Суровый мужчина, подкрутив свои вислые усы, подозвал нескольких своих подчинённых и что-то им сказал. Те сразу же убежали.

– Да кто он такой? – вскричал в сердцах Вийт.

Дворецкий полными достоинства жестами начертал на том же листке бумаги: «Это глава личной охраны его превосходительства». Вийт хмыкнул.

Фирс вернулся от столов с полупустым бокалом в руках.

– Лафарг! – сказал, а точнее, крикнул он. – Здесь чудом сохранились льдинки из вёдер.

Эскулап отвлёкся от бесчисленных дам, чтобы провести опыт для истопника. Результат оказался отрицательным.

Тем временем у ног Вийта поставили бочонок и кадку. Детектив кинулся было к ним, но тут же разочарованно обернулся к дворецкому:

– Они вымыты!

Глава слуг с видом оскорблённого достоинства вынул из рук Вийта свою записку и что-то надменно начертал на её обратной стороне.

– «Грязное на кухне не держим!» – прочёл вызнаватель.

* * *

– Дворецкий вне подозрений! – проворчала старая Мйончинская. – Именно потому, что мы все сейчас на него подумали!

На горделивом лице дворецкого не дрогнул ни единый мускул.

– Сколько мышника нужно для такого эффекта? – спросил Вийт у Лафарга, кивнув на Таде.

Лекарь обернулся и оценивающе посмотрел на организатора гонок.

– С учётом общего количества пунша? И телосложения его превосходительства? – врач пожал плечами и написал: «Не менее полуведра настойки».

– Полведра! – вскричал Вийт удивлённо. – Такое количество в перстне не пронесёшь…

Тут какая-та мысль посетила Лафарга.

– Но позвольте! – вскинулся он. – Позвольте! Все участники Гонок пили из Кубка! Корстини, Мйончинский, Сташко – каждый пил! И все члены их экипажей! До дна! Они все, слышите вы, все пили и теперь все отравлены!

– Не слышу! – вызнавальщик чувствовал, что сказано нечто важное.

Врач стал писать в тетради.

Фирс тем временем подтолкнул локоть Вийта. Кивнул в сторону гоночного поля.

Чёрные гусенички составов уже приблизились к первому повороту. Из головы каждой била в небо струя обильного дыма. Впереди нёсся Мйончинский, за ним, отстав на длину поезда, Сташко, в полуверсте за ними поспешал Корстини.

– Слишком быстро! – произнёс, вглядевшись, доследчик. Он говорил под нос, но получалось громко, на всю залу. – Так они на повороте могут с рельсов сойти!

Публика в испуге замерла.

Несколько долгих секунд в судейской ложе висела мёртвая тишина. Даже хроникёры умолкли. Потом, будто услышав сыскного надзирателя, стали замедляться первые два паровоза. Машина антрепренёра едва не настигла их, но и она в конце концов притормозила.

Мйончинский вошёл в поворот на огромной скорости, не менее двадцати вёрст в час. Его локомотив сразу же заметно накренился. Из-под колёс сыпанули снопы искр. Из прицепного открытого вагона на землю лавиной посыпался уголь. В воздух поднялось чёрное облако, сквозь которое вверх ударил белый столб пара. До судейской ложи донёсся протяжный, панический гудок.

Публика всхлипнула в ужасе.

Локомотив графа выскочил из угольной тучи, всё ещё заваливаясь на один бок. Он продолжал тормозить, но крен не исчезал. В последний момент, когда, казалось, машина должна была перевернуться, паровоз вдруг выпрямился, и состав наконец вышел из поворота.

Опасный участок остался позади, Мйончинский мог бы начать разгоняться, но перепуганный экипаж продолжал тормозить.

Сташко замедлился вполне успешно, видно управление паром у него было более совершенным. Лёдщик прошёл поворот, вынырнул на прямой отрезок пути, но вновь набрать скорость быстро не смог.

Корстини же тормозил так долго и так тщательно, что его состав в конце концов остановился прямо перед поворотом. Из трубы локомотива продолжал бить дым, но паровоз двигался лишь неуверенными рывками, крайне медленно.

– Они все отравлены! – вскричал детектив, стремительно поворачиваясь к доктору. – Лафарг, хватайте упряжку и мчитесь к антрепренёру! Ему, похоже, хуже всех. Я же попытаюсь спасти лёдщика и графа!

