Моя "мама" зажгла свечу, и я встретился взглядами с ней и со "мной". Они широко улыбались. Лица были такими же, только на дне глаз как будто что-то шевелилось. Я снова закричал, но ничего не услышал. Я раскрывал рот, бился в зеркало, но вокруг меня стояла мертвая тишина. "Мальчик" напротив меня поднес палец к губам. Затем эти твари вышли. Мне почудился рядом мамин крик, но дальше все как в обрывках сна.

  - Расскажите, что помните.

  - Я видел его у нас дома, в лифте, в машине, в разных зеркалах. Он был в разной одежде, и он менялся, рос.

  - А где были вы?

  - Нигде. Я видел только эти обрывки. Он не задерживался возле зеркал.

  - Что было дальше?

  - Дальше... Я точно не знаю. Похоже, они ошиблись. На праздновании дня рождения зажгли свечи на торте, выключили свет. Когда он нес торт мимо зеркала на стене, там похоже лопнула старая веревочка, на которой оно висело. Зеркало стало падать на него, он дернулся, выронил торт, свечи погасли, и в этот момент я смог коснуться его. Когда я включил свет, то увидел, как они все сидят за столом и скалятся. И глаза у них странные. Я схватил нож, которым мой двойник собирался нарезать торт, и они набросились на меня. Сколько бы я их не резал, они продолжали шевелиться и шептать. А потом приехала полиция.

  - Чего вы хотите сейчас?

  - Я хочу пойти на ту сторону! Родители остались там, я знаю!

  - Почему вы так уверены, что они там?

  - Я их слышал, когда был с той стороны. Док, я вам все рассказал, дайте мне зеркало, прошу!

  - Я посмотрю, что можно будет сделать. А пока отдыхайте. - я закончил писать в своем блокноте и направился к выходу.

  - Пожалуйста, док, только побыстрее.

  Я понял, что стоит выдержать паузу и понаблюдать за изменением состояния пациента. Прислушавшись к своим ощущениям, я обнаружил в себе сочувствие. Парень действительно верит во все, что мне рассказал. Такое чувство, что я общался с напуганным ребенком, который скучает по маме и не понимает, почему его здесь держат.

  Спустя несколько дней мне доложили, что Майкл Перри перестал есть. Он вновь начал требовать себе зеркало. При личной встрече я поставил ему условие: если будет хорошо питаться три дня, на четвертый он получит свое зеркало. Его просьба несложная, и может либо привести к катарсису, либо открыть другие грани заболевания.

  Майкл выполнил условия со своей стороны, поэтому спустя три дня я распорядился доставить его в педиатрическое отделение в детскую комнату с односторонним зеркалом. В нашей клинике эту комнату использовали для наблюдения за детьми, чтобы не отвлекать их в процессе игры.

  Увидев зеркало, Майкл удовлетворенно кивнул и попросил выключить свет и оставить его. Я перешел в комнату для наблюдений, где санитар уже приготовил камеру с ночным инфракрасным режимом. Чтобы Майкл не увидел свет из комнаты наблюдений, здесь тоже должно быть темно, поэтому я решил записать его реакцию на камеру.

  - Я готов, док! - парень стоял, решительно сжав кулаки. Я кивнул санитару, и оба помещения погрузились во тьму. У меня пошли по коже мурашки, внезапно появилось ощущение, что я совершил огромную ошибку.

  - Включай.

  Комната вновь наполнилась светом. Улыбающийся Майкл посмотрел на меня сквозь стекло и помахал.

  - Спасибо, док!

  - Как вы себя чувствуете?

  - Очень хорошо, только немного проголодался.

  - Скоро пообедаете, Майкл. Расскажете, что с вами произошло?

  - Расскажу после обеда, если вы не против.

  Я не стал настаивать. Пациента отправили обратно отдыхать и дожидаться обеда, а я запустил запись на камере. Меня не покидало ощущение неправильности происходящего, и оно усиливалось по мере просмотра. На записи после выключения света парень стискивает зубы, затем решительно подходит к стеклу и протягивает руку. Сначала хмурится, затем резко отдергивает руку и начинает улыбаться.

  Пересмотрев запись несколько раз, я не обнаружил ничего сверхъестественного, но волосы на загривке почему-то каждый раз становятся дыбом.

  На следующей встрече Майкл рыдает и показывает все признаки катарсиса. Рассказывает о том, как встретил родителей на "той стороне", о сильной любви к матери, о ревности к отцу. О злобе и помешательстве, питаемых страхом потери. Я киваю и записываю. Эти слова, эмоции. Такое ощущение, что я смотрю выступление гениального актера.

  На последующих сеансах Майкл показывает четкую картину выздоровления. Он осознает неадекватность своих предыдущих слов и поступков, делится эмоциями. Все как по учебнику.

  Спустя некоторое время, благодаря образцовому поведению и отсутствию негативных симптомов, адвокат настаивает на переводе подопечного в крыло с более мягким режимом содержания, и я вынужден согласиться. Теперь Майкл гуляет, общается с другими пациентами и просто излучает жизнерадостность. Словно совсем другой человек.

  Поздно вечером я сидел в своем кабинете и заполнял бумаги. Опасаясь, что я что-то упускаю из вида, я написал своему старому другу и наставнику. В ответ тот уточнил, давно ли я отдыхал, и посоветовал съездить в отпуск. "Если после отпуска твои опасения по поводу пациента останутся, приезжай ко мне на консультацию", - прочитал я сообщение и усмехнулся. Поблагодарив друга, я потянулся в кресле до хруста в спине. Наверное, мне действительно стоит куда-нибудь съездить. Давненько я не бывал в Европе.

  Стук в дверь застал меня за просмотром отелей на берегу озера в Италии.

  - Войдите.

  - Все трудитесь, док? - Майкл зашел и опустился в кресло напротив. Я не очень удивился, в последнее время мы часто беседовали в неформальной обстановке помимо предписанных часов консультаций.