— Я же говорил, что у тебя потрясающая задница. — шепчет он куда-то в волосы, целует и прижимает меня крепче. Кажется, он накрыл нас одеялом и вопросы гигиены волновали меня в последнюю очередь.
Мне снились звезды, сияющие и бесконечные. Я летела среди них и была не одна. Я сама была звездочкой и еще четыре ярких звезды рядом. И нам хорошо было летать по звездным мирам, даря свое тепло друг другу.
Глава 26. Храм.
32.03.3003.
Из звездных далей меня выдернул звук. Постукивание было настойчивым. Глухой, негромкий звук, неумолимо возвращал сознание в действительность.
Распахнув глаза, увидела перед собой собаку, но в тот же миг большая ладонь закрыла мне глаза. И голос Дема спросил:
— Что ты увидела?
— Собаку, откуда тут животное? — никак не могла понять откуда так близко взялся пес, даже испугаться не успела, увидела его мельком. Раз не чувствую его теперь — возможно, уже сбежал.
— Понятно. Забудь. — он помолчал, все также держа ладонь на моем лице, был мрачен.
Я расслабилась, вспомнила вчерашний день, улыбнулась и не заметила как, стала рассматривать Дема сквозь призму дара, которому и ладони не помеха.
— Ты красивый, очень. — тихонько произнесла, поглаживая щеку мужчины, провела по-ровному, как у братьев, носу и брови те же, ровной стрелой нависающие над глазами.
Глаза мужчины вспыхнули удивлением, расширились. Он силился что-то сказать, но не смог или не знал что. Продолжал смотреть на меня во все глаза.
Я рассмеялась.
— Ты удивлен? Неужели тебе женщины не говорили, что ты красивый?
— Нет, никогда не говорили. Ты же помнишь, мы носим маски.
— Что всегда?
— Всегда. — ответил Дем, а у меня в голове родились десятки вопросов и большинство неприличных. — Давай не будем об этом сейчас. — я лишь вздохнула от очередного умалчивания, а Дем продолжил — Кажется, это к нам стучат. — и правда, несколько мгновений тишины и стук повторился. — Помни, ты наше чудо! Потерпи еще немного с повязкой. Еще буквально пара дней и действие контракта закончится.
Какая загадочная эта повязка, что же с ней не так? И если раньше я думала, что они не хотят, чтобы видела их лица по причинам популярности, страшного внешнего вида или даже по политическим причинам, совсем фантастические теории отметала сразу. Но нет, Дем знает, что могу видеть их, пусть и не глазами, и при этом ничего против не имеет. Думала, прячут уродства или это эротическая прихоть, но тоже нет. Может, это как-то связано с проклятьем их отца, о котором столько слухов, что неизвестно, где вымысел. По этой теме данных у меня еще меньше.
Теперь мне эта тайна казалось чем-то большим. Был в этом скрытый смысл, как и в моем контракте, нечто потаенное. То, ради чего все это затевалось. Только я никак не могла сообразить что. Была у меня смутная мысль, что это может быть как-то связано непосредственно со мной. Но я ее отгоняла как несостоятельную, хотя что-то цепляло, но вот что — пока не уловила.
А еще у них изменилось отношение ко мне, стало более трепетным что ли. Они и раньше ко мне хорошо, по-доброму относились, только с большей легкостью, что ли. Эта девушка или другая, без особой разницы. Теперь же я чувствую себя оберегаемой и нужной. И мое отношение к моим временным мужчинам сильно изменилось. Теперь точно не смогу уйти не разорвав в клочья сердце. Я смотрела на мужчину, ласкала своей магией и знала, не захочу отпустить.
А может и не отпускать?
— Пойду встречу гостей, одевайся и тоже выходи и не забудь повязку на глаза, пожалуйста. — он чмокнул меня в кончик торчащего из-под огромной ладони носа и встал.
Я потянулась, испытывая иррациональное счастье, встала, огляделась. Простая комната, предназначенная для сна. В противоположном от кровати углу был умывальник за небольшой ширмой, чем я с удовольствием воспользовалась. И поняла, что ночью Дем все же позаботился обо мне. Оделась, привычно завязала глаза и вышла. Здесь была еще одна комната и в ней толпился народ, за открытой уличной дверью бегала ребятня.
