Ходили упорные слухи, что Дмитрий жив: характернейшее явление для русской истории, где почти ни один правитель (включая Ленина) не избежал «посмертной» жизни. Чем плотнее атмосфера насилия и тайны окружала кончину царя или царевича, тем упорнее были слухи о его чудесном спасении. Дмитрий погиб насильственной смертью: тело изуродовали так, что лицо было невозможно узнать; труп поволокли на Красную площадь, где над ним еще три дня продолжалось надругательство. На голову лжецаревича надели маску, тело вымазали дегтем. Публичная демонстрация мертвого тела, призванная убедить москвичей, что «царь» убит, произвела обратный эффект. Труп был обезображен до неузнаваемости: никаких доказательств, что он принадлежал свергнутому царю, не существовало. Народ чутко прислушивался к толкам о его спасении. Стали поговаривать о таинственных «явлениях», свидетельствующих о его связи с потусторонними силами, и погребение тела не смогло рассеять сомнения. Пошли слухи о том, что «мать сыра земля» отказалась принимать тело, зная, что это не Лжедмитрий. Отчаявшись, Шуйский приказал сжечь труп самозванца. Тут же распространился слух, что его тело в огне не горит. Смешав пепел с порохом, люди Шуйского зарядили ими пушку и выстрелили в сторону западной границы, откуда явился Дмитрий. Но все без толку. Народ тут же придумал свою версию событий: дегтем тело вымазали якобы для того, чтобы оно лучше сохранилось, а сжечь решили, поскольку бояре поняли, что снова ошиблись.

Отчасти путь Отрепьева, начиная с нищей юности и заканчивая московским престолом, нам известен. Домашний прислужник у Романовых, а затем у князя Черкасского, он принял постриг под именем Григория, а впоследствии сумел войти в окружение патриарха Иова. Позднее он отрекся от духовного сана и поступил на службу к Константину Острожскому, городскому воеводе и непримиримому врагу католиков, чей дом служил пристанищем всем антипапистам, будь то реформаты или кальвинисты, тринитарии или арианцы. Современники рисуют Лжедмитрия человеком пытливого ума и страстным любителем книг. Вероятно, сначала он примкнул к анабаптистам, потом решил отправиться в Гощу, оплот арианства. Там он обучился латинскому и польскому языкам, военному искусству и той веротерпимости, которая будет вызывать такое изумление у московитов. На момент смерти ему было всего двадцать пять лет. Он был человеком сильной воли и до конца сумел сохранять самостоятельность.

В 1607–1610 годах против Василия Шуйского выступил Лжедмитрий II. По некоторым сведениям, до указанных событий он служил учителем у православного священника, который застал его в объятиях своей жены и в наказание велел высечь плетьми. Живя в Стародубе, он первое время выдавал себя за племянника Дмитрия, утверждал, что последний не погиб и что его появление не за горами. Устав от долгих ожиданий, народ возмутился, и чтобы избежать гнева толпы, новый самозванец сам назвался Дмитрием. К Стародубу подтянулись польские, украинские и казачьи войска. Амбиции этого Лжедмитрия не соответствовали его возможностям: он оставался лишь орудием в руках разных группировок, состоявших из казаков, дворян, поляков.

Чуть больше мы знаем о жизни «царевича Петра», признавшегося под пытками, что он Илья Коровин из Мурома. Ребенком потеряв отца и мать, он рано познал нужду, покинул родной город, скитался по берегам Волги и, сделавшись казаком, сумел добиться повышения своего социального статуса. Терские казаки провозгласили его царем, рассудив, что, поднимаясь по Волге под предводительством новоиспеченного наследника, они смогут получить куда больше, чем грабя турецкие суда. Илья бывал в Москве, его городское происхождение, равно как и знание северных городов, снискали ему некоторую популярность и вне казачьей среды. И вот он оказался в роли «царевича Петра» во главе четырехтысячного казачьего войска. Представившись «сыном» царя Федора, он написал своему «дяде» Лжедмитрию, который, в свою очередь, пригласил его в Москву. Но «семье» не суждено было воссоединиться: узнав в пути о падении «дяди», «племянник» остановился в Самаре.

