Когда американцы узнали, что это Ади Дасслер изготовил обувь, в которой Джесси Оуэнс имел триумф в Берлине, военная администрация оперативно предоставила фабрике лицензию на производство. И в начале ноября 1945 года братьям Дасслерам был поручен выпуск баскетбольной и бейсбольной обуви.
Чтобы заполучить обувь Dassler, американские солдаты в Херцогенаурахе озаботились доставкой пригодного для работы материала. Однажды они принесли пустые топливные баки из оставленного армейского транспорта, так как полагали, что из резины можно сделать подошвы для кроссовок. В другой раз была доставлена целая куча списанных армейских палаток. Хоть они и требовали муторного мытья и чистки, в итоге из них получалась легкая обувь для бега.
Зима принесла новые заказы. В течение нескольких месяцев Дасслеры занимались производством нескольких тысяч пар хоккейных коньков. Фирма получила крупный заказ от американского штаба в Гармиш-Патенкирхене. Удачным приобретением Ади Дасслера стала партия бейсбольных перчаток. Он разрезал их и использовал полоски первоклассной кожи для пяток и петель в своих кроссовках.
Благодаря заказам американского военторга дела Дасслеров шли относительно неплохо. В то время как другие боролись за выживание, Ади Дасслер мог позволить небольшие излишества для жены и детей. Правда, особняк был реквизирован армией США, так что семья была вынуждена переехать в «башню», высокую пристройку к фабрике. Но по сравнению с другими семьями, которые, будучи сами в ужасных условиях, часто должны были делить свой дом с беженцами из восточных областей, они жили с комфортом. Дети и взрослые сосуществовали и работали в мире и согласии, чтобы спасти фирму – пока не вернулся воинственный Рудольф, чтобы за нее бороться.
На протяжении нескольких месяцев лагерь для интернированных Хаммельбург состоял лишь из участка земли, обнесенного колючей проволокой и охраняемого хорошо вооруженными американцами. Санитарные условия улучшились, только когда мало-помалу стали возводиться бараки. Рудольф Дасслер, или арестант 2597, снова и снова писал лагерному начальству и просил разрешения вернуться в Херцогенаурах. Но Хаммельбург был переполнен, а американцы в первые послевоенные месяцы старались со всей тщательностью рассматривать каждое дело.
Пока его бумаги покоились в самом низу высокой стопки, Рудольф Дасслер готовил свою защиту. Кроме него были интернированы и другие руководящие нацисты его родного города. Гораздо важнее для Рудольфа оказалось то, что среди заключенных оказались те, кто был готов выступить свидетелями в его пользу. Среди них Фридрих Блок, его непосредственный начальник в Тушине, арестованный американцами за свою деятельность в Службе безопасности. А также Людвиг Мюллер, который предположительно отвечал за доставку арестованных гестапо из Нюрнберга в Дахау.
Слова Блока, казалось, подтверждали, что возвращению Рудольфа из Тушина в Херцогенаурах мешали какие-то интриги. Так значит, подозрения были верны? Как писал его предыдущий начальник, Рудольф многократно просил об отпуске, чтобы позаботиться о своей фирме. Блок пообещал освободить Дасслера от его обязанностей, как только надлежащее ведомство даст на это согласие. Но затем Блок получил «от командования неожиданное распоряжение под грифом “секретно”, запрещавшее давать ему отпуск для работы на предприятии».
Полученные американцами данные открывали все новые подозрительные обстоятельства. Они установили, что Рудольф в 1933 году вступил в НСДАП, а в 1941 году добровольно записался в вермахт. На своем посту в пограничной полиции в Тушине он работал с личными делами и случаями контрабанды. Важным пунктом обвинения была деятельность Дасслера при гестапо в Нюрнберге в марте 1945 года; Рудольф Дасслер утверждал, что он всего лишь должен был каждый день являться в учреждение, пока велось следствие о его самовольном отбытии из Тушина. Американцы все же пришли к выводу, что он лжет.
