По строю разошелся одобрительный гул.

– Все твои права, боец, прописаны у тебя в контракте, а еще там есть пункт: «неукоснительное исполнение приказов вышестоящего руководства и представителей компании». Всем вам, в том числе и мне, платят деньги за то, чтобы мы выполняли боевую задачу и не задавили при этом лишних вопросов. Я прекрасно понимаю вас, но я солдат, и мне так же как вам отдают приказы, которые я должен исполнять. Если бы я не делал этого только потому, что мне что-то не нравится, наверняка, я бы здесь столько не прослужил и не заработал бы уважение в компании. Того же я требую и от вас – неукоснительного исполнения приказов и полного подчинения, даже если придется служить бок обок с «регулярными». Грядет сезон бурь и мне бы не хотелось, чтобы вы перестреляли друг друга, поэтому оставьте свое пренебрежение и ненависть для врага, сейчас они нам союзники. Все те, кто не желает мириться с приказом, могут досрочно расторгнуть контракт и улететь завтра на последнем транспорте. Никто никого не держит – вам это хорошо известно.

Наступила гробовая тишина. Казарма замерла в ожидании продолжения, которому не суждено было случиться. Расторгнуть досрочно контракт – это был позор посильнее любого унижения. Таких бойцов презирали и старались обходить стороной, называя не иначе как трусом и слабаком. Это был признак слабости и страха, клеймо, которое нельзя было ничем смыть и навсегда закрывавшее дорогу в наемники. Наверное, именно поэтому, бойцы очень редко убегали с поле боя, оставляя свои позиции или сдаваясь в плен. Смерть была в почете, по крайней мере, за нее не презирали.

Они смирились – это читалось в их лицах, не сразу, но осознание тупиковости ситуации, вынудило принять сложившиеся обстоятельства и подчиниться приказу. Дальше были формальности: инструктаж на время сезона бурь, который многие знали наизусть, чистка амуниции и вооружения. Все продолжалось ровно до двадцати ноль-ноль по местному времени. Именно в этот час, бойцы имели право отправиться в бар и спокойно отдохнуть перед отбоем. Это был прекрасный момент, чтобы встретится с бойцами-«регулярами», ввести их в курс дела и постараться убедить их не поддаваться и не создавать провокации, которые могли бы нанести ущерб безопасности исследовательской станции. Тяжелая и кропотливая работа, говорить с людьми я умел не очень хорошо, а примирить стороны, которые ненавидели друг друга уже очень продолжительное время, было и вовсе сверхтяжелой задачей. Но выбор был невелик, точнее говоря, его не было и вовсе: мне просто было необходимо создать условия, дабы избежать небоевых смертей на время сезона бурь.

Когда последний из моих бойцов покинул казарму, я молча сел за стол и поднес к лицу небольшой портативный компьютер. На светлом голубом экране тут же высветились списки и личные дела всех тех, кому посчастливилось попасть к нам на станцию. Выбор был большой, а вот времени на полное изучение не было вовсе. В меню настроек личных дел пришлось отфильтровать всех кто не имел боевого опыта, не принимал участия в учениях, проще говоря юнцов, которые не знали с какой стороны взяться за оружие. Но к моему большому удивлению список ничуть не уменьшился. Наконец, когда все попытки хоть как-то облегчить себе жизни провалились, я решил изучить первое попавшееся дело: "…отличник учебы, закончил Сангорское военное училище, принимал участие в военном параде в честь окончания Второй Войны." Дальше шел длинный список наград, похвальных грамот и дипломов. Второй личное дело не порадовало какими-то нюансами, за ним третье, четвертое, пятое. Все эти бойцы были как на подбор: сильные физически и не обделенные умом, без единого замечания или выговора – это было очень подозрительно, но деваться было некуда и я просто отметил первые двенадцать человек.

"Ваши изменения обработаны. Желаете еще что-нибудь" – компьютерный голос донесся из динамиков компьютера.

– Да, пусть отмеченные бойцы поднимутся в казарму.

– Будет сделано, капитан, – издав последний писк, экран монитора погас и компьютер отключился.

Ну вот теперь самое сложное. Нервно потирая руки, вспотевшие от непривычной обстановки, я начинал выстраивать план своих действий. " Что говорить, как говорить. Пытаться взять их силой или все же прикинуться миротворцем…" К своему стыду, я никак не мог сосредоточиться и взять себя в руки. Как маленькая девчонка, которая впервые идет к женскому врачу, я нервно дожидался стука в дверь. Не из-за того, что я боялся их или потому что меня терзало сомнение, а только потому, что мне не хотелось стать виновником огромного кровавого побоища, виной которому станет моя бездарность.

