Скрытый Город, Живой Город, отбирающий и дарующий, ведущий свою игру. Город, из которого бежала моя мать. Город, в который мне придется вернуться, чтобы раскрыть тайны прошлого и обезопасить приемных родителей. Ведь Он отобрал родных, отобрал привычную жизнь, отобрал веру в будущее, дав взамен… А вот с даром Города еще придется разобраться, как и с тем, зачем я Ему на самом деле понадобилась.

Тук. Тук-тук. Тук. Тук-тук. Тук. Тук-тук.

Мерный стук в ритме то ли сердца, то ли часов разрывал густую, как кисель тьму, ядовито-желтыми всполохами.

Тук. Тук-тук. Тук. Тук-тук. Тук. Тук-тук.

Назойливый, надоедливый звук. Кошмарный в своем постоянстве и неумолимости.

Тук. Тук-тук. Тук. Тук-тук. Тук. Тук-тук.

Хуже писклявого жужжания комара, хуже протекающего унитазного бачка или незакрытого крана.

Тук. Тук-тук. Тук. Тук-тук. Тук. Тук-тук.

Каждый новый «тук» отдавался глухим гулом в голове… Голове? У меня есть голова?

Тук. Тук-тук. Тук. Тук-тук. Тук. Тук-тук.

Вместе с осознанием тела пришла боль. Нет, не так. БОЛЬ! Ужасная, рвущая жилы и выламывающая кости. Такая благословенная, желанная боль. Ведь она означала, что я жива. Все еще жива. Эта мысль радовала, даже несмотря на раздражающий…

Тук. Тук-тук. Тук. Тук-тук. Тук. Тук-тук.

Черт, все же придется встать и выключить демонов кран. Или это кофеварку опять глючит?

Глаза открывались неохотно, словно я проспала всего час после долгой-долгой и трудной дороги.

Тук. Тук-тук. Тук. Тук-тук. Тук. Тук-тук.

— Да, твою ж мать!

С постели сползла поломанной куклой, и также неуклюже, словно на шарнирах озадачено огляделась. То, что я приняла за свою кровать вовсе ею не было. Как не было и моей комнаты. Соответственно, не могло быть и кофеварки.

Тук. Тук-тук. Тук. Тук-тук. Тук. Тук-тук.

А вот стук определенно был.

Окружающий мир походил на декорации мистического триллера средний руки, или молодежного сериала про вампиров. Мрачно-серый голый камень стен. Не менее холодный пол, затертый, отполированный многочисленными шагами. Огромная кровать под темно-вишневым балдахином. Массивное кресло на белой шкуре у потухшего камина. Большое окно, сквозь которое проглядывает ночное небо, лишенное луны. И жуткий красный гобелен на стене напротив.

Жуткий, потому что именно от него и исходил этот мерный стук. Это он, гобелен, стекал кровавыми каплями на каменный пол. Да, именно стекал. Нитка за ниткой расплетаясь из первоначального узора, чтобы образовать багровый рисунок на полу.

Тук. Крупная капля. Тук-тук. Две поменьше. Тук. Большой, неправильный круг. Тук-тук. Два поменьше. Большой круг вдруг становится овалом, а два других располагаются по его центру.

Тук. Тук-тук. И кажется, что глаз моргает. Ведь капли гобелена очерчивали именно контуры глаза.

Тук. Тук-тук. Словно сам замок смотрит на тебя сквозь кровавое марево.

Время замерло, мысли замерли, и мое сердце замедлило ритм, постепенно подстраиваясь под уже почти родное «тук, тук-тук».

Ключевое слово — «почти».

Дверь скрипнула едва слышно:

— Госпожа, вы проснулись?

— Да, Джульетта. Я уже не сплю.

Даже если бы мне этого очень хотелось. Я была бы просто счастлива, окажись все произошедшее лишь сном, но, к сожалению, судьба не очень щедра на подарки. Зато приключений она мне отвесила сполна.

— Джульетта, гобелен опять шалит, ты оставляла окно открытым на ночь?

— Нет! Как можно!

— Значит туман просочился сквозь стены.

За неполный год жизни в Городе я почти привыкла к его странностям. Мягко говоря. В какой-то момент странности становятся обыденностью, даже чудовища больше не пугают. Почти. Чудеса адаптивности.

