— Должен быть другой способ.

— Нет, — было сложно читать голубые глаза Этерелла, он не знал, что тот думал или чувствовал. — Ты знаешь, его нет, — он повернулся к королеве и насмешливо протянул руку.

Дорн сказал:

— Стой.

Спокойствие на лице Этерелла дрогнуло.

— Так лучше, — сказал он. — Мне нет тут места. Я врежу людям, — он посмотрел на Дорна. — Я причинил боль тебе.

Время, казалось, тут шло иначе, как было на Острове-лабиринте и в западном море. Казалось, лишь через мгновения Белая королева и Этерелл Лир были уже далеко, шли к черному пятну на поле. Джулиен моргнула, она не видела, как это произошло. Они двигались уверенно. Королева опустила ладонь на шею Этерелла, и он пропал во тьме. Она прошла во врата следом.

Свет дня упал туда, врата закрылись.

ГЛАВА 28

Они вернулись на холм со стоячими камнями далеко от поля, когда солнце стало садиться. Тени горы Хария темнели. Ее поверхность отражала солнце как море. Вскоре прибыл отряд короля Элдакара, его маг прислала весть. До этого они могли лишь ждать и отдыхать среди камней. Джулиен Имара лежала на спине на траве, укутавшись в плаз. Она хотела укрыться от мыслей. Этот день казался самым долгим в ее жизни. Архимастер Хендин уснул там, где лег.

Дорн Аррин неподалеку рвал на кусочки травинку.

— Джулиен, — сказала Лин Амаристот. Только она была спокойна, сидела на траве, скрестив руки. Она отличалась от того, какой Джулиен видела ее в прошлый раз — она была в штанах и обрезала волосы. — У тебя было имя королевы. Как это произошло?

Джулиен куталась в плащ.

— Это была… сделка. Я была на Утерянных островах.

— Где?

Архимастер Хендин встрепенулся.

— Ты еще не слышала, миледи, — сказал он. — Что эта девочка видела и сделала. Боюсь, ты позавидуешь.

Лин улыбнулась.

— Поэты живут на зависти. Я хотела бы услышать, — она тепло посмотрела на Джулиен. — Когда ты будешь готова.

— Я одно не пойму, — сказала Джулиен. — Когда королева ослабела… ослабел и король. Но у меня не было его имени.

Дорн заговорил впервые после долгого времени:

— У меня было.

Джулиен охнула.

— Как?

— Не важно, — но он заметно покраснел в сумерках.

— Нельзя так!

— Мне можно.

— Такая история была бы ценной для наших архивов, — начал архимастер Хендин, но замолк, когда Дорн Аррин пронзил его опасным взглядом.

Заговорила Лин Амаристот:

— Может, нам нужно пока отложить расспросы, — сказала она. — И просто сказать спасибо.

Дорн закрыл лицо руками.

Джулиен не трогала его. Но ей было больно за него. Они молчали и смотрели, как угасают последние лучи дня.

* * *

Когда король прибыл, он и его отряд стали строить погребальный костер для погибших. На это ушла большая часть дня.

На следующий день они старались уехать подальше от дыма. Они погрузились в лес сосен, напомнивший Лин о северном Эйваре. Но она была далеко от дома. Тут зима была мягче.

— Рианна хочет меня убить? — спросила она у Элдакара, пока они ехали.

Он усмехнулся.

— Постарайся помириться с ней.

— Надеюсь, выйдет.

Той ночью они расставили палатки на поляне. Элдакар пригласил Лин поужинать с ним наедине. Она еще не ощущала от него такой меланхолии. Когда они остались одни, она спросила о его здоровье.

— Лекарь говорит, плечу будет лучше к весне, — сказал Элдакар. — И стало лучше. Хотя я всегда знаю, когда близится буря.

— Это полезно.

— Надеюсь, — сказал Элдакар. — Дальше мне понадобятся все навыки.

— О чем ты?

Он молчал какое-то время. Жаровня бросала оранжевый свет на его лицо, красивое, хоть морщин и добавилось за последний год. Его ждали хорошие годы. Угроза войны, по крайней мере, магической, отступила.

Когда Элдакар заговорил, изогнув губы.

— Я не вернусь в Майдару.

Она моргнула.

— Знаю, это не Захра, — начала она.

