Он как будто не слышал истошных криков убогой, наслаждаясь своим сладострастием, выливая на неё свою бушующую похоть. Вместо поцелуев он «награждал» Веронику звонкими пощёчинами, хватал её за худые щёки, плевал в лицо. И каждый раз, кончая, орал от возбуждения свирепым и противным голосом.

Закончив глумиться над несчастной и насиловать её, бандюган, смачно сплюнув, вышел из дома. Он был уверен в своей безнаказанности и не стал убивать убогую. Собравшись вместе, они быстро ушли из деревни, растворились в лесах – пока большинство из них не были пойманы и расстреляны внутренними войсками без суда и следствия.

Вероника забеременела. Немногие, кто остался в деревне, пришли ей на помощь.

– Грех-то какой! – крестясь, говорили бабки. Но рожать было надо, и вскоре появился на свет мальчик, которого назвали Семёном.

Веронику отвезли в районную больницу, где врачи осмотрели и обследовали её, а затем ребёнка. Молодой женщине дали вторую нерабочую группу инвалидности, подлечили, помогли с кормлением малыша. Сеня оказался, на удивление врачей, крепким и здоровым малым, а вот его маме после родов стало хуже. Сказались моральные и физические издевательства молодого бандюги, который имел несчастную девушку, как хотел, к тому же без её согласия. У Вероники обнаружили целый букет хронических заболеваний, рекомендовали длительное медикаментозное лечение, в том числе и санаторно-курортное. Но куда уедешь из такой глухомани, тем более на руках с ребёнком? И вскоре Вероника с маленьким Сёмой возвратились в деревню.

В её дом приходили деревенские бабки, приносили парного коровьего молока в бутылочке, радостно гогоча, глядя на подрастающего Сёмку.

– Ах, Сёмушка, голубок! Да какой ты славненький! – весело приговаривали они.

Вероника, сильно прихрамывая, умудрялась топить печку, кормить своего младенца, заниматься стиркой и уборкой по дому. Она принимала прописанное врачами лечение, но не давала себе расслабляться. Женщина качала в колыбели мальчика и напевала ему своим нежным голосом колыбельную песню:

Спи спокойно, мой сыночек,

ласковый, скорей усни.

Милый, добрый ты цветочек,

Бог спаси и сохрани.

Спи, любимый, сладко-сладко,

песню я тебе спою.

Обезьянки и лошадки

тоже за день устают.

Пусть во сне тебе приснится

совершенно мир другой,

где спокойно людям спится,

где царит души покой.

Может быть, и в этом мире

будет всё, как никогда.

В нашей маленькой квартире

будет солнышко всегда.

Спи спокойно, мой цветочек,

будешь ты всегда со мной.

Спи, любимый мой сыночек,

добрый, ласковый, родной.

В подполе Вероника нашла старое ружьё, её отец до войны ходил на охоту. Девушка пользоваться им не умела, но на всякий случай оставила в сенях. Время было неспокойное. Бандитов всех не переловили. Трое из них – Гришка Воронцов, светловолосый и здоровый детина, который глумился и насиловал несчастную Веронику, рыжий Иван Греков и латыш Янис Вацконис, упитанного телосложения, – прятались в лесах и были неуловимы. Озлобленные офицеры и солдаты внутренних войск прочёсывали леса с собаками, а также все прилегающие населённые пункты, опрашивали жителей, заподозренных в укрывательстве задерживали и избивали на допросах. Спасаясь от погони, Воронцов с двумя подельниками, отстреливаясь, убили несколько солдат и тяжело ранили офицера, умершего потом от потери крови. Грабить деревни, как раньше, бандиты не решались, боясь облавы. Да и жители стали бдительнее, вооружились ружьями. Устав от изнурительных мытарств и скитаний, Григорий с Ванькой закололи и съели латыша. С наступлением зимы в лесу есть больше было нечего. От сильной простуды свалился и Иван. Воронцов пристрелил Рыжего, дабы он не мучился. Похоронив товарища в лесу, Гриша наткнулся на переодетых оперативников. Те, опознав преступника, бросились за ним в погоню. Отстреливаясь, Григорий мчался в ближайшую деревню.

