Граф обращался к нему просто по имени – Викторий – и, казалось, выделял его среди прочих своих вассалов. Спросить же, кем ему приходится этот рыцарь, я не решалась – слишком пугал меня холодный вид графа, а потому я просто кидала в сторону воина любопытные взгляды.

Однажды все же эта загадка прояснилась.

– Викторий – мой друг, – как-то странно усмехнувшись, сказал граф, когда я в очередной раз смотрела на этого сурового мужчину, так не похожего на остальных. – И, кстати, отличный солдат.

– Солдат? – переспросила я, подумав, что он имел в виду воина-рыцаря.

Сам же Викторий в это время стоял довольно далеко, чтобы услышать нас, но все же на секунду отвлекся и посмотрел в нашу сторону.

– Да, солдат, – охотно пояснил граф. – Сын серва, которому пришлось сражаться вместо того, чтобы сеять.

Серва? Крепостного крестьянина? Значит, и сам он…

Это было немыслимо, пускать на такое место обычного простолюдина!

Уже то, что он сидел со знатью должно было коробить рыцарей, так еще и рядом с графом… а ведь он даже не оруженосец!

Нет, я всегда вполне лояльно относилась к слугам, но все же, такое вопиющее нарушение этикета! Да еще не каким-нибудь странствующим шевалье, а пэром, сильным и могущественным! Тем, с кого, наоборот, остальные должны брать пример!

Кажется, мои мысли слишком четко отразились на моем лице, потому что в следующую секунду взгляд дьявольских глаз прожег меня насквозь.

– Это мое решение и осуждать его я никому не советую, – процедил граф и отошел к Викторию.

Больше я не поднимала эту тему, тем более что остальных рыцарей этот факт нисколько не смущал.

Впрочем, вскоре я поняла, что Викторий вполне даст фору любому лорду своим острым умом, манерами и идеальной памятью. А еще он умел и любил танцевать, и наблюдать за ним в такие минуты было настоящим удовольствием. Сам граф на пирах уделял мне только первый танец (и то, делал это холодно, словно отдавая дань ритуалу вежливости), а после чинно сидел во главе стола, а я рядом с ним.

Постепенно я свыклась с тем, что у графа свои причуды касательно Виктория, равно как и с тем, что сижу за столом рядом с сыном серва.

Но вот то, к чему я все же никак не могла привыкнуть, то, что не давало мне успокоиться – был сам граф.

Иногда, стоило ему куда-то уехать, пускай даже ненадолго, как я начинала метаться в стенах замка. Оставаясь в одиночестве, я никак не могла успокоиться, не могла найти себе место. Словно мне НУЖНО было его присутствие рядом, его холодные прикосновения по ночам и даже тот жуткий, сверхъестественный страх, что он внушал мне днем одним лишь своим присутствием.

Словно я стала ЗАВИСИМА от него за эти несколько месяцев брака.

Конечно, жена всегда зависит от мужа, но я никогда не думала, что это следует воспринимать настолько буквально.

Или же, мои чувства все же стоит называть любовью? Но как же не проходящий страх? Разве можно бояться любимого? Разве можно любить того, о ком ничего не знаешь?

Прежде я испытывала такие чувства только к отцу, матери и брату. Но то было что-то нежное и совершенно без страха.

Чувства к графу были какие-то не такие. Какие-то БОЛЬНЫЕ. Особенные, не похожие ни на что. Неправильные, неуместные.

Единственное, что утешало меня, так это надежда на ребенка. Возможно, наследник заставит графа сменить дневной холод на тепло? Возможно, и меня он заставит сменить страх и зависимость на нежность? Возможно ИСПРАВИТ то, что я даже не могу назвать любовью?

Впрочем, кроме моих странных чувств к графу, куда больше меня пугала та вторая «Я», что просыпалась от прикосновений его холодных пальцев каждую ночь.

По утрам я сожалела, я стыдилась своего поведения, но наступал вечер, и я уже не могла себя контролировать. Я молилась, я просила вынуть из меня ЭТО, но все было бесполезно и стоило только графу отдернуть тяжелый полог балдахина, как я переставала существовать сама по себе, растворяясь в нем. В его грубых объятиях и жестоких прикосновениях.