Я подошла к Дему, он стоял один и будто ждал меня. Остальной народ соблюдал торжественную тишину, было слышно потрескивание огня в очаге. Женщина, которая вчера причесывала меня, подошла к нам и обняла, радостно желая счастья, здоровых деток. Она сияла, как и ее имя — Сияна.
Я была обескуражена и тихо поблагодарила. Она явно приняла нас за супругов. Потом Сияна отошла к очагу. Народ не расходился, все будто чего-то ждали. Женщина специальными щипцами вынула из очага уголек и положила в расписную глиняную чашу, он продолжал гореть маленьким синим пламенем. Сияна с поклоном и трепетом передала огонек в чаше мне, бормоча слова на местном говоре. Я понимала отрывочно. Что-то про дом, про семью, про детей, про горящий очаг, согревающий души, и что теперь я — жена. Я удивлялась все больше, но все же трепетом в душе приняла чашу с горящим угольком. Было в этом действе что-то непостижимое, даже волшебное, таинственное и правдивое. Жаль, возможности не было заглянуть в глаза Дема, дабы понять что происходит. А торжественность обстановки была такая, что вопросы задать не решилась.
После ее проникновенной речи, народ зашуршал, зашевелился. Все вышли и мы пошли следом, я с чашей в руках. Дем придерживал меня за талию, направлял. Чаша была точно такая, как вчера привиделось в странном сне, бреду, видении, как ни назови, но это было на самом деле, я уверенна.
Мы пришли в самое большое в этом городке здание, находилось оно на возвышенности и мой огонек трепало на ветру, а я боялась, что потухнет, оберегала, прятала. Вспомнился огонек на ритуале с Гаем.
— Это храм. — шепнул Дем, всю дорогу придерживающий меня за талию.
И он был прекрасен. Внутри постарались настоящие художники, стены расписаны потрясающими фресками, а высоко расположенные горизонтальные окна, как и во всех местных домах, сделаны из цветных витражей. Здесь приятно пахло жжеными травами, мятой, медом и песком. Мы подошли к очагу, где тоже горело небольшое пламя, и женщина подала мне щипцы, подсказывая, что нужно мой уголек переложить в этот очаг. Я осторожно переложила из чаши все еще горящий уголек и, оставив чашу, рядом с другими такими же у стены, пошла за женщиной. Мамой, женщину назвать язык не поворачивался.
Теперь мы стояли у постамента, на котором лежала огромная книга. Муж моей наставницы, Керан, взял писчее перо и сделал запись. Писал он старательно выводя буквы, с таким гордым видом, что я спросила у Дема, что он пишет.
Мой дар или нет, но мне почудилось, что Дем смутился.
— Прости, но правду сейчас сказать не могу. Но это очень важная для нас запись. Надеюсь ты простишь нас. — он говорил тихо, а последнюю фразу сказал едва слышно и сжал ладонь сильнее.
Я почувствовала его волнение.
— Но ведь вы мне все скажете, в день когда закончится действие контракта? Без обмана и без утайки?
— Лайна, мы тебя никогда не обманывали, просто много не говорили. Если не могу, сказать, я не придумываю неправды, — говорю откровенно.
Наши перешептывания заметили, но Сияна лишь улыбнулась мне светло.
Мужчина довольно медленно выводил слова на бумаге. Мне даже подумалось, что пишет он не часто.
А когда Керан закончил, обернулся, счастливо улыбаясь, а все в храме стали громко радоваться, пожимали друг другу руки и нам тоже, обнимали и всячески выражали радость. Желали нам много хорошего. К нам подобрались супруги и очень довольные всем произошедшим, повязали нам на головы очелье. Они так и назвали эти самотканые полоски, повязываемые на лоб.
Мне все вокруг казалось странным и удивительным. Ведь эти люди и даже храм были на одной волне, волне благоденствия, радушия и светлой радости. Они буквально мечтали, чтобы мы жили долгой и наполненной жизнью.
Выходила из храма я под сильным впечатлением, еще в храме дар мой перестроился со зрительных образов, на эмоциональные. Вокруг я теперь ничего не видела, но зато прекрасно чувствовала.
Нас сытно и просто накормили, в доме, где кушала вчера. А потом, как и вчера, посадили на телегу и повезли обратно.