- Вот именно, - подтвердил ландграф Инфернберга, - пора, пора, говорят, идти в ногу со временем.

   - Что за пьеса? - поинтересовался ле Гранд.

   - Революционная, - просветил его фон Инфернберг, - из жизни туземных народов.

   - Вот как? - искренне удивился первый принц Тьмы, - не ожидал. И о чём она?

   - Точно не знаю, - ответил Предвестник Хаоса и Вечного Небытия, - но по словам постановщика, произведёт она эффект разорвавшейся бомбы. Он лично клялся мне, что съёст свою шляпу, если во время сцены, когда, революционные аборигены ворвутся на площадь, где вершится неправый суд, и схватят пристава и стражников, зрительный зал не взорвётся аплодисментами и криками " Ва, подлец, так ему и надо!"

   - Эти... - закусив губу, процедил второй принц Тьмы, - эти... скоморохи, вы думаете, они способны что-то прилично сыграть? Да они с лёгкостью завалят самую гениальную пьесу! Считаете их служителями муз? Жрецами храма искусств? Как же! Склочники, скандалисты, лицемеры, хамы! Вы полагаете, они умеют играть? Не смешите! - Властелин Звёздного Неба распалялся всё больше и больше, - они изображают плач и горе, а глаза у них злятся и беспокойно бегают по сторонам. Думают только о себе. Не дают дорогу молодым. Да что о них говорить? Рыба гниёт с головы! Режиссёр-постановщик, - горько усмехнулся ле Блан, - что он может поставить с таким подходом, с такими чудовищными и нелепыми методами? Актёры дуреют на его репетициях, а после них заболевают, чем только в голову взбредёт лишь бы больше, - Мишель злобно сжал руку в кулак.

   - Ну, есть мнение и многие его поддерживают, что театр уже давно должен возглавить Будимир Косой, - подал реплику фон Инфернберг.

   - Ни за что! - вскинулся Мишель ле Блан, - Косой - халтурщик! Я понял, - глаза второго принцы Тьмы озарились внезапным вдохновением, - это заговор.

   - Напишите письмо Покровителю, - рассмеялся Лионель, - может оно, наконец, выведет его из комы. Как узнает, что вас зажимают, травят, не дают плодотворно работать, и что вы не позднее третьего дня уезжаете в Элизиум...

   - Я бы, для полной уверенности, ещё про нестерпимые жилищные условия напомнил, - поддержал ле Гранда ландграф Инфернберга.

   - Правильно. Ведь не царское это дело - своим же советам следовать, - одобрительно кивнул Даймону первый принц Тьмы.

   - И напишу, - холодно ответил Мишель, внезапно успокоившись. В его синих глазах блеснула непоколебимая решимость, - чуть позже. А пока, позвольте откланяться, - поднялся со стула второй принц Тьмы, - пойдёмте, Майкл. Нам здесь больше делать нечего.

   - Можно подумать, один раз нельзя опустить большой палец, - обиженно пробормотал себе под нос Редворт, последовав за Мишелем, - да в Древнем Риме...

   Но что именно хотел сказать Майкл о Древнем Риме, Линель и Даймон так и не расслышали. Двери за принцами Тьмы бесшумно захлопнулись.

   - Право слово, эти двое стоят друг друга, - вздохнул Лионель и устало откинулся на спинку стула.

   - Наконец-то мы одни, - также откинулся на спинку стула фон Инфернберг, но скорее не устало, а наоборот - довольно, - ну что, продолжим работу?

   - Приступим, - согласился с ним ле Гранд, - на чём мы там остановились?

   Я и воевода. Время откровений.

   Мы одни, и мы не смотрим друг на друга. Неважно куда устремлены наши взгляды, на самом деле мы погружены в самих себя. Так мы избежим недомолвок и лжи. Так нам обеим откроется истина. Впрочем, начинать не мне.

   - Твой бой, - негромко произносит Ратмира, - это было личное?

   - Возможно, - столь же тихо отвечаю я.

   - И всех нас это совершенно не касалось? - вновь спрашивает воевода.

   - Скорей всего, - предполагаю я.

   - Значит, это не месть? - похоже, Ратмире ни к чему мой ответ.

   - Всего лишь долг перед собой, - наверное, я всё же хочу, чтобы наша беседа продолжилась.

   Мои первые воспоминания о воеводе? Мне, то ли семь, то ли восемь месяцев. Я мирно сижу у себя в комнате в моём манежике и спокойно играю игрушками. Вот здесь будет лежать лошадка. А вот здесь зелёный попугайчик. Тут пупсик, а там - голубой мячик. Потом попугайчик прилетит в гости к лошадке, и они вместе отправятся к пупсику. Пупсик залезет на лошадку и будет на ней кататься, а попугайчик в это время будет играть с мячиком. А потом придёт мама, покормит меня и уложит спать. И так будет вечно, и всё в этом мире устроено правильно.

   И в этот самый миг, когда я наслаждаюсь ролью королевы, определяющей судьбы своих подданных, дверь комнаты открывается и на пороге появляется высокая, худая девочка с хитрым и торжествующим выражением на лице. Это выражение означает, что родителей нет дома, и ей никто не помешает. И вот уже её руки вынимают меня из манежика, и девочка начинает радостно поднимать меня к потолку, сначала слева от себя, потом справа, а затем и прямо перед собой. Она бодает меня в животик, трётся носом о мой носик и при этом качает меня из стороны в сторону. Потом она кладёт меня на диван и, возбуждённо щебеча, начинает щипать меня за попу, бока и щёки. Глупая. Она разве не понимает, что в этой комнате я - хозяйка и королева, а не её живая кукла? Не понимает. Может заплакать? Нет, ведь я не ощущаю в ней никакой вражды. Скорей наоборот, наверное, она думает, что делает мне приятно. Буду терпеть. Она устанет, или придут родители, и я снова окажусь в моём манежике. Только у меня уже нет уверенности, что в этом мире всё устроено правильно, и я сама определяю свою судьбу.

   Вот немного позже мама одевает меня для прогулки. И снова эта странная девочка появляется рядом с нами. Я слышу, как она говорит:

   - Мама, я иду с тобой и Пухликом.

   Уже который день я раздумываю над двумя вопросами. Почему эта странная девочка называют мою маму своей мамой? У каждого должна быть своя мама, и эта мама - моя мама. Тут что-то неправильно. И ещё - моя мама зовёт меня Славой. Папа (эта девочка и его зовёт своим папой!) - Воиславой, а иногда - Глорией. Почему она зовёт меня Пухликом? Что такое - пухлик? Вот вы втроём уже в парке возле нашего дома. Мама держит меня за одну руку, странная девочка - за другую, я иду между ними и с удивлением рассматриваю всё, что попадается мне на глаза - травку, землю, камешки, деревья, небо (я смотрю вверх). Этот парк намного больше моей комнаты. И когда-нибудь я буду гулять по нему одна. Мне никто не станет мешать.