– Рада за вас, – буркнула в ответ. – Вернее, за ваших будущих детей.

– Или вот Чехов…

– Чехов – Павлович, – вмешалась Милка. – Дрошнев, держись позади. Мы ж договаривались.

Парень послушно приотстал, а Милка покачала головой.

– На родителях гениев природа отдыхает!

А мне его жалко стало. Немножко.

Наконец, мы пришли. Не на стадион к счастью, но в недавно отстроенный Дом Культуры – роскошное здание современнейшей архитектуры. Стеклянные галереи, зимний сад с фонтанчиком, кожаные диваны в фойе, – красота! Приятно, когда на культуру не жалеют денег. Хотя бы зримо.

Милка словно невзначай оглядела толпу, томящуюся перед закрытыми дверями.

– Встретимся в зале, ладно? – шепнула заговорщически.

– Конечно, – кивнула я. – Веселись.

И Милка отправилась веселиться. Жертвой её оказался скучающий у окна в одиночестве высокий брюнет. Она проплыла мимо него, не обращая внимания, но тончайший шарфик с её плеча неожиданно соскользнул прямо на рукав мужчины.

– Девушка, вы потеряли..!

Милка так искренне удивилась, что я на секунду поверила в волшебный случай, помогающий знакомиться двум людям.

– Может, мороженого? – предложил Сергей.

– Нет, спасибо.

– Не любите? Или…

– Или. Лишние калории и всё такое.

– Тонечка… Можно я буду вас Тонечкой называть? Так вот, поверьте, вам вовсе ни к чему жаловаться на фигуру и отказывать себе в удовольствиях вроде мороженого. Вы такая…

– Какая? – поскучнела я.

– Очень-очень женственная.

– А я думала, вам Мила больше нравится. Билеты покупаете для неё.

– Людмилочка – да, она… хорошая, но колючая уж больно.

Я глянула в сторону подруги. Загадочная улыбка, в глазах понимание и участие. Само обаяние! И брюнет, похоже, разделяет моё мнение и что-то увлечённо рассказывает, рассказывает!

– А вы, – продолжал тем временем Дрошнев, – от вас таким уютом веет, таким теплом!..

Договорить он не успел, потому что двери, наконец, приглашающее распахнулись, и толпа любителей искусства потекла рассаживаться в зал.

Сказать, что была просто музыка, ничего не сказать. Это была МУЗЫКА.

К меломанам себя не отношу, глубокими познаниями в теории воплощения мыслей и чувств композиторов не обладаю. Песни и инструментальные произведения всегда оцениваю с позиции «нравится-не-нравится». Должна быть хорошая мелодия, а не «дрын-дрын» в три аккорда, профессиональный вокал. Собственно, и всё. Неважно при этом, к какому стилю и что относится. Симфония, рок, «металл», – главное, чтоб талантливо. Но никогда, ни разу в жизни я не слышала музыки, вызывающей столько эмоций и зрительных образов! Перед внутренним взором возникали сложнейшие цветовые композиции. Ни одно из голографических световых шоу, столь популярных ещё недавно, не могло бы соперничать в красоте и разнообразии картин, рождающихся в глубинах сознания! То было не просто хаотичное мелькание красок, а структуры, имеющие не только форму, но объём, скорость, протяжённость во времени! Всё это жило, перетекало одно в другое, гасло, вспыхивало вновь. Высокие звуки уносились в ослепительно голубую, а потом фиолетовую часть спектра, низкие – в бархатно-красную, меркли в чёрно-зелёном.

И чувства… Вдохновение, эйфория, любовь ко всему миру переполняли, беззвучными стихами летели во вселенную из самого сердца, заполняли пространство вокруг.

Я и не знала, что способна ТАКОЕ видеть или вообразить!

Даже не сразу поняла, что произошло, когда всё закончилось. Когда стихла МУЗЫКА. Зал дружно аплодировал, кто-то выкрикивал «браво!», а я вытирала слёзы со щёк и хотела только одного – вернуться в чудесный мир оживших мелодий.

А Милка в зале так и не появилась. Они с брюнетом просидели весь концерт в саду, уютно устроившись на одном из диванчиков.

До дома меня проводил Дрошнев. Всю дорогу мы молчали. Не знаю, о чём он думал, а я всё ещё находилась во власти удивительного волшебства музыки и ни говорить, ни обсуждать ничего не хотела.

