Коснувшись земли, она начала вытягиваться и расти. Перья стали великолепным зелёным одеянием, крылья превратились в изящные белые руки и через несколько мгновений перед пораженным менестрелем предстала девушка с длинными иссиня-чёрными волосами. На её голове причудливым переплетением тонких стебельков поблёскивала серебряная диадема, бледное лицо было бесстрастно. Острые скулы, прямой нос и тонкие губы казались выточенными из мрамора. Голубые, очень светлые глаза смотрели с холодной проницательностью. Девушка коснулась тумана, струящегося над озером, зачерпнула его ладонью и скатала в клубок. Затем она подбросила клубок вверх и на плечи волшебницы опустилась невесомая, облачная мантия. Цепь завораживающих превращений всколыхнула в душе Менестреля множество противоречивых чувств, но водоворот восторга, удивления и благоговейного страха не смог увлечь и потопить корабль упрямой целеустремлённости.
Постепенно обретая дар речи, Менестрель прикидывал, какая из его ролей подойдёт для того, чтобы завоевать расположение, а, может быть, и благосклонность волшебницы.
В конечном итоге он решил отбросить маску красивого страдальца и создать образ слегка влюблённого, в меру покорного слуги. Несмотря на то, что по телу пробежала лёгкая дрожь, мысли, посетившие голову певца, сложились в стихи:
Пред тобою и солнце померкнет,
Обжигает твоя красота,
Никому не откроешь ты дверку
В замок тот, где душа заперта.
Однако вслух он произнёс:
— Всемогущая Моргана! — Певец изящно поклонился, приложив руку к груди. — Прости недостойного смертного, переступившего порог твоего замка!
Едва уловимая усмешка тронула тонкие губы Морганы.
— Недурно, — низким, бархатным голосом произнесла она, — давно мне не посвящали баллад.
— А…О… — Менестрель смутился. — Разве я говорил вслух?
— Неважно, — ответила волшебница, — не стоит терять время. Ты, должно быть, огорчён исчезновением Золотого сокола?
Певец смущенно опустил голову, Моргана взглянула на него. В её глазах промелькнул лукавый огонёк.
— Я могу тебя утешить.
Хозяйка замка взмахнула рукой, и озеро исчезло. Вместо него появились два золотых трона, украшенных причудливыми узорами. На одном из них лежали корона, скипетр и мантия. Моргана протянула руку и корона, усыпанная драгоценными камнями, опустилась на её ладонь.
— Эта корона для тебя, — тихо произнесла она, — возьми её. Мой замок ждал избранного. Ты прошёл все испытания. Значит, избранный — ты.
Менестрель удивлённо поднял брови и медленно подошёл к волшебнице. Та отступила на шаг.
— А что… Что же взамен? — робко спросил он.
— О, ты догадлив. Взамен сущий пустяк. Твой Камень.
Она протянула руку. Менестрель нерешительно развязал котомку.
— Почему ты медлишь? — с улыбкой произнесла волшебница.
— Камень в обмен на корону.
Она подняла руку с короной, затем руку, протянутую для дара О́дина, изображая весы. Певец медленно вынул Камень из котомки и взглянул на него. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь витраж, коснулись ладони. Игра золотого света внутри прозрачного артефакта была настолько завораживающей, что Менестрелю захотелось поднести Камень к глазам и взглянуть сквозь него на волшебный интерьер замка. Стены роскошной залы заволокло туманом, через него вскоре проступили неясные очертания стрельчатых окон и колонн. В замке царил полумрак. Стёкла витражей утратили свои яркие краски и приобрели грязно-жёлтый оттенок. В тусклом свете Менестрель различил колонны со стекающей по ним бурой слизью. С поблёкшей росписи скалились человеческие скелеты, оседлавшие крылатых чудовищ.
— До чего же вы, смертные, наивны! — усмехнулась волшебница. — Вы думаете, что сможете подчинить себе мой замок и увидеть его истинную сущность. Но это вам не под силу, ведь у моего творения множество сущностей, и каждый смертный, попав сюда, увеличивает их число.
Певец взглянул сквозь Камень на Моргану. Витраж за её спиной сразу поблёк. На золоте каждого трона появился отвратительный зелёный налет. Оба трона были затянуты паутиной, на полу под ними копошились белые черви. Перед мысленным взором Менестреля промелькнули витиеватые буквы: «Блеск золота станет добычей червей». Сжимая в дрожащей руке Камень, певец ждал жуткого перевоплощения волшебницы, но бледное, точёное лицо Морганы осталось таким же прекрасным. Луч солнца коснулся иссиня-чёрных волос и холодно блеснул в её светлых, похожих на льдинки, глазах.
