— Скорее, наоборот, — задумчиво заметила мисс Стрит, — их незаурядные возможности делают их столь независимыми, что общественные отношения, четко работающие структуры, дисциплина и исполнительность — все это намного менее важно для них, чем для нас.

— Согласна, — поддержала Деллу миссис Бересфорд, — в сказках волшебники обычно крайние индивидуалисты и собрать их на какой-нибудь там светлый совет само по себе задача та еще. Я уж не говорю про бардак, который на таких советах обычно начинается.

— Хоть что-то хорошее, — буркнул Дерек.

— Не радуйтесь заранее, суперинтендант, — улыбнулся Джеффри, — всякие Черные Властелины, судя по тем же — а других у нас нет — источникам, обычно создают весьма эффективные структуры.

— У них другая беда, мистер Бутройд. Я, знаете ли, иногда читаю внукам сказки. Тамошние злодеи обычно очень говорливы. Ну там знаете — долго распинаться перед главным героем, прежде чем убить его. И в связи с этой милой деталью не могу решить для себя: этот мистер Локхарт — светлый или темный? Он достаточно непрофессионален для первого и, без сомнения, с лихвой говорлив для второго. А цвет оппонента, видите ли, лучше знать заранее — это помогает понять, чего от него ожидать.

— Давайте сойдемся на том, что мистер Локхарт — сложная и неординарная личность. Гарри? Гарри?!

Гарри сидел, уткнувшись лицом в стол, на скатерти, почти скрытое лицом, расплывалось мокрое пятно. Мальчик плакал.

— Хм, молодой человек, — тогда-еще-лейтенант Бутройд, как помнила Шарлин, был гениальным воспитателем и, помимо вежливого разноса, имел в своем арсенале достаточное количество приемов, чтобы превратить кучку бестолковых, полных энтузиазма юнцов и юниц в смертельно опасных воинов. И да, он сталкивался и со слезами, и с истериками — слишком плохо шли у них дела поначалу, слишком много было потерь и поражений, — Ваше огорчение делает несомненную честь Вашему интеллекту. Ты очень умный мальчик, Гарри, за всю свою службу я почти не встречал людей, способных по одной оговорке сделать выводы, достаточные для того, чтобы вот так вот расстроиться. Но не мог бы ты поделиться этими выводами со всей компанией? Вместе мы сумеем тебе помочь.

Гарри поднял голову, он действительно плакал.

— Мне… Мне не нравится это прозвище, сэр. Совсем не нравится, — Гарри помолчал, потом как будто бросился головой в холодную воду, — если они говорят обо мне как о «Мальчике-Который-Выжил», значит… Значит, я должен был умереть?!

— Определенно да, Гарри, определенно да. Ставлю свою ферму против шляпы мисс Стрит, что это так.

— Я не приму Вашу ставку, майор. Моя шляпа мне слишком дорога. Но ведь это еще не все, Гарри?

— Наверное, это было до того, как меня спрятали у дяди и тети. И наверное… Наверное, тогда же убили моих папу и маму, — слезы снова полились из зеленых глаз.

— Ты молодец, Гарри. Знаешь… Если бы мой агент — настоящий агент — не расплакался, узнав такое — разумеется, когда вокруг только и исключительно друзья или же в одиночестве, в подушку, — я бы счел его непригодным к работе. Мне не нужны машины для добычи сведений или… активных действий. У тебя доброе горячее сердце, Гарри.

Майор приобнял мальчика. Теперь тот не дергался при каждом прикосновении — редкие объятия пожилых леди и грубовато-ласковая ухокрутительная терапия МакФергюссона за несколько месяцев приучили его, что прикосновения не обязательно связаны с неприятностями. Гарри молчал еще минуты две, потом поднял голову.

— Миссис Кейн, я могу рассказать, что я еще понял. Это же… тоже урок?

— Вся жизнь — урок, мистер Поттер. И только уча этот урок каждый день, каждый час, каждую секунду, Вы сможете выживать и дальше. Мне хотелось бы, чтобы Ваше выживание продлилось бы лет до ста-ста двадцати, как у прочих волшебников.

========== Волшебники и друзья ==========

— Я ВОЛШЕБНИК?! Я не мутант, а волшебник?

— Упс. Девочки, кто проговорился? Насчет мутанта?

— Никто, мисс Стрит. Просто «этих» вы называли мутантами. Я подумал, что если они меня прячут, то я такой же, как они. И значит, тоже мутант.

