Заголовок: «У женщины-стендап-комика во время выступления случилась истерика».

Если ты парень и рвешь на себе рубашку на сцене, то ты – экспериментальный комик. Если девушка – то сумасшедшая истеричка. Ну, или перепутала стендап-клуб с конкурсом мокрых футболок.

– Для безэмоциональных шуток тебе нужно более странное лицо, – рассуждал Юрий, – немного пугающее.

– Отлично. – Какого черта он вообще размышляет о моем лице? – Попробую пропустить его через мясорубку.

– Не, есть риск, что это сделает его только лучше! – захохотал Гоша.

Мысленно я твержу: это шутка, шутка ради шутки, пустая и бессмысленная, чтобы заткнуть паузу, лишь бы что-то сказать. Он не пытался тебя оскорбить, он не всерьез. Но в мою самооценку как будто запустили вирус, и выстроенная за годы кирпичик за кирпичиком стена дает трещину. Это шутка, Тома, дебильная шутка Гоши, не более.

Я знаю, прекрасно знаю, что далеко не красавица. Лицо какое-то небрежное, что ли, челюсть треугольная, глаза невыразительно карие. Волосы – даже описывать не буду, я уже давно не могу понять, что с ними. Фигура недопловчихи. Плоская, опять же квадратная, без лишних окружностей. В общем, человечек из «Лего» выглядит сексапильнее меня.

Я-то знаю. Но можно это тайное знание о своей непривлекательности я буду нести внутри себя, не получая подтверждений извне?

– И говори попроще. – Это было стабильное замечание. – Вместо «я искренне тебе благодарен, что стал геем» – «благодаря тебе я стал геем». Тебе динамики не хватает. Злости. Ты слишком пассивная.

– Мой бывший говорил так же, – на автомате отвечаю я, и руки сами стремятся перевернуть страничку блокнота. Там по-прежнему неоформленный материал. Материал, на который я все никак не могу решиться. Потому что, мне кажется, если я снова начну шутить о нем, то сделаю ему одолжение.

Господи, какой же Юрий душнина. Это даже не последняя фраза в выступлении, а где-то середина блока, но он помнит и лелеет свое маленькое замечание, чтобы хоть как-то самоутвердиться.

– Да. – Гоша всегда старается поддакивать Юрию, надеясь, что это как-то улучшит их отношения. – Ты всегда звучишь прециозно.

– Ты хотел сказать претенциозно? – поправила я его, скорее, машинально.

– Я хотел сказать «не выебывайся». – И Гоша снова истерично расхохотался.

– Будут еще замечания?

Парни замотали головами. Отлично, просто супер. Я надеялась хотя бы на что-то дельное.

– Какие планы на выхи? Идешь на тусовку этой курицы-гриль?

– Не. Мои планы на выходные – вынюхать целую дорожку психического здоровья.

Гоша улыбнулся, словно услышал что-то близкое и знакомое. У меня была шутка, даже не совсем шутка: первое время в Москве у меня проявлялась очень сильная тревожность, особенно если дело касалось знакомства с новыми людьми. В детстве мама постоянно делала мне замечания, что я часто моргаю, дергаюсь и чешу нос, когда приходится общаться с незнакомцами. Стоило мне приехать в Москву, как эта привычка усилилась в разы. Я замечала, что люди отдаляются от меня, не желая со мной разговаривать. И я не придумала ничего лучше, чем начинать знакомство с фразы: «Привет, я Тома. Не обращай внимания, я под феном».

Кто-то считал это шуткой, кто-то – нет. Во втором случае от меня либо сразу отходили, либо продолжали куда более неформальное общение. Легче было притвориться наркоманкой, чем признаться, что я просто по жизни такая. Позже я обратилась к психотерапевту, и мне поменяли таблетки. Мой уровень тревожности снизился, но вместе с тем пришли постоянная тошнота и головокружение. Я стала не просто спокойнее, я стала безразличнее. Я вдруг заметила, как мой организм сам начинает отказываться от меня и проваливаться в бесконечную сонливость. Концентрация терялась, об энергии я забыла. В день я могла сделать только одно дело, после которого, обессиленная, ложилась спать. Выход из дома приравнивался к пытке. Зимой становилось еще хуже. Я успевала эмоционально выгореть, пока надевала колготки. В общем, пришлось очень долго, методом проб и ошибок высчитывать свою дозу лекарства.

