– Теперь я чувствую себя просто обжорой. Полно, давай съедим их пополам, тогда в желудках у нас обеих будет достаточно места и для сэндвичей с джемом, и для больших кусков фруктового торта.

Яйца Бенедикт выглядели аппетитно, и я приняла ее предложение.

К тому времени, как завтрак был съеден и поднос с грязной посудой унесен, настало время для ритуала облачения ради поездки в Клифтон[13]. На улице по-прежнему стоял пронизывающий холод, так что пожертвовать какой-то частью нашей всегдашней дорожной экипировки, обойдясь без нее, было невозможно.

– Хотела бы я знать, очень ли рьяно леди Бикл следит за модой, – проговорила леди Хардкасл, пока я завязывала шнурки тяжелых ботинок, в которых она совершала поездки на автомоторе. – И не легковерна ли она. Как ты думаешь, получится у нас убедить ее, что эти наши тяжелые грубые ботинки находятся сейчас на самом пике парижской моды?

– Можно применить куда менее рискованную стратагему[14] – взять с собой мешок с более изящной обувью и переобуться в нее по приезде, – предложила я. – Я не знаток этикета, но не думаю, что заранее предполагать, что хозяйка дома, в который ты едешь с визитом, невежественна и глупа – это хороший тон.

Леди Хардкасл вздохнула.

– Опять морока, – сказала она. – Что ж, хорошо. Полагаю, это та цена, которую мы платим за то, что имеем такую свободу передвижения.

И в конце концов мы пустились в путь, захватив с собой сменную обувь, которую положили в ящик, расположенный за сиденьями.

Пятнадцатимильный путь от Литтлтон-Коттерела до Клифтона занял у нас почти час и прошел без особых происшествий. Правда, на Уайтледиз-роуд на нас накричал молочник, когда тарахтение нашего «ровера» заставило его лошадь испуганно шарахнуться, но к подобным поношениям мы уже привыкли. Леди Хардкасл только улыбнулась и помахала ему рукой.

На Квинз-роуд я, доехав до Городского музея, повернула направо и поехала на Беркли-сквер. Здесь у лестницы, ведущей к нарядному полукруглому трехэтажному кирпичному зданию в георгианском стиле, состоящему из шести частных домов с общими стенами – Беркли Кресент, мы и остановились.

– Как раз вовремя, – сказала леди Хардкасл. – Спасибо.

Я выскочила из авто и взяла из ящика мешок с нашей сменной обувью.

– Нам нужен дом пять, – сообщила мне моя хозяйка, и мы поднялись по лестнице на мощенное каменными плитами пространство перед Беркли Кресент.

На первой из дверей, которую мы миновали, красовалась цифра шесть.

– Мне никогда не понять, что на уме у строителей, – заметила леди Хардкасл. – Кому, скажи на милость, может прийти в голову, чтобы нумерация полукруга шести домов шла справа налево, а не слева направо? Только безумцу.

– Дом строился во время войны с Наполеоном, – сказала я, – так что это, вероятно, было сделано, дабы сбить с толку французских шпионов. Как бы Франция осуществила вторжение, если они не могли взять в толк, где мы живем?

Моя хозяйка энергично дернула шнур дверного звонка дома номер пять, и вскоре нам открыл седой как лунь дворецкий с небольшим серебряным подносом в руке.

– Добрый день. – Леди Хардкасл положила на поднос свою визитную карточку. – Полагаю, леди Бикл ожидает нас.

Дворецкий украдкой взглянул на карточку.

– Да, леди Хардкасл, она попросила вас подождать ее в гостиной.

И отошел в сторону, чтобы дать нам пройти.

– Не могли бы вы отвести нас туда, где мы сможем сменить обувь? – осведомилась моя хозяйка.

Дворецкий посмотрел на наши тяжелые ботинки.

– Да, миледи, – после короткой паузы сказал он. – Прошу вас, следуйте за мной.

Взяв наши пальто, шапки, перчатки с крагами и защитные очки, он отвел нас в расположенный в задней части дома чулан для обуви и, подождав снаружи, пока мы переобувались, сопроводил нас в гостиную. К тому времени, когда мы вошли, там нас уже ждала красивая элегантно одетая дама. Она была еще моложе, чем я ожидала, однако держалась с уверенностью, редкой для ее лет. И она была высокая. Ну, почему все вокруг наделены таким высоким ростом?