— Не это, — сказал он. — Я не буду править. Я оставляю эту землю. Может, не навсегда, но посмотрим.

— Ты… король.

— Был, — сказал он. — И я надеялся, когда вернусь, смогу оставить позади то, что сделал. Что залы замка и любовь самой красивой женщины в мире заставят меня забыть. Но это преследует меня. В каждом углу, в каждой комнате, какой бы позолоченной она ни была. Под этим всем кровь.

— То есть…

— Мой отец купил этот трон кровью города. И удержать трон можно, только продолжая кормить его кровью.

— Королева знает?

— Я ей рассказал, — ответил он. — Я сказал ей, что она может пойти со мной. Мансур станет хорошим королем. После всех проблем люди его примут. Я верю в это. Но, думаю, я уже знал ее ответ.

Она не хотела спрашивать. Шипение жаровни заполняло тишину. А потом Элдакар сказал:

— Она плакала, — сказал он. — Больше, чем я видел. Но осталась. Она создана для трона.

— Кто-то еще знает это?

— Пока нет. Мансур попытался бы меня остановить.

— Элдакар, — сказала она. — То, что мы сделали… мы не можем их бросить. Наши тени сопровождают нас всюду.

— Да, — сказал он. — И так будет. Но мой трон стоит на крови невинных. Я против.

Эти слова он произнес с королевским выражением лица. Она не знала, понимал ли он это. То, как холодно и уверенно он держался.

Он продолжил:

— Пока я нужен народу, я должен им. Но я им уже не нужен. Люди радуются ей. У Майдары есть королева.

Лин сглотнула ком в горле. Она думала, Элдакар будет годами за границей, друг, к которому можно будет прийти и поговорить, и так до старости. Но ему не нужно было это слышать.

— Надеюсь, мы еще встретимся, Элдакар.

— И я, — сказал он. — Какие твои планы?

— Что ж, — сказала она. — Король Эйвара мертв. Прошлые король и королева изгнаны, и я рада слышать, что они в безопасности, но их не вернут. Никто этого не хочет. Пока что, наверное, будет править совет… — она утихла. Она старалась не думать о политике. Это казалось мелочами после последних дней. После Преисподней.

А теперь тревоги всплыли, запутанные проблемы жизни.

Элдакар смотрел с сочувствием.

— Вот. Выпей вина, — сказал он.

* * *

На рассвете Намир Хазан седлала лошадь. Проверяла мешки. Запах погребального костра остался в носу, но она все равно ощущала начало чего-то в ней. Чего-то легкого.

Она сыграла свою роль для короля. В последний раз. Она помогла ему сжечь павших, а теперь закончилась. Попрощалась во всеми. С Алейрой Сюзен, которая обняла ее и благословила на галицийском. Те слова Намир не знала, но они звенели домом.

Дома нигде не было, но это не было плохо. И он мог ждать за горизонтом. Она хотела попробовать отыскать его или хотя бы освободиться.

Мансур Эвраяд, конечно, расстроился, когда она сказала ему. Была ночь, но она не пошла с ним в его палатку. Она боялась того, что он сделает наедине. Она не боялась его, но ее пугало то, что она не сопротивлялась ему.

Она не доверяла себе, хоть и знала, что там была боль.

В тенях деревьев они спорили. Он умолял, возмущался. Угрожал. Снова умолял. А потом в порыве своей щедрости отдал ей в подарок кинжал с серебряной рукоятью, кинжал своей семьи.

— Вернись, — сказал он. — Ты должна.

Она позволила себе тогда еще раз коснуться его щеки. Но знала, что нужно было уходить. Она больше ничего не сказала, даже не пожелала спокойной ночи.

Может, она однажды вернется. Она не знала. Мир был большим, и она видела лишь его кусочек. С ее навыками она могла увидеть больше. На рассвете следующего дня она хотела думать только о дороге впереди, а не о том, что лежало позади. Она ощущала печаль, но знала, что найдет больше, если отправится искать это впервые в жизни.

Она не ожидала, что к ней подойдет король перед ее отправлением. Она еще раз проверяла лошадь. Когда она увидела Элдакара, вышедшего из-за деревьев, она напряглась. Он тихо выслушал ее решение прошлой ночью. Он подарил ей кольцо с рубином. Благодарность за службу.