В отчетах офицера, которому было поручено это дело, записано: «По показаниям его супруги, допрошенной в этом кабинете, он в действительности работал там. По показаниям Адольфа Дасслера, брата обвиняемого, также допрошенного в этом кабинете, Дасслер в действительности работал там». Офицер с легким раздражением дает оценку утверждению Рудольфа о его аресте гестапо и отправке в Дахау. «Дасслер непрерывно напоминает следователю об этом обстоятельстве», – фиксирует он. И все же «расследование в Херцогенаурахе обнаружило, что все осведомители считают это фиктивной историей гестапо для его защиты ввиду его работы в Польше на контрразведку, принадлежности к партии и приверженности политическим национал-социалистическим идеалам».
Этот вывод не сулил Рудольфу Дасслеру ничего хорошего. Американские следователи, очевидно, не хотели позволить Дасслеру выйти сухим из воды, однако Рудольфу повезло: хаос, царивший в лагере для интернированных, заставил американцев сменить тактику. Они сообразили, что на добросовестную проверку каждого отдельного случая потребуются десятилетия. Все бесчисленные досье, как и дело Дасслера, состояли из противоречащих друг другу утверждений, которые едва ли можно было доказать, так как огромное число документов – нередко преднамеренно – было уничтожено. Проволочки стали причиной значительных сложностей в лагерях и порождали всеобщую фрустрацию, в то же время приходило понимание, что на восстановление страны должны быть брошены все силы. Поэтому американцы решили освободить всех заключенных, не представлявших угрозы безопасности. Вместе с другими своими земляками арестант 2597 был отпущен на волю 31 июля 1946 года.
Когда оба брата и их жены пытались пролить свет на происшествия военного и послевоенного времени, разыгрывались отвратительные сцены. Особенно ожесточенные перебранки случались между вспыльчивым Рудольфом, одержимым навязчивой идеей о предательстве брата, и Кете, темпераментной женщиной, стойко защищавшей скупого на слова мужа. Рудольф был вне себя, что его арестовали из-за «коварного доноса», как он писал американцу-инспектору в Хаммельбурге. В его глазах Кете была злобной ведьмой, которая всегда хотела избавиться от него и во время войны старалась выжить его из фирмы всеми, даже самыми отвратительными средствами. Кете яростно отвечала. Она заявляла, что никогда не желала ему зла и что именно Рудольф не раз совершал вероломные поступки, идя на поводу у своего гнева.
Положение ухудшалось тем, что обе семьи вынуждены были проживать совместно в весьма ограниченном пространстве. Хоть башня и была достаточно большой для раздела жилплощади, ее стены были такими тонкими, что детям приходилось слушать яростные ссоры, бушующие между их родителями. Фридль вскоре после начала войны произвела на свет второго сына, Герда. У Ади и Кете было четверо детей: их единственный сын Хорст родился в марте 1936 года, а через два года у него появилась сестра Инге. Хорст и Инге были отправлены в швейцарский интернат, а их младшие сестры, Карин и Бригитта, оставались с родителями.
Ситуация стала окончательно невыносимой, когда Ади Дасслер сам должен был предстать перед комиссией по денацификации. Рудольф дотошно следил за ходом дела, потому что от решения комиссии зависело, кто в дальнейшем будет главным на предприятии. С этого момента упреки, которые обе пары бросали друг другу, стали предметом судебного разбирательства, и Рудольф в открытую осыпал брата злобными обвинениями.
За пару недель до освобождения Рудольфа, 13 июля 1946 года, Ади был классифицирован как «обвиняемый»: это означало, что он активно поддерживал национал-социалистский режим и лично извлекал из него выгоду. Классификация в американской зоне основывалась на анкете, в которой каждый горожанин после окончания войны должен был детально отразить свою политическую деятельность, а также привести имена проверенных людей, способных засвидетельствовать его показания. Это решение было крайне неблагоприятным для Ади, так как означало, что он больше не может производить обувь и ему грозит экспроприация.