Я скучающе наблюдаю за залом, песни Дурата все продолжаются. Кто-то истерично смеется, надеясь, что это скоро закончится, кто-то медленно выходит. Дохлота. Да. Отличное слово для сегодняшнего вечера. Дохлота. Назову так свой сольник.

Черт. Он здесь.

– Блин, опять он. – Я едва успела его разглядеть и сразу резко обернулась к барной стойке, надеясь, что он не заметил. Нет, если это действительно тот, о ком я думаю, то он заметил. Заметил и пристально следит за мной.

– А! Твой Капитан Крюк! – понял Гоша, за что сразу получил в плечо. – Главный поклонник! Аплодировал громче всех!

Я уже раз десятый слышу эту шутку.

– Как он вообще узнал, что я сегодня выступаю? Это ж опен-майк[5], не концерт.

– Взломал «ВК» и прочитал в личных сообщениях Ромы, кто записывался на опен-майк, – пожал плечами Юрий. Он произнес это так уверенно и буднично, что я уставилась на него с испугом. – Я шучу, Томик, шучу, – отмахивается Юрий.

Особенность комедии Юрия – невозможно понять, когда он шутит.

Я коротко взглянула на своего «поклонника». Обычный быдловатый тип из какого-нибудь Подмосковья. Пронзительные серо-голубые глаза, небрежно вылепленное лицо со странным черепом: вытянутым, угловатым, словно статуя с острова Пасхи.

Помню, когда увидела его впервые. Это был как раз смехотливый февраль, жесткий дубак, когда и жить не хочется, что делает этот месяц финансово выгодным для стендапа. Ведро доната[6] было переполнено, зал – тоже, и плевать, что половина из них сидела только ради того, чтобы согреться.

Своего выступления я не помню, но помню, как стояла возле сцены и терпеливо наблюдала за комиками. Рома – кажется, это был он – переключился на оскорбление зала, так как собственные шутки у него не клеились. Люди, как обычно, встретили это радостно, ожидая толики хоть какого-нибудь внимания.

Однорукий парень в заднем ряду, разумеется, был идеальным объектом для шуток.

Я не очень люблю шутки про инвалидов. И дело не в какой-нибудь морали, нет, если лезешь в комедию, о морали надо помнить ровно до тех пор, пока тебя не посадят или не изобьют в подворотне. Быть избитым одноруким парнем – уже довольно сложно, а если даже подобное и случится, то материал на следующее выступление готов. «Представьте, меня избил зритель, причем однорукий» – это же короночка.

Я не люблю шутки про инвалидов, потому что они слишком простые, слишком очевидные. Простой путь комедии – взять самую болезненную тему и приплести к ней пару каламбуров из разряда «вам нужна рука помощи». Или сказать что-то вроде: «Ты, наверное, ненавидишь хороводы?». Слишком просто, но заходит абсолютно всем.

Как именно пошутил в тот вечер Рома, я не помню, да и нет смысла вспоминать. Но я помню ухмылку этого «поклонника». В первый же вечер я поняла: у него кровожадное лицо.

Зловещая тихая усмешка, словно жаждущая расплаты. Да-да, у него было кровожадное лицо маньяка.

Уже прошло полгода, а я периодически вижу его в зале, ловлю его липкий взгляд и замечаю, как он движется ко мне после выступлений. Я всегда успеваю либо убежать, либо с кем-то показушно заболтаться с очень важным видом.

– Может, заяву на него накатать? – предложил Гоша.

– За то, что он ходит на все ее выступления? – удивился Юрий.

– Кто-нибудь может меня сегодня до дома проводить?

Господи, даже не понимаю, зачем я это спросила. Я ведь знаю ответ и знаю, что за этим последует.

Однотипный идиотский жест.

Юрий и Гоша вдвоем практически синхронно повели плечами и едва заметно отстранились. Я знаю этот жест наизусть: так делали мой отец, мои ученики, когда я просила помочь что-то донести, все мои парни так делали. Это жест явной неохоты, мужского отказа. После него обычно следует лепетание:

– Да летом же светло. Тем более что ты на метро.