– Может, ещё куда-нибудь сходим? – робко поинтересовался мой спутник у подъезда.

– Что?

– Однажды. Сходим. Вместе…

– Посмотрим, – буркнула я и, махнув на прощание, закрыла за собой дверь.

«Посмотрим». Универсальное словечко. Вроде, и не отказала, но и не согласилась. Никаких обещаний. Никаких обязательств.

В воскресенье мы с Милкой не виделись, а новую рабочую неделю начали как обычно с ежеутреннего вкушения кофию и обмена впечатлениями.

– Он такой умный! – подруга даже на какое-то время забыла о пирожном, вновь переживая романтическую встречу. – Торсионные поля!..

– Чего-чего??

– Поля, говорю, торсионные, – Милка вернулась на землю и откусила, наконец, эклер. – И теория струн. Вот ты знаешь, что это такое?

– Нет.

– А я… – она глянула снисходительно так, сверху вниз, (что вообще-то совсем нетрудно, коль она на полголовы выше меня), сделала эффектную паузу и закончила, – Я тоже нет. Но я слушала!

– И я слушала.

– Про поля?!

– Нет. Музыку. Потрясающе…

– А-а. Тебе понравилось?

– Не то слово!

– А я вообще-то не очень люблю поли-мента-графическую обработку. Не знаю, кого – как, а меня в сон тянет.

– Какую обработку??

– Поли-мента-графическую. Никогда не слышала?

– Слышала, вроде, – я постаралась вспомнить. – Это какое-то новое направление художественное… Кажется.

– Ну, да. Для усиления впечатления и прочая, прочая. Только, чтоб эффект лицезреть, надо обладать хотя бы минимальной синестезией, а у меня её в зародыше нет. А ты что-то видела?

– Видела. И думала, у всех так.

– Нет, – Милка сожалеюще цокнула языком. – Увы. Это дар.

Поисковая система выдала 16 миллионов страниц с упоминанием нового направления художественного искусства. Переходя по ссылкам, я углубилась в такие детали, такие дебри сложнейшего программирования, что заблудилась окончательно, так толком и не уяснив, что это вообще такое – музыкальная ментаграфия??

Попробовала другой путь. На программке концерта, что случайно осталась в моей сумочке, значились фамилии дирижёра, оркестрантов, композиторов… А, вот! Ментаграфическая обработка. Художник – В.-М. Берг. Посылаю запрос.

Тёмно-русые густые волосы, полуулыбка, поворот головы в необычной манере с лёгким откидыванием назад… Я смотрела в незнакомое и такое знакомое лицо и думала, что первый раз вижу ЕГО вот так, близко, рядом-рядом. А Он и не знает. Зато я знаю. Знаю, что на крошечный шажок стала ближе. Хотя он вполне может остаться последним. Ну, известно теперь, что ОН – художник. Или композитор? Или программист? Как точнее назвать его специальность? Наверное, всё в комплекте, всё сразу, ведь без знания чего-то одного не получится другого – того видео-музыкального шедевра, поразившего моё воображение на субботнем концерте.

* * *

Я встречаю утренний Монорельс. И ЕГО. Теперь уже не безликого незнакомца, а талантливого (не думаю, что только по моему мнению!) художника-программиста мента-графии.

Снова накрапывает дождь, но я решительно закрываю зонтик, чтобы не запутаться в нём, чтобы не мешал воплощению одной идеи, возникшей накануне вечером. Глупо как-то, по-детски. Милка, наверняка, придумала бы что-нибудь поизящнее. Но вот что она действительно приветствует, так это решительность. Во всех действиях. И на эту решительность всё время пытается меня подвигнуть. Так что, думаю, одобрила бы. И я, выждав момент – куда уж решительнее! – устремилась в толпу из сонных недовольных лиц вперемешку с зонтиками.

– Извините! Простите, пожалуйста! Можно вас на минуточку?!

Когда ОН обернулся, у меня сердце ухнуло куда-то, а голос от волнения стал противно писклявым.

– Извините, вы… Берг?

– А в чём дело?

Спешащие люди то и дело толкали меня в спину, за шиворот капала холодная вода с зонтиков, но я отмечала мелкие неудобства краем сознания, желая лишь одного – продлить подольше миг встречи с Ним.