— Думаю, что император несколько обескуражен и даже испуган нашими успехами в Табаско и Чолуле. А потому не спешит вступать в открытое столкновение. Скорее всего, нам следует ждать какой-то хитрости.

Фернан слышал этот разговор. Он уже не первый раз задавался вопросом — не было ли свержение идолов в Семпоале роковой ошибкой? Хотя тотонаки с этим, казалось бы, смирились, но не могло ли это отвратить их от искреннего союза с испанцами? Местные жители, при всей своей дикарской натуре, отнюдь не наивны. Здесь, как и в Европе, идет беспощадная борьба разных государств. А в такой конкуренции все средства хороши. Память в мельчайших подробностях сохранила все виденные им сцены жертвоприношений. В этом вопросе все индейцы были единодушны. Гонсалес помнил, каким желанным трофеем оказалась для тлашкаланцев убитая лошадь. Так можно ли представить себе более ценных пленников в глазах Монтесумы, чем четыреста чужеземцев? Ради возможности лично принести их в жертву, он многое бы простил и тотонакам и тлашкаланцам. И те и другие наверняка отлично это понимают…

Наконец все скалистые хребты остались позади. Перед отрядом открылась безразмерная долина. Именно здесь находилось сердце империи ацтеков. Конкистадоры двигались по щедрой земле, защищенной со всех сторон цепью гор. Почва здесь была плодородной, солнце ласково светило, повсюду расстилались возделанные поля, сады и рощи. После длительного, изнурительного похода этот край казался настоящим раем. В долине было много городов. Путников везде встречали радушно, но даже здесь испанцам несколько раз жаловались на тиранию Монтесумы. Делалось это, разумеется, так, чтобы послы из столицы, сопровождавшие отряд Кортеса, не услышали нареканий.

И вот перед конкистадорами открылся вид на огромное озеро Тескоко. Впереди была большая земляная дамба. Высокая, возвышающаяся над уровнем воды на половину человеческого роста, и столь широкая, что пять, а то и шесть всадников в ряд смогли бы проехать по ней. Эта огромная насыпь кое-где расширялась, образуя большие площади, на которых стояли жилые дома и небольшие храмы. Повсюду хватало причалов для лодок.

Встречать гостей высыпало неисчислимое множество народа. Индейцы в богатых одеждах, щеголяя изысканными украшениями, сотнями теснились на насыпи, кланялись, махали руками, бросали цветы. Но еще больше их было на озере. Легкие и юркие лодки сновали туда-сюда по поверхности, и в каждой сидело от одного и до пяти местных жителей. Время от времени на глаза попадались величественные каноэ с навесами, вмещавшие по несколько десятков человек. Всем не терпелось увидеть удивительных белых чужеземцев.

Земляная дамба несколько раз прерывалась, чтобы из одной части озера в другую могли проплывать лодки, и над этими проемами были перекинуты широкие и прочные деревянные мосты. Все оказалось именно так, как и рассказывали когда-то тлашкаланцы. Теночтитлан был отлично укреплен — стоит лишь убрать эти мосты и ни одна армия не сможет проникнуть в город.

А навстречу конкистадорам в это время двигался огромный паланкин. Сразу было видно, что он достоин великого императора. Деревянные ручки и кресло покрывали золотые и серебряные накладки, инкрустированные жемчугом и нефритом. Под просторным балдахином из блестящих зеленых перьев могло уместиться несколько человек, но сидел там лишь один. Вымуштрованные носильщики одновременно остановились и опустили паланкин. Уэй-тлатоани Монтесума Шокойоцин, окруженный самыми близкими родственниками, вышел из них и неспешно направился к Кортесу.

Повелитель ацтеков носил ту же одежду, что и прочие индейцы, но она оказалась невероятно богатой. Плащ на плечах сверкал золотом, как и набедренная повязка. Роскошный головной убор, немного напоминающий остроконечную католическую митру, пестрел перьями и нефритом. Сандалии с золотыми подошвами сверху были украшены драгоценными камнями. Монтесума выглядел лет на сорок с небольшим, худощавый и смуглый. Гордая осанка и умные проницательные глаза делали весь его облик истинно королевским.

