Себастьян ценой нечеловеческих усилий все же вытащил кинжал из ножен. Места для размаха не хватило бы, но в этом не было необходимости. Он всегда заботился о своем оружии. Кинжал остротой не уступал бритве. Острие прошило хлопковую стеганку и вошло в живот ацтеку почти без сопротивления. Тот вздрогнул, открыл рот, пытаясь вдохнуть, но лишь судорожно подавился воздухом.

Риос со злой радостью ощутил, как мгновенно слабеет хватка, стискивавшая его шею. Он несколько раз дернул кинжалом из стороны в сторону, расширяя рану. Индеец захрипел, безуспешно пытаясь глотнуть воздуха, схватился теперь за свое горло, но Себастьян знал, что после такого ранения уже ничто не поможет. Он повернул голову вбок, не желая, чтобы кровь, которой сейчас начнет кашлять дикарь, попала ему в глаза.

Рядом стоял здоровяк Кристобаль. Поднятая вверх правая рука сжимала меч, которым было крайне неудобно бить из такого положения. И все же он пытался сражаться даже в этих условиях. Кристобаль то пытался достать острием кого-то в третьем ряду ацтеков, то начинал бить массивным навершием по головам ближайших неприятелей. Но удары сыпались и на него. Войдя в какое-то остервенение, испанец махал мечом безостановочно, терпя удары палицами, древками копий и кулаками. К счастью, индейцы тоже не могли нормально размахнуться.

Ацтеки из задних рядов рвались внести свою лепту в побоище. Они пытались поднять оружие повыше и через головы своих солдат хотя бы ткнуть кого-нибудь из неприятелей в лицо. Себастьян приподнял щит и наклонил голову вниз, уберегая ее под шлемом. Кинжал он перехватил в левую руку, а правой сумел-таки вытащить меч из груди убитого ранее врага. В этот момент Риос ощутил такую радость, как будто битва уже выиграна. Казалось, что вокруг стало чуть свободнее. По крайней мере, можно орудовать мечом!

Ацтекам не хватало тактической выучки. Они просто наваливались на испанцев огромной толпой, веря, что рано или поздно подавляющее численное преимущество скажется. Лишенные возможности маневрировать или отступить, они сгрудились перед строем конкистадоров, которые без устали отбивались мечами и копьями. Клинок невесомо мелькал в руке у Себастьяна, сверкал в лучах солнца, щедро раздавая направо и налево страшные рубящие и колющие удары. И Риосу, ветерану многочисленных сражений, казалось, что в такой отчаянной битве он еще ни разу не участвовал.

Кавалерия снова ворвалась в ряды ацтеков. Опрокидывая неприятелей, нанося удары копьями и мечами, испанцы раз за разом вносили сумятицу во вражескую армию. Всадники не лезли вглубь чужого войска. Лишенные скорости, они бы быстро погибли. Растеряв первоначальный разгон, конница поскорее выбиралась из гущи неприятельских рядов с тем, чтобы описав большой круг, снова врезаться в толпу. Это было похоже на удары огромного молота, безжалостно бьющего в податливую плоть пехоты.

Остановить скачущих лошадей мог только плотный и дисциплинированный строй солдат, ощетинившийся длинными копьями. Так умели воевать в Европе, но жители Нового Света, которые еще не сталкивались с конницей, не успели разработать подобную тактику. Но все же отношение индейцев к этим животным изменилось. Прошли времена, когда местные жители относились к лошадям с благоговением, считая их сверхъестественными существами, и опасались поднять на них руку. Теперь ацтеки пытались уязвить коней в первую очередь. Конницу выручала только скорость, да еще то, что копья у всадников были длиннее и позволяли бить издалека.

Гонсалес ясно видел вражеского вождя. Тот сидел на носилках, сжимая в руке высокий деревянный жезл, украшенный перьями, и криком подгонял своих подчиненных. Вот подходящая цель! До касика оставалось всего-то десять шагов, но кавалерия уже выбиралась из вражеских рядов. Фернан подбросил копье в воздух и перехватил так, чтобы удобно было метнуть. Длинная и тяжелая пика мало походила на легкий дротик, подходящий для броска. Но и Фернан был большой мастер. Он привстал на стременах и резко подался вперед, одновременно сделав размашистое движение правой рукой — и копье взмыло в воздух!

