Действительно, положение человека непросто, но оно далеко не безвыходно. Основной объем испытываемого нами страдания основан на иллюзиях, на когнитивных искажениях, рассеивая которые мы можем нанести по нему серьезный удар. Лимбическая система мозга, ответственная за эмоции, водит сознание за нос двумя жульническими трюками. Первый из них можно назвать «аберрация дальности», от латинского слова, обозначающего «отклонение», «искажение». Это увеличительное стекло, которое нервная система подносит к нашим воспаленным от голода глазам, как только в фокус внимания попадают объекты желания и неудовлетворенные потребности. Они предстают многократно разросшимися, и нам кажется, что завладев ими, мы станем ощутимо счастливее и в жизни произойдёт некая значимая перемена.
Нам кажется, что стоит занять где-то первое место, получить желанную работу, съездить в заветное путешествие, приобрести собственную квартиру, преодолеть дурную привычку, добиться чьей-то любви, как накатит волна радости и унесет нас на другие берега. Увы, это совсем не так, в чем нетрудно убедиться, внимательно изучив собственный опыт. Она лишь немного пощекочет нам пятки, и по прошествии небольшого времени наше состояние «после» лишь незначительно будет отличаться от состояния «до», если будет вообще. Все эти «морковки», которыми воображение размахивает у нас перед носом, чтобы мы двигались вперед, на вкус намного хуже, чем на вид. И, что самое главное, как же быстро они тают во рту, заставляя хотеть больше и ничуть не утоляя голода…
Верхняя планка экзистенциального разрыва, следовательно, расположена в сознании намного выше, чем для того имеются основания. С точки зрения нашего жизнеощущения действительная дистанция между «я хочу» и «я имею» гораздо меньше. Уже сейчас, в данный момент, если мы счистим с себя хотя бы пару слоев этих иллюзий, наше эмоциональное состояние будет почти таким же, как в некоей идеальной жизни, где все наши мечты уже сбылись.
Наряду с этим в нас действует «аберрация близости» – то же самое стекло, но перевернутое и создающее обратный оптический эффект. Освоенные объекты желания, вообще любые знакомые стимулы ослабляются мозгом. Мы в разной мере – но неизбежно – охладеваем и теряем интерес ко всему достигнутому, ко всему, чем мы обладаем, к настоящему моменту вообще. Взгляд соскальзывает с него, как будто оно натерто маслом и устремляется в будущее и прошлое. Это не только бытовое наблюдение каждого и философские размышления тысячелетий, сегодня нам известны конкретные нейронные механизмы. К примеру, к дофаминовым нервным клеткам вентральной покрышки проведены тормозящие их нейроны (с медиатором под названием «ГАМК»). Если случается нечто хорошее, но знакомое, они ослабляют сигнал в некоторой пропорции к степени узнавания, снижая количество испытываемой нами радости. Напротив, неожиданное положительное событие вызывает усиленный отклик, в чем и состоит биологическая тайна новизны. Благодаря этим манипуляциям нижняя планка «я имею» расположена гораздо ниже, чем на то есть основания. Мы получаем и могли бы получать из того мига, который проживаем, намного больше радости, чем нам представляется в силу искажений восприятия.
Я хорошо помню, как несколько лет назад понимание этих обстоятельств впервые стало отчетливым внутренним переживанием, озарением, а не просто набором высказываний. Это был сложный период, когда вскоре после разрыва очень долгих отношений я шел на почту забрать какую-то посылку по невзрачным улицам российского города. Впрочем, погода была замечательная: светило солнце, небо было ясное и бездонное, и на поверхность моей памяти, к этому дребезжащему свету, сами собой начали всплывать картины. Вспоминались наиболее яркие и счастливые эпизоды совместного прошлого: как мы едем на велосипедах вдоль пляжа Барселоны, пальмы, море, полная беззаботность и блаженство. Картина просто кинематографическая, чего еще можно пожелать… И какой, казалось бы, контраст с той ситуацией, в которой я был сейчас. Но так ли это? Я присмотрелся пристальнее и осознал нечто принципиальное: этот дивный счастливый образ вмещает в себя эти эпизоды целиком, взятые как некое сконцентрированное единство. Жизнь, однако, всегда проживается лишь как конкретное мгновение, и нелепо сравнивать свой настоящий и действительный момент со сгущенным и искусственно созданным образом. Того, что я видел, никогда не существовало, это был продукт ума, созданный на основании реальных событий.