— Ииии?

- … А если они не мутанты, а настоящие волшебники, то значит и я тоже! Вот это да! Мисс Стрит, леди, мистер МакФергюссон, так если… значит, вы тоже волшебники?!

— В какой-то степени, Гарри. В меру наших скромных сил. Но вот ты — безо всяких оговорок. Теперь ты понимаешь, что такое «это»?

— Ага! Значит, это было такое волшебство!

— Именно. Но впрочем, ты собирался еще что-то рассказать?

— В общем… Вы сами говорили, что если несколько необычных событий происходят в одно время, да еще и с одними и теми же людьми, или друзьями, или… родственниками, то скорее всего они связаны. Вот я и подумал. Я Мальчик-Который-Выжил. При этом выжил я до того, как меня спрятали, а то никто об этом не узнал бы. Значит, это было перед тем, как меня принесли к Дурслям. И еще. Меня принесли со шрамом на лбу, я же читал документы. И он тогда еще не зажил. Из него текла кровь. Значит, скорее всего этот шрам совсем недавний. И, наверное, он должен был меня убить, но не убил.

— Не сам шрам, Гарри, а что-то, что его тебе оставило.

— Ага. Слушайте, а это же наверное тоже было волшебство? Только злое. Потому врачи и не знали, что с ним делать?

— Блестяще, курсант Поттер, блестяще. Продолжайте.

— Ну… И меня отдали Дурслям сразу после этого. А до того я жил с папой и мамой. Но их тогда убили. А я выжил, — Гарри снова заплакал, ему не мешали. Через несколько минут он опять успокоился и потянулся к чаю с печеньем. Поднял глаза, встретился взглядом с остальными, — и, наверное, меня спрятали от тех, кто хотел меня убить? То есть эти… которые стирают память — они не враги? Они друзья?

— Таких друзей — за жопу да в музей, — Делла усилила свой американский акцент, — если бы я захотела бы спрятать свой драгоценный «стетсон», вряд ли я сделала бы это на дне вонючего нужника.

Гарри улыбнулся сквозь слезы, такая «американская» мисс Стрит ему очень нравилась.

— Это несколько грубо, милочка, — поморщилась миссис Бересфорд, — но в целом верно. Понимаешь, Гарри, эти так называемые «друзья» не только прячут тебя, но и тщательно следят за тем, чтобы твоя жизнь здесь была, скажем так, менее счастливой, чем это положено обычному ребенку.

Гарри кивнул. Злость, которую он увидел на лице миссис Кейн в Хэллоуин, наводила на мысли, что одним стиранием памяти дело не ограничилось. И даже если это был всего лишь побочный эффект — почему они, эти волшебники, так яростно следили за тем, чтобы Гарри ни к кому не привязался? Ведь ничего страшного в том, что с ним пыталась заниматься миссис Аддерли, не было, ведь правда? Ведь она все равно видела его каждый учебный день, при чем тут секретность? Или что плохого, что его бы подкармливала миссис Робертсон?

— Но зачем, миссис Бересфорд?

— Ты заметил, Гарри, что человек, который прячет тебя — директор школы? Вероятнее всего, той самой школы, в которую, я уверена, тебя пригласят в следующем году, и, чем хуже тебе здесь, тем более сказочным покажется тебе и волшебный мир, и волшебная школа. И с тем большим восторгом и доверием ты будешь относиться к ней и к тем, кто тебя туда приведет. Например, к директору. Это и называется манипуляциями, помнишь?

— То есть этот Дамблдор плохой?

— Недостаточно данных, — заметила миссис Кейн, — но вряд ли все так просто. Что-то он делает в твоих интересах, что-то явно в своих. И непонятно, насколько твои с ним интересы совпадают. Может быть, и полностью, хотя так бывает очень редко. Но вот именно у тебя причин так сразу записывать его во враги нет.

— А у вас?

— У нас есть. Память. Он отнял нашу память, а память — то, что делает нас самими собой. Поэтому мы его в друзья точно не запишем.

— Тогда мне он тоже враг. Потому что он делает вас не вами, а кеми-то другими, теми, кто меня ненавидит.

— Пытается делать, Гарри. Пытается. Пока мы успешно противостоим этому. Хотя ты прав, то, что мы до сих пор друзья, — при этом слове Гарри как солнечный лучик проглотил, — это не заслуга мистера Дамблдора.