Устроим волнения, прирежут черные нескольких колонистов, британцы пошлют свои войска… А тут их встретят черные басутские добровольцы! И даже среди них затешутся сотни две моих буров. Зачернят свои морды сажей с жиром, чтобы не отсвечивать, и пойдут отстаивать свободу. "Гренада, Гренада, Гренада моя!" Может быть, сойдут за мулатов гриква. А как Вы хотели, я тут проглочу, что у меня 4 тысячи вооруженных британский подданных по моим землям бродят, а Капская колония не причем? Эту игру могут играть обе стороны! А в Европейских газетах поднимем очередной вой! Свободолюбивые кафры выбирают в качестве образца цивилизации свободные бурские республики! Пытаются вырваться из когтистых лап замшелой и реакционной Британской монархии! Кто там у британцев сидит из вождей коса? Свободу Нельсону Манделе! То есть как там его? Свободу вождю Сейоло, узнику совести! Как там говорил Шарль де Голль, будующий президент Франции? "Министр никогда не должен жаловаться на газеты, он их должет сам писать".
Пока я так размышлял, а Шульц рассказывал мне новости, мы шли по улицам городка. Пыльновато тут у нас, и зелени почти нет. Все срубили на дрова и деловую древесину. Водопровод провели, может теперь кто-то будет хотя бы цветочки разводить, а то промзона промзоной. Деревянные домики из тонких пиленых досок, редко кто крышу покроет дополнительно парусиной или брезентом (дожди у нас большой проблемой не являются), большие палатки для новоприбывших и разрастающиеся фавеллы из шалашей в кварталах для черных. Везде навесы от солнца, веранды.
Пошли в промзону. Раздается стук кирок. Тут везде футуристические механизмы из дерева и канатов, странные конструкции из огромных колес, деревянных конвейеров с ящичками, деревянных арок, подпорок, опутанных канатами. Между ними снует толпа народа, роют, вытаскивают, носят. Везде кучи желтой глины, песка, гравия. Вижу, машет руками, распоряжается высокая фигура. Это мой горный инженер Герхард Хайнце, человек средних лет, его крючковатый нос, высокий лоб, обрамленный светлыми волосами, натянутая клетчатая кепка были густо припорошены желтой пылью. Подошли, поздоровались, он зная мои предпочтения (классические земляные работы: копай и грузи, меня всегда мало интересовали) повел нас к промывочным столам.
Работая в этом бизнесе, невольно станешь специалистом, узнаешь все об алмазах, и как их добывают. Все таки водопровод- великое дело, теперь работа пошла в несколько раз быстрее. Поднятые на деревянные вышки стальные баки с подъемниками для промывочного оборудования выглядят, словно нефтяные вышки. Носилки с драгоценной породой приносят, перед этим вручную удаляют весь крупный гравий и камни еще на месте, осуществляя первичную сортировку (она пойдет в отвалы). Все остальное кидают в корыта с водой, весь легкий мусор всплывает, его удаляют специальными черпаками, воду потом переливают в следующее корыто, из этого же выкидывают весь средний и мелкий гравий. Гравий считается достойным обработки при соотношении одна часть алмазов к пятидесяти миллионам. Окаменевший песок и глину, на которые вода не подействовала, здесь же деревянными пестиками (камень может расколоть алмаз) размельчают в специальных больших ступках. Массу из ступок и оставшийся слой в корытах, составляющие менее процента от первоначальной породы извлеченной из земли, кидают в металлический бункер, Именно эта масса и содержит алмазы, если они там вообще есть.
Рабочий вращает металлический ворот и масса ползет из бункера по шершавой резиновой ленте, на которую льется вода. Лента слегка наклонена и обильно смочена слоем грязно-желтого жира, по ней дозировано стекает подающаяся вода. Погруженный в воду алмаз не смачивается, он выходит из воды сухим. Слой жира на ленте тоже не смачивается водой. Гравий и песок скользят вниз, по наклонному дрожащему столу не задерживаясь, и попадают в емкости для пустой породы.
