– Ничего страшного.

Паническое трепетание в груди усилилось. Бада не пускали в кабинет мистера Локка (а также в машины, поезда и столовые) с того самого праздника по случаю собрания Общества два года назад. При виде него мистер Локк обычно не мог удержаться от лекции о невоспитанных животных и их безответственных владельцах или, в лучшем случае, недовольно фыркал себе под нос.

Теперь мистер Локк подвигал челюстью, как будто хотел разжевать и смягчить то, что собирался произнести.

– Это касается твоего отца.

Я почувствовала, что мне тяжело смотреть на мистера Локка, поэтому уставилась на витрину у него на столе с латунной табличкой: «Револьвер Энфилд, Марк I, 1879».

– Как тебе известно, последние несколько недель он находился на Дальнем Востоке.

Отец сказал, что выйдет из порта Манилы и продолжит путь, перебираясь с острова на остров, пока не достигнет Японии. Он обещал писать как можно чаще. Я уже много недель ничего от него не получала.

Следующее предложение мистер Локк разжевал еще более тщательно.

– Его отчеты из этой экспедиции поступали редко. В смысле реже, чем обычно. Но в последнее время они… совсем прекратились. Последнее письмо пришло в апреле.

Теперь он смотрел на меня внимательно и выжидающе, как будто все это время напевал мелодию, а теперь остановился и рассчитывал, словно я допою ее за него. Как будто я должна заранее знать, что он скажет дальше.

Я продолжала смотреть на револьвер, темный, начищенный, с квадратным дулом. Горячее дыхание Бада касалось моих ног.

– Январри, ты меня слушаешь? От твоего отца нет писем уже почти три месяца. Я получил телеграмму от другого члена экспедиции: никто не видел его и не получал от него вестей. Его лагерь на склоне горы обнаружили брошенным и разоренным.

Птица у меня в груди принялась царапаться и бить крыльями в неописуемом ужасе. Я сидела совершенно неподвижно.

– Январри. Он пропал. Судя по всему… – Мистер Локк коротко и резко вздохнул. – Вполне вероятно, что твой отец мертв.

Я сидела на своем узком матрасе и смотрела, как нежный сливочный свет солнца ползет по моему розово-золотому одеялу. Вата, торчащая из дыр, и выбившиеся нитки образовывали тени и рельеф, напоминая архитектуру какого-то незнакомого города. Бад прижался к моей спине, несмотря на жару, и время от времени издавал тихие грудные звуки, похожие на щенячий скулеж. От него пахло летом и свежескошенной травой.

Сначала я не хотела верить. Я выла, кричала, требовала, чтобы мистер Локк взял свои слова назад или привел доказательства. На моих ладонях остались розовые полумесяцы – следы ногтей, которые я вонзала в кожу, стараясь сдержать свой гнев и не расколотить все стеклянные витрины в кабинете на тысячи блестящих осколков.

Наконец я почувствовала, как тяжелые, как плиты, руки легли мне на плечи, придавливая к земле.

– Довольно, дитя мое. – Я посмотрела в его глаза, бледные и неумолимые, и мое упорство рассыпалось в прах. – Джулиан мертв. Смирись с этим.

И я смирилась. Я повисла на шее у Локка, заливая слезами его рубашку. Его грубоватый голос раздался у меня над ухом:

– Ничего, девочка. У тебя остался я.

Теперь я сидела в своей комнате с опухшим лицом и сухими глазами, готовая вот-вот сорваться в пропасть боли, такую огромную, что не видно дна. Она могла поглотить меня целиком, если бы я только позволила.

Я вспомнила последнюю открытку, которую получила от отца. На ней были изображены берег моря и несколько суровых с виду женщин. Надпись гласила: «РЫБАЧКИ СУГАШИМЫ». Я попыталась представить самого отца, но перед глазами сразу встала картина: вот он уходит от меня, усталый и ссутуленный, и исчезает за дверью – ужасной дверью, из-за которой нет возврата.