– Миледи, – сказал дворецкий, – к вам леди Хардкасл.

– Благодарю вас, Уильямс, – молвила элегантная дама. – Думаю, чай мы будем пить здесь.

Дворецкий удалился.

Дама протянула руку.

– Джорджина Бикл, – представилась она. – Но зовите меня Джорджи. Так меня называют все.

Леди Хардкасл сердечно пожала ее руку.

– Эмили. А это Флоренс Армстронг.

– Здравствуйте. Очень приятно с вами познакомиться, – сказала леди Бикл. – Я так много слышала о вас обеих. Симеон Гослинг только о вас и говорит.

Я поздоровалась в ответ и сделала чуть заметный книксен.

– Надеюсь, Симеон не преувеличил наших достоинств, – скромно ответствовала леди Хардкасл. – Мы далеко не так интересны, как вы могли подумать.

– Я тоже надеюсь, что он не преувеличил, – заметила леди Бикл. – Мне ужасно хочется, чтобы история о том, как вас связали и оставили в заброшенном домике, оказалась правдой. И о погоне на автомоторах в темноте. Судя по его рассказам, у вас обеих такая яркая, увлекательная жизнь.

– Уверена, что он не пожалел красок, – сказала леди Хардкасл, – но не принимайте его рассказы слишком уж всерьез. На самом деле все было довольно обыденно и прозаично.

– Возможно, для вас это и обыденно, но, если ты всего лишь жена хирурга… слово «прозаично» означает нечто иное, нежели то, что подразумеваете под ним вы. Однако прошу вас, садитесь.

И она взмахом руки показала нам на кресла, стоящие перед камином.

– Расскажите о вашей работе с суфражетками, – попросила леди Хардкасл, когда мы уселись. – Должно быть, это ужасно интересно.

– О, да. И очень важно, не так ли?

– Да, крайне важно, – согласилась леди Хардкасл.

– А что об этом думаете вы, мисс Армстронг?

– Я выступаю за равноправие для всех и во всем, – ответила я. – Но не питаю больших надежд. Права голоса нет и у огромного количества мужчин, так что свои собственные шансы на его получение я оцениваю невысоко, даже если британский парламент наконец и прозреет. Ведь я не являюсь владелицей недвижимости, а значит, все равно не прошла бы избирательный ценз.

На минуту леди Бикл задумалась.

– Вы, разумеется, правы. Даже в наших собственных рядах есть много тех, кто считает, что мы должны бороться за всеобщее избирательное право, а не только за право голоса для женщин. Но, по моему мнению, если мы сможем проделать хотя бы малую брешь в этой стене, добившись избирательных прав для некоторых женщин, вскоре после этого наши законодатели поймут, насколько неразумно отказывать в них любому взрослому британцу.

– Уверена, что это может стать шагом в правильном направлении, – сказала я.

– Ну и отлично. А вот и Уильямс с нашим чаем. Вы как раз вовремя, Уильямс. Нам начинала грозить опасность впасть в состояние вялого и тупого единомыслия, но явились вы с чаем и угощением, а ничто не может подвигнуть англичанок к более ожесточенным спорам, чем вопрос о разливании чая.

Дворецкий поставил поднос на низкий столик, стоящий перед камином. Кроме фарфорового чайника, чашек, блюдец и молока, на нем имелось несколько видов миниатюрных сэндвичей и изысканнейших пирожных. Если они не были творением французского кондитера, то в штате у Биклов явно состояла чрезвычайно искусная кухарка.

Уильямс удалился, не произнеся ни слова.

– Знаете, – заметила леди Бикл, – моя матушка всегда настаивала на том, чтобы сначала наливать в чашки молоко, но, по-моему, это так старомодно. Лично я предпочитаю добавлять молоко последним. А у вас, Эмили, есть какое-то определенное мнение на сей счет?

– Боюсь, за последние двадцать лет мне пришлось совершить столько переездов, что я не в силах уследить за всеми веяниями. Однако могу вам сказать, что именно эта частность влияет на вкус напитка, если для вас это имеет значение.