После этих слов, Эвелин отворила тяжелую дубовую дверь у подножия лестницы. Они вошли в темноту, но чародейка хлопком ладоней зажгла огонь в круглых светильниках, хаотично развешанных по стенам и потолку. Внимание Эвара тут же привлек хрустальный гроб, стоящий на постаменте прямо напротив входа. Рядом с ним на маленьком столике неаккуратно лежали хрустальные туфли, а с другой стороны на манекене сияли самые настоящие рыцарские латы, сделанные все из того же хрусталя. В вытянутых руках манекена покоился огромный двуручный меч. Тоже хрустальный. Эвар, словно зачарованный, смотрел на мириады разноцветных бликов, разбегающихся по витиеватой резьбе, украшавшей хрустальные предметы. В них было что-то… манящее.

– Тебе сюда, – холодный голос госпожи вывел его из странного транса. Эвар взглянул на нее, собираясь послушно проследовать в указанном направлении. Пока он таращился на гроб и доспехи, Эвелин скинула свой балахон, небрежно бросив его на кресло у письменного стола в левом конце подземелья, и теперь стояла у жуткого мраморного постамента длиной немного больше человеческого роста, а высотой как обеденный стол. Жутковатости этому каменному сооружению добавляли многочисленные ножи, ножницы, зажимы и иглы различных форм и размеров, развешанные на стенде рядом с ним. Вот только сердце воскрешенного забилось чаще не от страха: его госпожа стояла, обтянутая в черную кожу с поблескивающими хрустальными пластинками, непослушные черные пряди выбились из двух тяжелых кос, лежащих на ее плечах. Она недовольно подняла острые брови, ожидая, когда же он выполнит приказ, а Эвар словно вдруг прозрел. Почему в течение трех прошедших дней он не замечал, насколько она красива?

– Живо сел на стол! – раздраженно прикрикнула чародейка. Он повиновался, но как завороженный продолжал разглядывать ее, благо теперь она стояла всего в метре от него. Эвелин приказала ему раздеться до пояса, он незамедлительно исполнил ее волю, продолжая любоваться тем, как свет играет на ее черных волосах, когда она смотрела ему в лицо, стремился заглянуть в зеленые глаза, а когда отворачивалась, любовался аппетитными формами, выгодно подчеркнутыми кожаной одеждой.

Однако его опечалило то, что госпожа выглядела встревоженной, на ее хорошеньком личике явно проступило озабоченное выражение.

– Что-то не так? – решился он задать вопрос.

Она удивленно взглянула на него.

– Почему ты спрашиваешь?

Она ощупывала и простукивала левую сторону его груди.

– Вы выглядите обеспокоенно, моя госпожа.

– Пока не могу понять. Понаблюдаю за тобой еще несколько дней, как раз сходим в Олерелей, попросим у хозяев доспех для тебя. А потом, если не разберусь сама, то покажу тебя Велемиру.

– Велемир – некромант?

– Да, мы вместе с ним работали над техникой серебряных сердец…

– Вы говорили, что у меня сердце из стали…

– Так и есть, – она мягко улыбнулась ему, от чего на щеках появились ямочки. – Но обычно для воскрешения мы используем серебро как самый драгоценный из металлов. Но на поле боя ничего серебряного у меня под рукой не было, вот и пришлось отломать кусочек от собственного стального кинжала.

– А почему вы именно меня воскресили? Уверен, на поле боя было множество других воинов…

Эвелин вновь удивленно посмотрела на своего слугу.

– Никто из них не сражался так свирепо и так умело, как ты. А мне нужен был очень хороший воин, чтобы заменить троих утраченных. И нужен был срочно… Ты хочешь спросить еще что-нибудь?

– Пока не понял.

Эвелин тяжко вздохнула и пробормотала себе под нос что-то про повреждение мозга. Еще раз осмотрела его руки.

– Завтра же отправляемся к хозяевам леса. Не хватает еще, чтобы ты разлагаться начал…

– Моя госпожа…– он хотел сказать что-нибудь утешающее, поскольку на глазах у нее появились слезы. – А заменить меня нельзя? – ничего другого он не придумал.

– Нет, —вздохнула она. – Я потратила на тебя последний живительный янтарь и слишком много сил… Но об этом нельзя никому сообщать, ты понял?!

Он понял, что его воскрешение – нарушение ее планов. Что-то тут не так. Хватит изображать тупицу, пора встряхнуться и поразмыслить над сложившейся ситуацией.

– У тебя появились какие-нибудь воспоминания о прошлом? – задала она новый вопрос, отворачиваясь к письменному столу и внося какие-то записи в уже известную ему книгу.

– Нет…

Еще один разочарованный вздох.

– Хотя…

Заинтересованный взгляд, но без особой надежды.

– Эти татуировки на моих руках, их вы сделали?

– Нет, я начертала лишь витаграммы у тебя на груди. Твои руки были изрисованы еще до смерти.

– Здесь написано «Не поддавайся смерти, пока не достигнешь цели», – вытянул он левую руку.

– Где? – она схватила его за запястье и начала разглядывать рисунки на коже слуги. – Не вижу никаких надписей.

– Вот здесь, – он показал своей госпоже на кольцо символов среди прочих орнаментов.

– Этот язык мне не знаком, – медленно проговорила Эвелин. – А остальное – тоже надписи?

– Нет, просто рисунки, кроме вот этой: «Стойкость гор, гибкость снега и смертоносность молнии».

– Похоже на оберег… или заговор… Видимо, ты Эвар, владеешь двумя языками, а знание языка или языков не исчезает после воскрешения, – сказала Эвелин.

– Да, но мне кажется, что это не просто надписи. Я должен был сделать что-то важное, настолько важное, что умирать было нельзя. Первое, что я почувствовал после воскрешения: я должен это сделать. Но не помню, никак не могу вспомнить, что именно.

– Почувствовал? – Эвелин вновь стала записывать в свою книгу, взволнованно спрашивая: – А еще что-нибудь ты чувствуешь?

– Благодарность. И голод.

– Ты хочешь есть?

Она вытаращила на него глаза.

– Вы же сами говорили, что мне нужно будет…

– Необходимость в пище существует, но еще ни один из подопытных не проявлял к ней интереса, поэтому приходится следить, чтобы никто не забыл поесть…

– Смерть смертью, воскрешение воскрешением, а обед по расписанию, – усмехнулся Эвар.

– Ты пошутил сейчас?

– Э-э-э…я думал, что пошутил.

Эвелин с довольным видом принялась строчить в своей книжечке.

– Может быть, все не так плохо, как я думала, – нежно проговорила она, улыбнувшись своему пациенту. – Но лучше перестраховаться. Сегодня отдохнем, а завтра утром отправимся к хозяевам леса. Будем вымаливать тебе настоящий хрустальный доспех!