Оно летело, описывая пологую дугу, и всё как будто замерло вокруг. Фернан застыл, забыв о том, что вокруг куча врагов, готовых вырвать его из седла и растерзать. Ацтеки вокруг него остановились, провожая полет копья завороженными взглядами, не веря в то, что такой отчаянный бросок сможет увенчаться успехом. Даже молодой касик как будто окаменел, недоверчиво глядя на то, как плавно и неотвратимо приближается стальное острие. Гонсалес отчетливо видел его лицо, строгое и гордое лицо человека, привыкшего повелевать. На нем читалось лишь легкое удивление, которое не успело смениться никаким другим чувством…

Копье врезалось в левую сторону груди и вышло из спины — вождь опрокинулся навзничь, тяжело и неуклюже свалившись с носилок. При падении он смешно дрыгнул ногами, развеивая ощущение достоинства и скрытой силы. В воспоминаниях Фернана он отныне будет просто очередным трупом. Этот человек, еще мгновение назад горделиво восседавший на помосте, раздававший приказы, направлявший солдат в бой и смотревший на других свысока, теперь беспомощно лежал на земле. За толпой индейцев Фернан уже не мог его рассмотреть.

Касик повержен! Оцепенение, сковывавшее всех вокруг, мгновенно развеялось. Гонсалес выхватил из ножен меч, озираясь по сторонам. Вокруг толпилось уж слишком много ацтеков. В голову закралась тревожная мысль, что всадникам на этот раз не вырваться из окружения. Однако индейцы, потеряв командира, сразу же утратили и боеспособность.

Гибель вождя всегда считалась плохой приметой. Она не только посеяла панику в рядах его подчиненных, но также и лишила их разумного управления. Часть ацтеков, потеряв веру в себя, вознамерилась отступить, остальные же решили оказать сопротивление. Но отпор конкистадорам был стихийным и разрозненным. Фернан наотмашь бил мечом то вправо, то влево, заставляя коня под ним танцевать и метаться из стороны в сторону для того, чтобы никто не смог подобраться к нему со спины или сбоку. Хруст разрубаемых костей мешался с визгом раненых людей. Воинственные крики индейцев постепенно сменились воплями ужаса и отчаяния.

Гонсалес дернул коня за повод, вынуждая шарахнуться в сторону, избегая атаки ацтека с копьем. Испанец тут же развернулся в седле и с размаха ударил его мечом по голове. Клинок раскроил череп и неприятель молча упал. На Фернана брызнуло еще несколько капель крови. Они мало что изменили в его облике, он и так весь был разрисован красными пятнами.

Внезапно Фернан осознал, что он уже вовсе не в гуще сражения. Конные конкистадоры обратили отряд ацтеков в бегство и теперь безжалостно преследовали их, нанося рубящие и колющие удары, опрокидывая людей конями. Затем наездники, послушные команде Кортеса, снова по дуге отступили назад, стремясь набрать разгон для очередной атаки, сосчитать которые было невозможно.

«И откуда у нас только силы берутся?» — с явным замешательством подумал Фернан.

Он огляделся по сторонам. Вокруг него те же самые люди, которые этим утром еле находили в себе достаточно прыти, чтобы просто переставлять ноги, а теперь они уже добрых три часа бьются, не имея ни секунды передышки.

«Три? А может уже и все пять?» — мелькнула еще одна мысль.

Трудно было точно рассчитать, сколько времени прошло с тех пор, как он сел в седло. Разгоряченному воображению сейчас казалось, что солнце застыло на небе, повергнутое в изумление зрелищем небывалой битвы. Ни один из поверженных сегодня индейцев не запечатлелся в памяти. Все лица слились в какой-то один усредненный образ. Крутясь со стороны в сторону в седле, щедро рассыпая удары, Фернан не успевал присматриваться к врагам.

Пехота тем временем, перебив не одну сотню ацтеков, немного облегчила себе жизнь. Ослабло то невыносимое давление, которое оказывала огромная толпа индейцев, спешащих поскорее разделаться с испанцами. Теперь конкистадорам хватало места для того, чтобы сражаться. Бой длился долго, но маленький квадрат пехоты до сих пор не растворился в море врагов. Нападающим не хватало того порядка и дисциплины, которыми славились испанцы, но их колоссальное численное преимущество должно было рано или поздно дать свои результаты.