Тут в ложе образовалось небольшое волнение. Через толпу прокладывал путь какой-то господин в простонародном сюртуке. Был он солиден, с густыми усами и бородой. На жилетной цепочке покачивалось пенсне.

– Где?! – кричал он, размахивая цилиндром в одной руке и небольшим саквояжем в другой. – Где Таде?

– Эй, куда! – Лафарг выступил вперёд, заслоняя грудью пациента.

Вторгшийся нарушитель замедлил было ход, но в этот момент в ложу влетело ещё трое господ. Они, конечно, отличались друг от друга внешностью, но были столь же представительны. Едва заметив спящего в кресле Таде, они бросились к нему.

– Что надо? – ревел Лафарг в замешательстве.

– Диодор, помощник их превосходительства, послал за лучшими медиками для консилиума, – отозвался глава охраны. Он присмотрелся к вновь прибывшим и объявил: – Заведующий клиникой Святого Лазаря профессор Стародомский, военный хирург профессор Волкович, глава медицинской службы генерал-губернатора профессор Борнгаупт и ординатор Мацон.

– Вы что же, не узнаёте нас, уважаемый Лафарг? – вскричал Стародомский. – Позвольте пройти!

Лекарь несколько мгновений смотрел на них, колеблясь, а потом нехотя посторонился.

– Что происходит? – дёрнул его за рукав ничего не понимающий Вийт.

Лафарг вздохнул и написал в своей тетрадке: «Богатейший человек мира! Собирают светил! Через полчаса здесь будет десятка три врачей!».

Ронислав Вакулович взглянул на суетившихся вокруг фабриканта эскулапов.

– Таде ничего не угрожает, вы сами сказали! – бросил он. – Спасайте Корстини!

* * *

Паровой экипаж прославленного дедуктивиста нёсся навстречу неизвестности – невзирая на ухабы, не страшась трудностей. Судейская дорога шла вплотную к железнодорожному полотну, будто была его четвёртой колеёй, и оттого казалось, что бесстрашные герои мчатся на настоящем локомотиве. Ветер дул в лица отважных спасателей, донося запахи трав и колосящихся хлебов.

– Неужели кто-то настолько ненавидит Гонки? – натужно кричал сыскной надзиратель. Фирс на насесте шофёра никак на его слова не реагировал, просто не слышал. – Или ненавидит самоё паровозы? Или это убийство, искусно замаскированное под несчастный случай? Но кто цель?

Сзади их стремительно догонял состав, украшенный яркими полотнищами и эмблемами лёдщика. Сташко как-то умудрился всё-таки обойти Мйончинского. Поезд шёл, рассекая летний день непобедимой чугунной громадиной.

Истопник притормозил, следователь сбросил с себя цилиндр и визитку, соскочил на землю, одним прыжком оказался у рельсов и что есть мочи побежал вперёд по ходу поезда.

Ноги сыщика скользили по насыпи. Галька разлеталась во все стороны. Сбившиеся в клоки волосы мешали смотреть. Ветер, дувший навстречу, замедлял движение. И всё же, гениальный детектив бежал как никогда быстро.

Вскоре локомотив нагнал полицейского. Мимо доследчика вихрем промелькнули котёл, труба, из которой бил обильный дым, бешено вращавшиеся колёса, тамбур.

Как на такой скорости хоть за что-нибудь уцепиться? Вийт несколько раз делал попытки запрыгнуть на поезд, но так в этом и не преуспел. Состав пролетел рядом.

Сыщик замедлил бег, а потом и вовсе остановился, с досадой глядя вслед эшелону. Он задыхался, изо рта вырывался тяжёлый хрип. Наклонившись, он опёрся руками о колени, пытаясь прийти в себя.

Рядом затормозил паровой экипаж. Фирс энергично показывал куда-то назад. Следователь, превозмогая себя, выпрямился и оглянулся.

На них по ближней колее надвигался поезд Мйончинского.

Вийт вздохнул, перескочил к нужному пути и вновь побежал по насыпи. Сначала медленно, будто мускулы более не желали его слушаться, потом всё быстрее.

Когда локомотив нагнал его, сыскной надзиратель уже выкладывался из последних сил. Бешено вращавшиеся колёса одно за другим понеслись мимо, но Ронислав Вакулович вознамерился запрыгнуть на поезд во что бы то ни стало.