- Тогда скажу лишь одно, капитан, - дружески обратился я к Дагоберто, - помочь землякам - святое дело. Добро пожаловать в нашу компанию. Кстати, а сколько вас?

   - Двадцать. Лучшие из лучших.

   - Неплохо. Надеюсь, что вас и местных стражников хватит, чтобы отразить морской десант. Да, особо не задирайте местных бойцов. Как вы уже поняли из моих слов, они - наши люди.

   - Меня больше заинтересовали ваши слова о морском десанте, - прищурился Мортимер.

   - Да я тут прикинул на досуге. Неважно как сюда проберётся Примо Сенаторе. Впрочем, на месте Джело я пошёл бы напрямую через леса и болота центральной Флорезии. Наместник, как я понимаю, решил твёрдо держаться проварварской ориентации и к Квинто Чино враждебен точно так же, как и к вам, капитан. Из Тампино он Примо Сенаторе не выпустит, хотя бы, чтобы выслужиться перед новым кайзером. Сил у него на это хватит. Соваться туда - гиблое дело. Но суть не в этом. К Леариццо обязательно пристанет корабль, на котором Чино уплывёт в Новые Земли. И это, уж вы мне поверьте, будет всем кораблям корабль. И дай святой Януарий, чтобы он был один. В лучшем случае, они возьмут под свой контроль лишь порт, в худшем - попробуют захватить весь город.

   - Корабли из Новой Орлезии, как я понимаю, - сказал Дагоберто, - "Драконы Тьмы"?

   - Самое неприятное, если легат Лючиано Бэй начнёт долгожданное наступление из Земли Тексо на Луэзию и разобьёт вдребезги этих головорезов. Тогда весь осиный рой, что обосновался в Новой Орлезии, рванёт прямиком к нам. Будет жарко. Кстати, вы то почему приплыли лишь на одном судне?

   - А нас никто не разбивал, - вежливо улыбнулся Мортимер.

   - Одним словом, десант будет и встречать его придётся. Но другого выхода у нас и нет, верно? К слову, раз я уже упомянул о Лючиано Бэе, никто не в курсе, как обстоят дела в Земле Тексо?

   - Скверно, - поморщился Дагоберто, - они отменяют рабство.

   - Быть не может, - не поверил я, - они переметнулись к аболиционистам?

   - Вот именно, - процедил Мортимер.

   - То есть если я встречу в Земле Тексо какого-нибудь вольноотпущенника в белоснежном костюме с иголочки, в белых туфлях и шляпе, с тростью с серебряным набалдашником и серебряными же часами на цепочке, я не смогу потребовать, чтобы этого мерзавца продали на аукционе?

   -Увы, - горестно развёл руками капитан.

   - Отринули наше классовое учение, - с нескрываемой горечью тихо произнёс я.

   - Что за учение? - с нескрываемым любопытством спросила Тансервилл.

   - Мы же не варвары, - объяснил я, - это у них по их примитивным представлениям есть лишь кайзер и его подданные, которые делятся на умных и глупых, талантливых и бездарей, трудолюбивых и лентяев. А мы - цивилизованное общество и прекрасно знаем, что разделены на два класса - рабов и рабовладельцев. И что между этими классами существуют противоречия и противоречия эти - непримиримые, поэтому всё что нам остаётся - это угнетать, угнетать и ещё раз угнетать.

   - Не поделитесь, а сколько рабов было лично у вас? - хитро прищурившись, поинтересовалась Селена.

   - Ровно столько же сколько у девяти из десяти граждан Империи: двое - правая и левая рука. Как видите, они и сейчас при мне. Но что это меняет - от классовой борьбы не спрятаться и не уйти.

   - Вы внесли бы куда больший вклад в эту борьбу, если бы пошли в надсмотрщики или охотники за беглыми рабами, - с нескрываемой иронией заметила Тансервилл, - с вашими-то талантами. Надсмотрщики, между прочим, неплохо получают, спросите хотя бы у надсмотрщика Джакомо Гриндейла. А про гонорары охотников вам, думаю, охотно поведает Ренцо.

   - Рука у меня не поднялась, совесть не позволила лишить рабочих мест несчастных бедолаг, - хладнокровно парировал я, - я уж как-нибудь на зарплату библиотекаря прокормлюсь. И всё-таки, я могу быть уверен, что ничего подобного в Южной Карлезии не произойдёт, - с надеждой посмотрел я на Мортимера.

   - Только через мой труп, - клятвенно пообещал Дагоберто.

   - С вами и так понятно, - перевёл я взор на Эрмано Тимотео, - такими темпами рабы у вас очень скоро закончатся.

   - Ну вы и скажете, - рассмеялся алвезианец, - рабы закончатся. Виданное ли дело, чтобы они закончились. Вы ещё ляпните, что мы всех бизонов когда-нибудь перебьём.

   Уходили магистр и Мортимер вместе. Что ни говори, а классовая борьба здорово сближает.

   Глава 15. В моих воспоминаниях я приближаюсь к сути

   - Итак, вы мирно работали библиотекарем, а затем произошла совсем другая история, которую вы обещали рассказать, - напомнила мне Селена.

   - Она началась, когда мама меньше чем за год до своей смерти родила мою младшую сестру, - задумчиво произнёс я.

   - Меньше чем за год? - переспросила Тансервилл.

   - У неё был рак груди, - пояснил я, - магия исцеления, как это обычно и бывает, оказалась совершенно бессильной. Согласен, трудно понять ту, что в шаге от верной смерти дарит жизнь, которую уже не способна лелеять и оберегать. Но вы - женщины, вообще, загадочные и непостижимые создания. Наверное, она очень хотела второго ребёнка. Сделай она иной выбор - всё пошло бы по-другому.

   - А вы?

   - А я, как и все нормальные дети, тоже мечтал о младшей сестре. Впрочем, я уже был не совсем ребёнок - мне тогда исполнилось тринадцать лет.

   - Приличная разница, - заметила Селена.

   - Согласен. Поэтому я отлично помню, как мы все возвращались из родильного дома, как отец нёс сестру всю дорогу на руках, а та мирно спала, завёрнутая в одеяло. Как она открыла сперва лишь один глаз, как я подумал, рассматривая её красное личико, что в грудном возрасте мы, наверное, напоминаем себя в старости - новорожденных и в самом деле не отличает та привлекательность, что свойственна малышам постарше, как, наконец, сестра впервые очень и очень громко подала голос. Как за ней ухаживали мама и бабушка - последняя специально приехала к нам ради этого. Детская кроватка, детская коляска тёмно-вишнёвого цвета, детский манежик - их образы моя память запечатлела чётко и, похоже, навсегда. Помню, как сестра научилась ползать, сперва задом наперёд, как она добралась до корзины с яйцами и разбила с полдесятка. Как она встала на ноги, осторожно держась за деревянные прутья кроватки, как делала первые неуверенные шаги. Девять месяцев в нашем доме, как мне тогда казалось, царили безмятежная идиллия и радость. Не зря говорят - счастье в неведении. Взрослые, конечно, прекрасно понимали, что это всё - иллюзия и конец близок. Но несмотря ни на что - у меня сохранилось несколько магических изображений того рокового года. Мы заказали их, когда сестре исполнилось полгода. Ни на одном из них на лице мамы и отца я не увидел и малейшего следа безнадёжной обречённости и отчаяния. Во взгляде мамы иногда проскальзывала некая задумчивая грусть, но лёгкая меланхоличность была присуща ей всегда. Взор же отца светился искренним счастьем.