Бедный, безумный Ибрашка. Не самолетов надо было ему бояться. Когда начались бомбардировки, он терпеливо пережидал все налеты в бомбоубежище. Но если в небе не было авиации, он бесстрашно выходил на улицу. Кроме самолетов Ибрашка ничего не боялся. Однажды он вышел из бомбоубежища, чтобы принести детям воды, в то время, когда по селу проводилась зачистка. Его расстреляли из автоматов русские солдаты.

После войны многие, оставшиеся в живых, заслышав гул мирных самолетов, взлеты и посадки пассажирских бортов около аэродрома, невольно вжимают голову в плечи. А некоторые не могут совладать с собой, падают на землю и закрывают голову руками.

28

В центре Шали, сколько я себя помню, жила еще одна сумасшедшая, Дунька. То есть я не знаю, где точно она жила, но увидеть ее можно было в центре, почти каждый день, рядом с универмагом или базарной площадью.

Дунька была русской учительницей, приехавшей в Чечню по распределению. Когда она была еще совсем молодой девушкой, ее изнасиловал один шалинец. Насильник бежал от милиции в горы, а Дунька стала носить ребенка. Говорят, уже тогда она стала немного ненормальной, поглаживала свой разбухающий живот и говорила: не надо никого искать, сажать в тюрьму. Вот он у меня, тут, в самой темной темнице. Того шалинца все же поймали и осудили. Судил советский суд, и насильник отправился отбывать наказание в места лишения свободы. Если бы его судил суд рода, он бы уже никуда не отправился. Но Дунька была русской, приезжей, у нее не было рода, не было ни одного, даже самого далекого родственника, и некому было перерезать горло преступнику.

Когда пришел срок разрешиться от бремени, Дунька родила мертвого мальчика. Долго не хотела отдавать трупик врачам, только когда уснула, тело забрали и закопали у ограды кладбища. Вот с того времени и стала Дунька полностью сумасшедшей.

Она раздобыла где-то старую детскую коляску, уложила в нее куклу с оторванными ручками и день-деньской бродила по центру села, со спутанными волосами, в немыслимых лохмотьях. Все Шали чувствовало свою вину перед Дуней за то, что ее изнасиловали здесь, и стыд, что насильник остался жив, а значит, по законам гор, не наказан. Дуньку не отправили в психбольницу, у нее даже не забрали учительскую квартиру. Каждый день встречные давали ей еду и деньги, родители запретили детям смеяться над божьим человеком, женщины разговаривали с ней на улице. Особенно женщины с детьми любили разговаривать с Дунькой. Как поживаешь, Дунька? – говорили они, – куда идешь? Вот, гуляю со своим ребеночком, отвечала Дунька. И сразу обращала внимание на детей собеседницы: а твой мальчикто как подрос! И видно сразу – умный! Большим начальником будет! А девочка, девочка, какая красавица! Самого лучшего жениха во всем Шали заполучит, будет жить в достатке, как сыр в масле кататься! Матери любили разговаривать с Дунькой. Конечно, любой матери нравится, когда хвалят ее ребенка. А слова Дуньки, божьего человека, принимались как благословение Всевышнего.

Потом Дунька жаловалась: а мой ребеночек совсем не растет. Я и кормлю его, и пою. Дунька показывала детскую бутылочку с молоком, которую время от времени приставляла к пластмассовой голове изуродованной куклы. А он не растет! А знаете, почему? Потому что он мертвенький…

И матери, как могли, утешали Дуньку. Они говорили: ничего, Дунька, вырастет и твой ребеночек. Он ведь еще совсем маленький! Ты его только вчера родила, что же ты хочешь, чтобы он уже ходил и разговаривал?

Так и жила Дунька, без малого тридцать лет от начала своего помешательства до войны. И уже поседела, и морщины покрыли ее лицо, а ребеночек все не рос, но матери утешали Дуньку, и та верила, что родила своего ребеночка вчера, и счастливо улыбалась.

Только беременные женщины боялись встретить Дуньку. Случись Дуньке столкнуться с носящей во чреве плод, она подходила, клала женщине руку на живот и спрашивала: а твой ребеночек тоже родится мертвеньким? Жуть брала женщину от таких слов, она возвращалась домой ни живая, ни мертвая и долго молилась, а родственники звали в дом святого или муллу, чтобы те защитили от сглаза.