– Стой, гад! Бросай оружие! – кричали менты в гражданской одежде.

– Получи, легавый! – показал им кукиш Воронцов и выпустил последний патрон.

– А-а-а… – застонал сражённый наповал один из оперов.

– Убью, сука! – закричал второй и в ярости выпустил всю оставшуюся обойму в Григория.

Истекая кровью, раненый бандит разыскал знакомый дом.

Вероника, растопив печь, села кормить маленького Семёна. Сегодня она плохо себя чувствовала, беспокоило сердце. Отчаянный стук в дверь переполошил её окончательно.

– Кто там? – испуганно спросила молодая женщина.

– Открой… – послышался до ужаса знакомый голос. – Я не причиню тебе больше боли.

– Убирайся! – твёрдо произнесла Вероника, – уходи сейчас же, а то я тебя пристрелю! – Она щёлкнула затвором отцовского ружья.

– Я ранен, истекаю кровью, – тихо произнёс бандит.

– Уходи по-хорошему, – повысила голос Вероника, – поищи себе другое место.

– Ты хочешь моей смерти? – упорствовал Гришка, – ты мстишь мне за то, что я тебе сделал больно?

– Я не мстительная, но на твоей совести столько смертей! Ты людей грабил, убивал, а теперь ещё просишь помощи? Этому не бывать! Слышишь?

– Ну, помру я у твоей двери… тебе от этого легче будет? – прямо спросил Воронцов.

Бандит застонал и стал медленно оседать. Сквозь нижнюю щель Вероника увидела поступающую в сени лужицу крови.

Сердце её дрогнуло, и она открыла ему.

Григорий упал прямо на Веронику, она лишь успела подхватить его руками. Кое-как внесла тяжёлое тело в комнату, уложила на единственную в доме кровать. Воронцов истекал кровью, и она принялась обрабатывать рану самогоном.

Вероника закрыла бандиту лицо, оставила только рот и нос, чтобы его не узнали и, позвав бабку из соседнего дома, чтобы посмотреть за ребёнком, отправилась в соседнюю деревню за фельдшером. Григорию нужно было удалить пулю, иначе гангрена и смерть. Не очень-то хотелось спасать убийцу и насильника, но он – отец ребёнка. Да и смерти Вероника никому никогда не желала. Покойный батюшка учил в церкви добру и сам был таким добрым человеком, каких она не встречала в своей жизни. Дома оставалось немного семян, которые он дал незадолго до смерти для того, чтобы она сажала их у себя в огороде.

Фельдшер, очкастый старик невысокого роста и худощавый, встретил женщину неласково.

– Нет у меня времени, своих дел по горло! – буркнул он, собирая в аптечку свои инструменты с медикаментами.

– Дядя Егор, ты пойми, случайно подстрелили моего родственника! Если сейчас не вынешь у него пулю, он умрёт!

– Какое мне дело до твоих родственников! У самого баба не сегодня-завтра откинется. Не видишь, что ли? – в сердцах закричал старик.

У печки, задыхаясь от тяжёлого кашля, громко стонала грузная пожилая женщина

– Егор! Иди, пособи ей, – прохрипела она, – мне уже всё равно не поможешь.

Дед сверкнул очками и, горестно вздохнув, сказал, беря с собой аптечку:

– Ну, пошли, что ли… Будем спасать твоего родственника.

– Помоги вам, Господи! – на прощание пожелала добрая старая женщина.

– Какой-то подозрительный у тебя родственник, Вероника! Весь в наколках, как урка, – удивился очкарик, делая раненому бандиту операцию. Григорий скрипел зубами от боли и от не вовремя высказанных слов фельдшера, но терпел.

– Дядя Егор, в нашей стране каждый второй сидел, – нашлась с ответом молодая женщина.

– Без тебя знаю! – резко ответил старик, – Но, то по политическим мотивам, а этот – погляди! Весь расписан наколками. Иди, лучше маленьким своим займись.

Егор Трофимович долго возился с раненым, затем сделал ему укол пенициллина, который учёные изобрели совсем недавно. Кто бы мог подумать, что эта обычная плесень спасёт стольким людям жизни! Однако каждый такой укол был на учёте.