пот со лба, тащим ее на себе. Вся зеленушка отваривается в огромном котле во дворе. Бабушка, невероятная чистюля, в который раз перебирает ошпаренную зеленую массу, отжимает, шинкует, заправляет чесноком и перцем.

Опять весна. Совсем взрослая. Степь живая и такая волнующая. Собираем с мамой другую траву. Срезаем, встряхиваем, комочки глины медленно падают вниз. Огромное синее небо висит над звонкой степью, мама смеется и показывает на маки. Красными точками они выглядывают гордо из травы. Все льется через край – воздух, солнце, степной аромат.

Сейчас прошла бы босиком по той дальней дороге детства, глотнула бы знойного воздуха и глядела бы вверх в жаркое небо, опаленное солнцем и бездумной порой.

Как мы могли целые дни проводить на улице, предоставленные сами себе? Шпарило солнце, жара палила все вокруг, мы купались в Сырдарье, которая протекала неподалеку. Бежали по берегу километров пять, плюхались в желтую воду, рассекали волны руками, переворачивались на спину и плыли по течению большой реки, которая опоясывала несколько регионов в Средней Азии.

Плюх, плюх – шлепалась волна рядом, потом облизывала руки, ноги, все тело. Смотрю в небо, темно-синее от зноя и духоты. Километров пять лежу и качаюсь в воде, которая лениво несет вниз. Потом выплываю на берег и жду подружек. Вместе бредем вверх и опять прыгаем в воду. Наплававшись вдоволь, мы шагаем вдоль берега и ищем короткую дорогу домой.