— Камень обманывает тебя, возьми корону, — тихо проговорила Моргана, — разве зря ты прошёл все испытания?
Едва не выронив дар О́дина, певец направил его на пол. У своих ног Менестрель увидел катающийся череп, из его пустой глазницы показалась треугольная змеиная голова. Певец вскрикнул, попытался отскочить и кубарем скатился с лестницы. Он в ужасе бросился к выходу. Когда он выбежал из залы, двери с треском захлопнулись за спиной, коридор погрузился во мрак. Впереди Менестрель увидел неяркий свет. Он бежал, прижимая к груди котомку с Камнем. В полумраке мелькали колонны и арки. Золотистые стебли диковинных растений, выросшие из светящихся отверстий в потолке, словно щупальца, тянулись к нему. Коридор казался бесконечным. Вскоре Менестрель выбился из сил и, задыхаясь, рухнул на каменный пол. Отдышавшись, певец снова бросился бежать к выходу, который не приближался, а, напротив, становился всё дальше. Вдруг Менестрель оступился и упал, артефакт выкатился из развязавшейся котомки. Запыхавшийся певец протянул руку и нечаянно толкнул Камень. Артефакт, словно прозрачный, сверкающий мячик, покатился назад. Менестрель попытался подняться, но не смог, он часто дышал, воздух обжигал грудь изнутри, сердце бешено колотилось. Он полз за Камнем, который катился всё быстрее. Наконец, ему удалось сделать усилие над собой и встать. Певец снова устремился за катившимся даром О́дина. Внезапно артефакт остановился. Менестрель поднял его и оглянулся: выход из замка стал ближе. «Значит, — подумал он, — я должен идти в обратную сторону?» Камень на его ладони снова засиял золотистым светом. Певец двинулся обратно, к захлопнувшимся дверям, и чем медленнее он шёл, тем быстрее приближался выход. Менестрель уже отчётливо видел арочный проём с голубым лоскутком неба. Длинный коридор заканчивался. Певец немного задержался у выхода, вдыхая чистый, живительный воздух.
Менестрель ступил на дорожку, вымощенную разноцветными камешками. Он поднял голову в ожидании увидеть небо и в ужасе отпрянул. Солнечные лучи издевательски поблёскивали в позолоченных рельефах и, проникая сквозь цветные стёкла витражей, освещали опустевший постамент с раскрытой клеткой. На одном из тронов, покачивая скипетром, сидела Моргана.
— У нас с тобой одна цель, — тихо произнесла волшебница, — ты хочешь стать королём, а я — вырвать власть из недостойных рук моего брата. Для достижения цели мне недостаёт лишь одного — твоего Камня.
Она встала и медленно пошла навстречу Менестрелю. «Бросить…» — пронеслось в его голове. Певец дрожащими руками вынул Камень из котомки и спрятал его за спину.
— Неужели ты такой же, как другие смертные? — лукаво проговорила Моргана. — Они искали здесь удовлетворения своих амбиций, а нашли свою смерть. Вспомни, как была несправедлива к тебе жизнь.
Волшебница медленно шла к нему.
— У нас похожие судьбы. Мой отец, ненавидевший магов, отрёкся от дочери-волшебницы, а жених предпочел мне более удачливую наследницу престола.
Хозяйка замка подходила всё ближе, её лицо оставалось бесстрастным.
— Дар О́дина удесятерит мою силу, — продолжала Моргана, — ведь в Камне соединяются две враждующих стихии: вода и огонь, ведь дар небесного властелина состоит из магического льда и управляет солнечными лучами. Королевство, отвергнувшее меня, падёт к моим ногам, иначе я превращу его в пепел или разрушу потоком воды. Мы будем править вместе, ты получишь половину моего волшебного дара…
Менестрель не отрываясь смотрел на Моргану. Нищета и боль прошлого, честолюбивые мечты о будущем и завораживающий ужас настоящего закружились в бешеном водовороте, увлекая его за собой. Но безумную пляску мыслей и чувств затмевал ослепительный образ волшебницы, чей голос, отдающийся эхом в роскошной зале, казался ему чарующей музыкой. Она подошла совсем близко. В её взгляде затеплилась нежность, льдисто-голубые глаза, словно тая, подёрнулись влагой. Моргана медленно провела ладонью по лицу Менестреля. Нежное тепло руки спорило с её неприступной красотой, такой холодной, и в то же время обжигающей.