За исключением Лжедмитрия I всех самозванцев в Смутное время ждал быстрый крах. Илейко Муромец сдался Шуйскому, который, не сдержав слова, подверг его жестоким пыткам. Похоже, такой же участи удостоился Лжедмитрий III (некто Исидор из Пскова), попав в руки московской знати. Несколько других претендентов на престол были убиты сподвижниками или соперниками. В 1607–1608 годах ряд царевичей по собственной инициативе или по наущению толпы пытались связать себя с Лжедмитрием II. Последнего они называли своим «дядей», выдавая себя за «сыновей» царя Федора, единокровного брата царевича Дмитрия. Дядя поспешил избавиться от конкурентов, приказав повесить нескольких таких царевичей, от которых до нас дошли лишь имена – Федька, Август и др. Часть кандидатов, в их числе и Лжедмитрий II, были убиты теми же казаками, которые совсем недавно провозглашали их царевичами.

Шаткость положения самозванцев в Смутное время наводит на мысль, что они были не более чем символом, призванным легитимировать массовые движения, участники которых преследовали собственные цели. Если во время похода Отрепьева проявилась индивидуальность характера этого лженаследника, возглавившего крайне социально неоднородную коалицию, то при Лжедмитрии II роль претендента на престол значительно ослабла – и напротив, возросло значение различных сил, вовлеченных в его авантюру. В случае же «царевича Петра» эти силы уже сами диктовали ему свою волю. Быстрый переход от примата роли личности к первичности коллективных действий показывает, что разные слои населения были восприимчивы к чужим мистификациям, но в то же время способны были брать инициативу в свои руки.

Казаки сыграли решающую роль в трех крупных восстаниях: Лжедмитрия, Разина и Пугачева. Они не были единственной силой, представляющей эти движения, но обеспечили их военной поддержкой, без которой восстания не охватили бы значительную часть территории.

Действия Лжедмитрия I вписались в давнюю традицию участия казаков в династических распрях: уже не один век узурпаторы и самозванцы из их среды оспаривали друг у друга права на молдавский престол. Находясь в зависимости от Османской империи, Молдавское княжество стало ареной столкновений между поляками, турками и казаками. С конца XV и до начала XVII века около двух десятков авантюристов с «легендарными» родословными отметились в борьбе за молдавский престол. Они пользовались поддержкой иностранных дворов и нередко вставали во главе войск, где не последнее место занимали казаки и поляки. В ответ на просьбы Порты оказывать претендентам всяческую поддержку польский двор сообщал великому визирю, что казаки – этот «неуправляемый сброд», по выражению короля Стефана Батория, который никому не хочет подчиняться. Некоторым претендентам удалось-таки взойти на молдавский престол. Местная система престолонаследия благоприятствовала появлению узурпаторов, поскольку не предусматривала права первородства и незаконнорожденные дети тоже могли притязать на трон.

В конце XVI века на южных и западных рубежах и окраинах России бушевали битвы претендентов на местные престолы, а в самой Москве постепенно складывались условия для появления первых лжецаревичей. Когда распространился слух о том, что царевич Дмитрий жив, никого не должно было удивлять, что этот Дмитрий – настоящий или подложный – «объявился» на Украине. Историк Н. И. Костомаров писал, что любой, кто назвался бы на Украине царевичем Дмитрием, мог рассчитывать на поддержку казаков. Лжедмитрий I знал, что делает, избрав Польшу и Украину местом для откровений о своем царском происхождении и сбора армии.

Феномен лжецарей зародился на территории, находящейся на пересечении путей между Османской империей, вассальными ей балканскими княжествами, Польшей и Москвой. На этом перепутье жили казаки – свободные люди, отличавшиеся крайней воинственностью, настоящий «рассадник претендентов на престол», по выражению Николае Йорга.