Да-да, мое любимое слово — «почти». Волшебный щит, за которым пытается спрятаться разум, ошарашенный нелогичностью окружающей реальности.

Начиналось все совсем не так. Вспоминать себя в первые дни были и смешно, и грустно. Столько ошибок, столько упущенных возможностей… Впрочем, если верить Марте, без этого мы не достигли бы и наших побед. Сколь незначительными бы они ни казались сейчас. Город он такой — только решишь, что добился успеха, как он тут же преподносит новый сюрприз.

Я кинула взгляд на альбом, лежащий на столике у кресла.

— Джульетта, вестей не было?

— Нет, госпожа.

— Подождем. Подай пока утренний кофе, будь добра.

Ожидание лучше скрасить чем-то теплым и сладким. Кофе и булочки с корицей подойдут.

— Что делать с гобеленом?

— А что с ним сделаешь? Накапает свое и успокоится.

Нет, от природы я не такая невозмутимая, но в какой-то момент я… смирилась. Да, так будет правильней всего. Смирилась с жизнью в Городе. Смирилась с Замком. Смирилась с Джульеттой и ее вечным обращением «госпожа». О чем бы мы с ней ни договаривались, как бы я ее ни просила, она продолжала звать меня госпожой и усердно делать вид, что прислуживает. Вот я и перестала сопротивляться. Каждый из нас играет свою роль.

А в это время Город играет нами.

Город живой, и у него есть цель. Чтобы понять это мне потребовалось время. Порой мне кажется, что мне удалось угадать и цель. Да, я ее почти угадала, но так и не смогла принять до конца. Все еще борюсь, все еще ищу выход. Перстень предупреждающе сжался на пальце. Пришлось отбросить крамольные мысли.

Примерно с этого все и началось год назад — с перстня. Черт, год жизни в этом бедламе! Мне удалось продержаться целую вечность по меркам Города Теней. И не просто продержаться, но и…

Впрочем, обо всем по порядку.

— Кимберли Меланья Вуд!

Строгий голос мачехи вызвал привычный рефлекс — вжать голову в плечи, прикрыть глаза. Нет, мама Оливия ни разу не подняла на меня руку, как и папа Джеймс, но она так умела ударить словом, что никаким побоям не сравниться по степени эффективности.

— Ким, не расстраивай мать.

Старик Джей-Джей, как его называли соседи по городку, был воплощением спокойствия и непоколебимости. Огромный, под два метра ростом, с густыми седыми волосами, вечно прищуренными глазами, дубленной от солнца, практически коричневой кожей, Джеймс крепко держал узды правления ранчо. Работники его заслуженно опасались, Джей-Джей мог так приложить своей ручищей, что быки приседали и смирно шли на клеймение.

А вот дома он был самым тихим, самым покладистым мужем на свете. Свою жену Оливию боготворил, готов был носит на руках и бесконечно восхищаться ее стряпней. Кстати, вполне обосновано.

Образцовая, зажиточная семья Северо-Западного Арканзаса, вот только Бог не подарил им детей. Уж сколько Оливия ни молилась в церкви, сколько ни благословлял ее пастор, все без толку. Они даже во Флориду ездили, к чудотворцу из Церкви Четвертого Божественного Собрания, но и такое радикальное средство не помогло. Радикальное, так как чудотворец был чернокожим.

Нет, что вы! Оливия и Джеймс вовсе не расисты, как можно! Просто в Северо-Западном Арканзасе 85 % белого населения, а в нашем городке — Джентри — так и вовсе все 101 %.

Джентри во многом примечательное место. Расположенный всего в часе езды от Фейетвилля, культурной столицы Арканзаса, на самой границе штата, он вобрал в себя все черты провинциального городка. На три тысячи человек населения девять церквей разной конфессии, включая масонскую ложу, одна школа регионального значения, три супермаркета.

Проучившись десять лет в школе я так и не встретила никого с цветом кожи темнее капучино. Тремя индейцами-навахо школа гордилась как неким национальным достоянием, а двоих пуэрториканцев в третьем поколении постоянно просили спеть по-испански, хотя они, как и все прочие, учили язык на факультативе. Единственный мексиканец, так вообще, был секс-символом школы. Ну, конечно, он же выделялся из бесконечной череды белокожих, высоких блондинов с голубыми или зелеными глазами!