Чтобы понять, каково различие между мной тогда и сейчас, нужно было попытаться сравнить именно мгновение с мгновением, а не с этими нереальными и отфильтрованными из них конструкциями. Именно так я и поступил: начал разбирать все самое лучшее буквально секунду за секундой, и понял, что секунды эти были хороши, но счастья в каждой из них было не вот чтобы сильно больше, чем в любое иное нормальное и относительно неомраченное мгновение. Все эти велопоездки по Барселоне и сидение на мостовых Дрездена состояли из череды мгновений, в каждое из которых мой ум жил своей обычной жизнью. Я озирался вокруг, мне бывало жарко, я что-то вспоминал из прошлого, думал о чем-то в будущем, чему-то радовался, чему-то немного огорчался: поворот головы, движение ноги, звук, свет, мысль, чувство, плюс-минус – и так без конца. К своему ужасу, восторгу и смятению я понял: когда я направлялся на почту в этот солнечный день и в один из трудных периодов своей жизни, мне было почти столь же хорошо. Лишь искажения восприятия не позволяли этого увидеть, приуменьшая данный миг и создавая гиперболизированные образы былого и грядущего, тем самым производя излишнее страдание из пустоты.
Тогда я обратился и к будущему и ясно, как никогда прежде, увидел, что воображение вновь предлагает мне не реальную жизнь как череду мгновений, как постоянное мгновение, а фальшивый концентрат, который никому никогда не получить. Это мог быть концентрат чего-то хорошего – преувеличенный и раздутый объект желания, огромная «морковка». Это мог быть концентрат чего-то дурного – преувеличенный и раздутый объект избегания, огромный кнут. В обоих случаях, однако, мне предстояло столкнуться не с ними, а лишь с их крошечными и размазанными по секундам подобиями. Чем отчетливее осознавались аберрации, тем яснее виделись действительные масштабы объектов желания и избегания; они были очень невелики.
Создаваемые мозгом жульнические оптические иллюзии растягивают экзистенциальный разрыв с обеих сторон, на порядок умножая бремя наших невзгод. Под их действием человек постоянно оказывается в трагикомичной ситуации, нелепость которой необходимо осознать. Он сосредоточенно страдает из-за того, что все не так, как он хочет – иными словами, из-за того, что ему недостаточно хорошо. Или, что еще абсурднее, он часто страдает уже сейчас из-за того, что ему кажется, будто недостаточно хорошо ему станет в будущем. Это как если бы мы окунались в ледяную воду всякий раз, когда нас не вполне удовлетворила температура за окном или ее прогноз на следующий год. Мало того, что это никак не приближает желаемого исхода – наше положение тем самым лишь усугубляется.
Каждый человек должен предпринять честную попытку увидеть истинный лик своего прошлого и будущего как они предстают его внутреннему взору. Очень важно при этом воспринимать не фальшивую цельность их объектов, каковой никогда не бывает, а разбивать их на составные части, как и сказано, посекундно. В ходе такого изучения собственной биографии и средних значений эмоционального фона нетрудно убедиться, что природа по-крупному водит нас за нос.
Разумеется, она вмонтировала названные программные модули «с добрым умыслом», но в расчете на совсем иной образ жизни и иных существ, нежели современные homo sapiens. Так, аберрация дальности имеет вполне определенный эволюционный смысл, и он состоит в том, чтобы грубо, но эффективно подстегнуть существо к действию, к поиску, преувеличив ожидающую его награду. Аберрация близости, в свою очередь, призвана не позволить ему довольствоваться имеющимся, застаиваться и пребывать в настоящем мгновении, чтобы оно продолжило лихорадочно осваивать действительность и не было уничтожено или вытеснено из экологической ниши более резвыми конкурентами. Тем не менее существуют конкретные нервные пороги, за которыми стресс перестает увеличивать продуктивность и выживаемость. В человеческом сознании они превышены многократно, так что в наших высших интересах ослабить мощность этого постоянно бьющего нас электрошокера неудовлетворённости.