Видимо, служить Монтесуме достойны были лишь самые благородные вельможи. Под руки его вели племянники и братья, другие знатные касики спешно расстилали перед ним дорогие покрывала, чтобы он не ступал по голой земле. Еще несколько вождей несли балдахин, украшенный свисающими нефритовыми бусинами, защищающий повелителя от солнца. Повсюду царило почтительное молчание, никто из подданных даже глаза не смел поднять на императора ацтеков, смиренно опустив головы.

Эрнан Кортес соскочил с коня, и смело подошел к Монтесуме в сопровождении Марины. Вот и настал момент, которого он так добивался и которого, судя по всему, опасался повелитель ацтеков. Внешне генерал-капитан был весел, но глубоко внутри засела тревога. Чего ждать от Монтесумы? Возможно император, убедившись, что перед ним всего лишь люди, прикажет немедленно пленить всех испанцев? В этот момент Эрнан Кортес чувствовал, что он снова застыл на грани — сейчас он или преодолеет очередную преграду или же погубит свой отряд.

Монтесума же с затаенным беспокойством изучал чужеземца. Давняя легенда гласила, что великий бог Кецалькоатль некогда отплыл на восток, но обещал вернуться. И вот теперь из-за моря прибыли эти создания. Такими ли должны быть посланники Кецалькоатля? Или же перед ним всего лишь люди? Но можно ли назвать обычными людьми тех, кто силами пятисот воинов покорили Табаско и навязали союз несгибаемой Тлашкале? А потом еще и сумели избежать нападения в Чолуле? Как вести себя с чужим предводителем? Как с равным? Как с высшим?

Монтесума поклонился, коснувшись рукой земли и затем поднеся ее к губам. Так он не приветствовал никого с тех пор как стал правителем ацтеков семнадцать лет назад. Генерал-капитан ответил учтивым поклоном.

— Добро пожаловать, Малинче, в наш великий город! — торжественно произнес император. — Я уэй-тлатоани Монтесума Шокойоцин, повелитель этих земель и здесь тебя ждет самый теплый прием. Велика моя радость, что довелось узреть прибытие людей из-за моря, как о том гласило древнее пророчество. Ваш путь был долог, и столь же долгим было мое ожидание. Веками мои предки хранили эту землю, наследуя престол, оставленный нашим мудрым богом Кецалькоатлем. Сердце мое наполняется радостью, когда я понимаю, что именно мне посчастливилось дождаться возвращения сыновей бога из-за моря.

Кортес лишь отчасти понял значение сказанных слов. Он знал легенду о боге, который покинул эти земли и уплыл на восток, пообещав вернуться. Стоило по возможности пользоваться ореолом своего нежданно полученного божественного величия. Он поблагодарил собеседника, достал из кошелька нитку граненых стеклянных бус и возложил их на шею императору. Затем испанец широко развел руки в стороны, намереваясь обнять правителя ацтеков, но свита тут же всполошилась. Они заслонили Монтесуму и принялись что-то оживленно толковать, перебивая друг друга и энергично жестикулируя.

— Они говорят, что непозволительно так вести себя с уэй-тлатоани, — перевела Марина.

— Вожди тотонаков спокойнее реагировали на подобное проявление чувств, — пробормотал несколько смущенный Кортес. — Видимо, по отношения к императору полагается особый этикет.

Впрочем, Монтесума не обиделся. Он улыбнулся, стараясь сгладить неловкость, и сделал повелительный жест. Тут же один из приближенных сделал шаг вперед и с глубоким поклоном подал своему повелителю ожерелье. Император торжественно водрузил его на шею Кортесу. Сделанное из кроваво-красных ракушек и граненых бусин нефрита, оно было украшено массивными золотыми кулонами. Каждая такая подвеска представляла собой креветку длиной в человеческую ладонь, сделанную с изумительной точностью.

После еще одного обмена любезностями Монтесума покинул испанцев. Он удалился к себе в покои, предложив им отдохнуть и насытиться с дороги. Конкистадоры продолжили свой путь, все больше удивляясь увиденному. Чем дальше они забирались, тем более сказочные виды открывались. Семпоала казалась прекрасной, но она меркла рядом с Тлашкалой, которая, в свою очередь, уступала огромной и величественной Чолуле. И вот теперь их глазам предстал город, рядом с которым поблекли лучшие столицы Европы.