Дуньки не стало после одной из первых бомбардировок, ее изувеченное осколками старое тело закопали на кладбище, рядом с могилами мусульман.

После двух войн медицинские работники в Чечне отмечали, что, из-за стрессов, ранений, последствий применения химического оружия и вакуумных бомб, женщины все чаще стали рожать мертвых детей, даже если не было выкидыша, и плод был доношен по сроку.

29

Не только в Шали были сумасшедшие. В другом районном центре, Урус-Мартане, жил блаженный Данги. Данги был высокий и рыжий как солнце. Его и называли Малх Данги – Солнечный Данги. Данги жил особняком, не женился, детей не заводил. Работал ночным сторожем в совхозе, а днем спал, если только не случались похороны. Похороны были настоящей работой Солнечного Данги. Когда умирает чеченец, проводят похоронный обряд, тезет. Собираются все родственники умершего и пожилые односельчане. Тело хоронят сразу, в тот же день, обряды проводятся после похорон, во дворе покойного. Мужчины сидят отдельно, женщины отдельно. Варят баранину, угощают всех приходящих. Совершается зикр – суфийское моление.

Много удивительного и непонятного для меня произошло в Чечне в последние годы. Появился муфтий, Ахмад Кадыров, который заявлял: русско-чеченская проблема, я вам скажу, как решить русско-чеченскую проблему, в России 1 миллион чеченцев и 80 миллионов русских, каждый чеченец должен убить 80 русских, так решится русско-чеченская проблема. Потом этот же самый Ахмад Кадыров стал пророссийским главой Чечни, а когда то ли боевики, то ли ФСБ взорвали его на стадионе, сын Ахмада, Рамзан Кадыров, поехал в Кремль и под объективами телекамер со всего мира встречался с Путиным. И весь мир увидел нового потомственного лидера Чечни. В спортивном костюме и папахе.

Муфтий. Какие муфтии? Чеченцы никогда не были фундаменталистами, у них не был в чести ортодоксальный ислам. Были мечети, муллы, но в мечети мало кто ходил, а о муллах сочиняли анекдоты. Религиозная жизнь чеченцев происходила главным образом в общинах суфиев. У суфиев нет священников, мулл, нет муфтиев и церковной иерархии. Основатели и руководители суфийских общин – шейхи, святые. Шейх может даже не знать арабского языка, на котором написан Коран, его авторитет в личной святости и нравственности, главное для суфиев не следование ритуалам, а религиозный экстаз. Суфийская разновидность ислама как нельзя лучше подходила свободолюбивым чеченцам, всегда противившимся всякой власти, кроме авторитета мудрости, опыта и личного нравственного примера. Большинство чеченцев пофамильно входят в ветви суфийского ордена. На зикрах, под аккомпанемент музыкальных инструментов поются имена Бога, и участники зикра впадают в транс во время моления.

Данги ходил на все тезеты в Урус-Мартане и участвовал во всех зикрах. Жил Данги скромно, в обычные дни ел сискал, кукурузные лепешки, запивая их молоком или простоквашей. А на тезете всегда очень много мяса. Данги любил ходить на тезет. Во время поминок Солнечный Данги вел себя спокойно и тихо, как все мужчины, вставал и приветствовал входящих, вел приличествующие случаю беседы. А на зикре Данги первым впадал в экстаз и часами сидел, бормоча что-то невнятное, качая головой, и временами вскрикивая: «Аллах Акбар», велик Аллах!

После начала войны Данги перестал выходить на работу, целый день ходил по селу с блуждающей улыбкой. Всем встречным Данги говорил, что скоро будет много похорон, ночью надо спать, чтобы бодрствовать на поминках. А работать уже совсем не надо, потому что теперь Данги будет каждый день есть вдоволь мяса.

А однажды Данги надел свою лучшую одежду и пошел прочь из села. Раньше Данги никуда не ходил, и его спросили: куда ты, Малх Данги? В Самашки, сказал Данги. У меня много дел в Самашках, там роют сотни могил, и будет такой тезет, какого не было еще за всю мою жизнь!