Все это съедало меня, заставляя чувствовать себя неправильной, грешной, грязной. Ведь мать моя никогда не рассказывала, что от ЭТОГО можно получить такое удовольствие. Наоборот, ЭТО было вроде долга. Супружеского долга, необходимого для того, чтобы получить наследника.

И женщина должна была отдавать этот долг, а не наслаждаться, как портовая шлюха. Мужчина может получать удовольствие, женщина – нет.

Выходит, я портовая шлюха?

Я ненавидела себя, пыталась бороться, но все было бесполезно – по ночам граф становился хозяином моей воли, и тело мое начинало жить собственной жизнью, не обращая никакого внимания на благочестивость мыслей.

Я бы хотела рассказать об этом кому-нибудь, но это не представлялось возможным. Рози, что помогала мне во всем, была надежной, но делиться таким со служанкой… нет, как бы стыд меня не мучил, это было бы слишком.

Священника же у графа не наблюдалось из-за его сложных отношений с церковью, и я даже не могла исповедаться. Хотя, не представляю, как смогла бы рассказать об этом на исповеди и не сгореть от смущения.

Поэтому я в одиночку несла груз своих грехов, что рос с каждой ночью, и уже распрощалась с раем, приготовившись гореть в аду за то время, что проводил со мной обладатель дьявольских глаз.

Наверно, если бы я своими глазами не видела, как он входит в церковь, я бы всерьез решила, что граф – сам Сатана, что поднялся на землю для совращения моей прежде невинной души.

Лишь многим позже я поняла, что, по сути, так оно и было.

***

Чем дольше я жила в замке, тем сильнее становились противоречия, раздиравшие меня.

Как это было и с чувствами к графу, когда я сначала боялась его, но после привязалась духовно и физически, так это стало и с моими грехами.

Раскаяние начинало все больше уступать наслаждению. Я словно ХОТЕЛА, но не могла жалеть о ночах, проведенных под белым каменным телом.

И это тоже меня пугало. Как низко я смогу опуститься в погоне за этим наслаждением? И есть ли еще куда ниже?

А потом начались провалы в памяти.

Хотя, может они начались и раньше, но поглощенная внутренней борьбой с распутством и странными чувствами к графу, я их просто не замечала?

На самом деле, это были не совсем провалы. Возможно, если бы не Рози, я бы никогда и не узнала о них.

– Госпожа, вы так изменились после замужества, – заметила она, заплетая мне косу.

Других служанок я старалась задействовать как можно меньше. Отчего-то челядь этого замка не внушала мне доверия. Странно, не правда ли? Но все же, не страннее того, что творилось внутри меня, что происходило со мной. Не страннее дьявольских глаз графа, пожирающих меня изнутри. Не страннее его голодной усмешки, от которой по коже бегут мурашки.

– Разве? – ответила я, стараясь, чтобы голос звучал как можно нейтральнее, отгоняя эти мысли о странностях, что влезли так некстати.

– Да, – Рози серьезно кивнула. – Я так давно не видела вашей улыбки. А иногда вы настолько отвлечены, что я даже пугаюсь. Как вчера, например.

– Вчера?

– Да. Вы шли к себе в покои, и я уж решила идти за вами – вдруг понадоблюсь? Но граф появился из ниоткуда и отослал меня на кухню. А у вас тогда было такое лицо, словно это и не вы вовсе, – несколько путано объяснила Рози и в испуге замолчала.

Все же, я теперь графиня, а она – лишь служанка и не ей судить о моем лице.

Но я пропустила это, потому что сейчас меня волновало совсем другое – я не помнила ничего, о чем говорила Рози.

Наоборот, я была совершенно уверенна, что весь вчерашний вечер провела за вышивкой и уж точно не разгуливала по замку.

Я попыталась вспомнить детали. Может, действительно, просто задумалась?

Но нет. Вот я обедаю с графом, а после он провожает меня до покоев, и я не покидаю их до самого вечера, занимаясь рукоделием. И никакой Рози в коридорах. Служанки пришли уже гораздо позже, чтобы переодеть меня ко сну, и то, Рози среди них не было.