Но алмаз, попадая на смазанную ленту, сразу прилипает, как полурасжеванная ириска к шерстяному одеялу, как жвачка к волосам. Глаза сортировщиков со всем вниманием устремлены к блестящей желтой полоске смазки. Это были опытные рабочие, уже пару лет они отдали сортировке алмазов и трудились под охраной на сортировочных столах. Они работали вместе, проверяя друг друга, потому что в компании действовала строгая система взаимоконтроля.
Старый жир тоже потом проверяется: нагревается на оловянных сковородах (чугун и железо для алмаза верная смерть) и сливается жидкость. Так отбираются все алмазы. Даже камешки размером с сахарную песчинку.
Маленькие камни весом менее карата и черные промышленные алмазы на столе не видны: встряхивание слишком частое, и поток пустой породы скрывает их. И тут рабочий-иранец наблюдающий за лентой испустил громкий вопль и ткнул пальцем:
— Вон он!
Глаза всех присутствующих устремились к голове стола. Там, у самого выхода, где из бункера вытекала струйка воды, полу погрузившись от собственного веса в жирную смазку, застряв в ней, пока бесполезный гравий скользил мимо, сидел крупный алмаз. Большой камень в шесть карат блестел как капелька солнечного света, как пойманная красота.
И тут следующий алмаз упал точно на первый, он стукнулся и отскочил, словно мяч от заасфальтированной площадки. Второй алмаз, бело-желтый красавец размером с персиковую косточку, громко щелкнул, ударившись о первый, и взмыл высоко в воздух. Этот цвета, какой описывая алмаз, называют "секондкейп" — солнечный свет в бокале шампанского. Все рассмеялись, десятник убрал оба алмаза в мешочек. Дела идут. Запах этих алмазов забивает мне ноздри.
Некоторые древние трубки взрывались с силой водородной бомбы, разбрасывая алмазы на сотни квадратных километров. Эти камни находят прямо на поверхности. Более пассивные вулканические трубки просто подвергались выветриванию, и содержащиеся в них алмазы обнажались, вымывались водой. Миллионы лет их бесконечно медленно передвигали земные сдвиги, наводнения, реки и дождевая вода. Простые булыжники и камни стирались в порошок, превращались в ничто, а алмазы в четыреста раз тверже любого другого природного материала на земле, и они остались неизменными. Третьи трубки, такие как эта, оставались нетронутыми и теперь настала пора просто прийти и взять нужное.
Поговорил немного с Герхардом, все идет как мы и планировали, здесь докапываемся до кимберлита, потом половину людей переводим на объект "Де Бирс"(вторую кимберлитовую трубку на ферме), они начинают работу там. Здесь же оставшиеся рабочие вырубывают кимберлитовые глыбы и отвозят их на специальные охраняемые площадки. Там кимберлит будет примерно год отстаиваться, разрыхляясь под воздействием солнечного цвета и атмосферного воздуха. Добыча в это время останется неизменной за счет второго объекта.
Хорошо, пойду готовиться к предстоящему совещанию, в целом все нормально.
Провел совещание в узком составе, вопросы все обсуждали рабочие. Я теперь остаюсь на прииске, а Шульцу опять предстоит вояж в Европу, присматривать за моими алмазными курьерами, проводить закупки набирать людей, все как обычно. По описи и под роспись мне передали полуторамесячную добычу прииска- почти полную пивную кружку, заполненную драгоценными камнями. С ума сойти, теперь рынок драгоценных камней точно рухнет. Ювелирные алмазы покупают по двум причинам, и делают это два типа людей. Прежде всего, их покупают богатые люди — как вложение, которое не подвержено инфляции и со временем становится только еще дороже. Эти люди покупают известные камни по совету специалистов, все лучшие произведения алмазной промышленности уходят к ним. Другой тип покупателей алмазов- человек покупает один бриллиант за всю жизнь и почти никогда не продает его снова, иначе он испытает сильный шок. Но есть же еще и промышленные алмазы, теперь, когда цена сильно упадет, то немецкие металлургические концерны будут брать их у меня в огромных количествах.
Теперь нужно будет переправлять в Европу целый музей естественной истории и африканского народного творчества, и отправлять за ним присматривать два десятка до зубов вооруженных боевиков. Все-таки алмазы самый удобный товар для контрабанды, небольшой и крайне ценный.