«Ты же обещал, что однажды возьмешь меня с собой».

Мне снова захотелось закричать. Сдерживаемый крик царапал горло. Мне казалось, меня вот-вот вырвет. Мне хотелось сорваться с места и бежать, бежать, пока я не попаду в иной, лучший мир.

И тогда я вспомнила о книге. Может, мистер Локк подарил мне ее именно для этого момента, зная, как сильно мне нужно будет утешение.

Я достала книгу из-под юбки и провела пальцем по тисненому названию. Она открылась передо мной, как маленькая Дверь в кожаной обивке на петлях из клея и вощеной нити.

И я вбежала в нее.

Данная монография рас сма тривает преобразования повторяющегося мотива в мировых мифологиях: проходы, порталы, двери. На первый взгляд, в подобном исследовании можно усмотреть грехи, присущие множеству академических трудов, – фривольность и тривиальность, – однако автор полагает своей целью продемонстрировать важность дверных проемов как феноменологических реалий. Потенциальный вклад в другие дисциплины – граммалогию, глоттологию, антропологию – представляется огромным, однако автор позволит себе высказать амбициозное предположение о том, что данное исследование уходит далеко за рамки современного научного знания. На самом деле эта работа способна в корне изменить наше коллективное понимание физических законов вселенной.

Моя основная гипотеза такова: проходы, порталы и двери, упоминаемые во всех мифологиях, имеют в основе физические аномалии, которые позволяют индивидам совершать путешествия из одного мира в другой. Или, говоря простым языком: эти двери существуют на самом деле.

Ниже я приведу обширную доказательную базу для подтверждения данной гипотезы, снабженную теориями, касающимися природы, происхождения и предназначения дверей. Ключевыми являются следующие положения:

I. Двери представляют собой междумировые порталы, существующие только в точках особого, не поддающегося определению резонанса (то, что физико-философы называют «слабым сопряжением» между вселенными). Хотя рукотворные конструкции – дверные проемы, арки, занавеси и так далее – могут окружать дверь, естественное явление во всех случаях возникает раньше, чем его оформление. По физическим или антропологическим причинам обнаружение данных порталов представляет огромную сложность.

II. Существование таких порталов обусловливает некоторую степень утечки: материя и энергия свободно перемещаются через них, так же как люди, иные существа, музыка, изобретения, идеи – короче говоря, все то, что порождает мифологии. Если проследить за историями, в основе почти любой из них можно обнаружить дверь[2].

III. Вышеупомянутая утечка и порожденные ею сюжеты всегда были и остаются важным элементом в культурном, интеллектуальном, политическом и экономическом развитии человечества во всех мирах. В биологии двигателями эволюции являются мутации генов и изменения окружающей среды. Двери впускают в мир перемены. Перемены же, в свою очередь, порождают все остальное: революции, сопротивление, борьбу за права, восстания, изобретения, коллапс, реформы – иными словами, все жизненно необходимые компоненты человеческой истории.

IV. Двери, как все наиболее ценные вещи, отличаются хрупкостью. Автору не удалось обнаружить ни одного способа заново открыть ранее закрытую дверь.

Свидетельства, подкрепляющие положения I–IV, подразделены на восемнадцать категорий, представленных ниже в виде…

По крайней мере, такую книгу я намеревался написать, когда был молод и самоуверен.

Я мечтал о неоспоримых доказательствах, научном признании, публикациях и лекциях. У меня накопилось множество ящиков, заполненных пронумерованными карточками, каждая из которых представляет собой маленький кирпичик в огромной стене моего исследования: индонезийская легенда о золотом древе, чьи ветви образовывали сияющую арку; кельтский гимн, в котором упомянуты ангелы, пролетающие через врата рая; воспоминание о Мали, где стоит резная дверь, присыпанная песком, почерневшая от секретов, которые хранила веками.