Вскоре послышался металлический стук и в казарму, медленно, словно идя по минному полю, вошла дюжина солдат. Убранные, "зализанные", они холодно посмотрели на меня и, сбросив свою поклажу возле входа, выстроились передо мной. В этот момент весь мой организм преобразился, словно в минуты тяжелого боя, когда требуется максимальное сосредоточение и концентрация, он стал вести себя по-другому, спокойно и хладнокровно. Переживания исчезли, а разум стал ясным и прямым.

– Здравствуйте, бойцы!

Двенадцать здоровых мужчин хором отозвались.

– Меня зовут капитан Марлоу, Грей Марлоу. С сегодняшнего дня и до окончания вашего контракта я буду вашим командиром на этой исследовательской станции. Несмотря на то, что наши взгляды на жизнь, войну, службу, несколько отличаются, я не буду делить вас на "своих" и "чужих". С этого момента, когда ваши тела пересекли порог этой казармы, вы все, включая и прежних бойцов, являетесь моими подчиненными. Ни возраст, ни ваше отношение ко мне или бойцам иных взглядов не должны стать проблемами для службы на время вашего контракта. Оставьте ваши предрассудки за этой дверью!

Я окинул взглядом присутствующих и постарался разглядеть возымели ли мои слова хоть капельку воздействия на этих людей, но за каменными лицами было невозможно что-то понять и я, переведя дыхание, продолжил.

– Как вам наверняка известно на время действия сезона бурь, на станции, для военных или приравненных к ним, распространяется принцип "НОР", что означает "нарушил…осужден…расстрелян". Поэтому никаких конфликтов, провокаций, драк и уж тем более стрельбы. Суд будет быстрым, а наказание неизбежным. Вопросы?

Мой голос, эхом пронесся по всему помещению, но так и ничего не изменил. Я уже стал разворачиваться к столу, как вдруг услышал спокойный голос из строя.

– А что насчет ваших солдат? Как вы можете гарантировать их лояльность к нам?

Я обернулся и увидел бойца, чей голос только что, словно пуля, влетел в мой мозг. Высокий, широкоплечий, с карими глазами, которые упрямо смотрели на меня. Он стоял как раз в центре и нисколько не боялся моей реакции.

– Гарантировать? Нет, этого я не могу. Разве можно заставить полюбить человека, которого ты ненавидишь всей своей душой, но сделать так, чтобы ваши отношения не выходили за рамки установленного – это я могу.

– Как? – голос вновь нагло влез в мои слова.

– Первый кто нарушит, попадет под принцип "НОР". Как тот, кто спровоцировал, так и тот, кто повелся на провокацию. Исключений не будет. Если вы полагаете, что принадлежность к другой военной категории поможет вам избежать наказания, то спешу вас разуверить, такого не будет.

Казарма вновь погрузилась в тишину. Мертвую и безжизненную, где солдаты были лишь статуями, лица которых так и остались неизменными. Я прошел вдоль строя и заглянул в глаза каждому. В них, за искусственной ширмой дисциплины, виднелась тревога. Слабая, еле видимая, но наводившая на страшные выводы. Ведь как большой пожар, который начинается с искры, тревога могла перерасти в неприязнь, а, затем, в неприкрытую ненависть. Чувства никогда не подводили меня, на душе стало неприятно холодно, так, будто я вновь оказался за границами комплекса, обдуваемый всеми ветрами этой проклятой планеты.

Дойдя до конца строя, я отдал приказ на разгрузку. Солдаты быстро подняли свои сумки и ладным шагом направились к своим кроватям. Молча, не произнося и звука, они начали раскладывать все необходимое по небольшим тумбам, стоявшим каждая возле своей койки. Сменная одежда, предметы личной гигиены, все это и многое другое, доставалось и аккуратно складывалось на свои отведенные места. Когда же сумки опустели, тумбы набились всем необходимым, а кровати были готовы принимать своих хозяев, бойцы с такой же скоростью улеглись спать. И хоть до отбоя было еще несколько часов, я не стал делать им замечания и, усевшись за свой стол, продолжил изучать их личные дела.