На причале стояла группа из пяти девушек – Femmes[4], которым предстояло отправиться в такой же, как и наш, поход. Их каноэ и снаряжение грудой были навалены на берегу, как недавно лежали и наши пожитки. Забросив нас в бескрайнюю канадскую тайгу, самолет вернется за ними. Они тоже приземлятся где-нибудь в глуши и пойдут на веслах по большим рекам и озерам. Наши маршруты будут идти параллельно на расстоянии сотен километров друг от друга, пока через несколько недель, наконец, не пересекутся. Однако самих девчонок мы там не увидим; их маршрут был спланировал так, что им предстояло опередить нас на полнедели и полтораста километров. Мы встретимся с ними только в маленьком городке в конце наших маршрутов, почти в 900 километрах к северу от места заброса.

– Увидимся в Бейкер-Лейк! – закричали мы друг другу на прощание, и не успел я опомниться, как уже смотрел на них со своего места в самолете. Я помял пальцами и поплотнее вложил в уши затычки, чтобы заглушить рев работающих на холостом ходу двигателей. В иллюминатор было видно, как улыбающаяся группа выстроилась плечом к плечу, приготовившись начать традиционный прощальный танец лагеря Миноджин[5]. Девчонки синхронно махали ногами вправо и влево, распевая «Счастливые тропы»[6]. Шум моторов самолета не давал нам расслышать слова, но мы знали их наизусть и так.

Двигатели взревели, и самолет затрясло. Взметнувшаяся от воздушной струи вода озера хлестнула на берег, заглушая прощальный хор. Схватив шляпы и солнцезащитные очки, чтобы их не унесло, Femmes закончили песню и исчезли из виду.

Через минуту мы уже были в воздухе над озером Линн-Лейк и поднялись над деревьями на его дальнем берегу. Вскоре скорость достигла почти трехсот километров в час, в трехстах метрах под нами раскинулась северная часть озера Манитоба и бескрайнее кустарниковое мелколесье канадской тайги. Я сидел и смотрел на поблескивающие, смахивающие на амеб пятна внизу – куда ни глянь, везде виднелись лишь озера и нетронутая земля. Прошло уже больше часа, а мы все летели. От гула двигателей, дребезжания фюзеляжа и едкого запаха самолетного топлива у меня стало ломить голову.

Когда мы прибыли к месту назначения в таком же безлюдном месте, самолет закружил над озером Уолдайа. Наши пилоты выполнили предварительный заход, снова развернулись и только после этого аккуратно приводнились на первом озере нашего маршрута. Подруливая пропеллерами, они направили казавшийся неуклюжим корпус к берегу, поправки чиркнули по скалам, и самолет с сильным толчком замер.

Мы вшестером выбрались через заднюю дверь и, прежде чем начать выгрузку, впервые глотнули холодного приполярного воздуха. Перед вылетом странно было разбирать наши каноэ, снимая с них упоры и банки, – только так лодки можно было уложить одну над другой, чтобы все они поместились в самолет. Теперь пилоты, вышагивая, как акробаты, по поплавкам, помогали нам вытаскивать громадные каноэ из крохотного самолета. Мне хотелось собрать лодки, пока пилоты не улетели, на случай, если вдруг что-то пойдет не так. Каноэ были нашей надеждой на спасение. Без них мы, пешие туристы, нагруженные снаряжением для каноэ, пропадем.

Мошки накинулись на нас сразу. Мелкие и темные, они бесшумно и злобно облепляли обнаженную кожу на запястьях, на поясе и на линии роста волос, моментально присасывались и оставляли в местах укусов жгуче-зудящие точки и капельки крови.

Вскоре все наше снаряжение было выгружено из самолета, и пилоты стали готовиться к обратному рейсу на Линн-Лейк из никому неизвестной точки посреди почти пустой карты. К концу дня они, вероятно, вернутся в какой-нибудь лагерь, в какой-нибудь город, может быть, даже лягут спать в свои собственные постели. Мы же находились в неведомом, незнакомом месте и пробудем тут еще полтора месяца, но для них мы – лишь чартерный рейс, карандашом записанный в календаре. И пусть пилоты едва ли вспомнят нас через неделю – для нас, для меня и моих товарищей по походу, этот день был началом пути, которому суждено было изменить нашу жизнь: теперь мы были Hommes du Nord[7], и нам предстояло сорок два дня плыть на каноэ по бурным рекам и озерам Канады.

Мне было семнадцать.

За полгода до этого я стоял на коленях в снегу на смотровой площадке Карибу-Рок, над озером Вест-Беарскин-Лейк в штате Миннесота, в нескольких километрах к югу от предназначенной для плавания на каноэ акватории Приграничных вод и канадской границы. Дело было сразу после Рождества 2004 года. Рядом со мной был Майк, мой новый друг, с которым я познакомился за несколько дней до того, а также еще несколько подростков и проводников из зимней смены в Кэмп Миноджин. Наше дыхание облачками пара повисало в неподвижном зимнем воздухе. Бледно-серое небо роняло крупные белые снежинки, они парили, как гусиный пух, почти невесомые.

Мне предстояло принять решение.

– Тебе стоит согласиться, – сказал Майк. Маршрут Hommes du Nord предполагал сорок два дня путешествия по северной части Канады – сорок два дня в походе, сорок два дня плавания на каноэ по белой воде: сплав, обнос, сон на тонкой «пенке» в тонкой палатке, сорок два дня питания сухими продуктами. Сорок два дня приключений и свежего воздуха.

Предыдущие три года я каждое лето отправлялся в Кэмп Миноджин, постепенно осваивая все более продолжительные и сложные маршруты на каноэ, пока, наконец, меня не пригласили отправиться в этот потрясающий поход, самый длительный и самый сложный из всех, что предлагал лагерь.

Необходимый опыт у меня был, а вот денег на такой поход пока что не было. Я долго раздумывал, глядя, как бесшумно и медленно падают снежинки.

Опустившись на колени на подушку из сфагнового мха, я закончил прикреплять к нашему каноэ банку и поглядел на наших пилотов. Возможно, это последние люди, которых мы увидим на протяжении почти тысячи километров. В животе у меня сжалось от мысли о предстоящем нам одиночестве. Мы собирали последнее каноэ вместе; похоже, они все-таки выдержат нас. Мы дважды залезли в самолет проверить, не забыто ли что-нибудь, но на борту остались только сиденья и едко пахнущий топливный бак. Мы могли выступить в поход, а пилоты были готовы к отлету. Они заперли заднюю дверь Twin Otter и прошли по узкому поплавку, чтобы забраться по трапу в кабину.

– Ну, – сказал пилот, – приятного вам общения с мошкой. По мне, так вы все спятили, но все равно счастливого пути!

Вместе со вторым пилотом он нырнул внутрь, винты загудели, поплавки скрежетнули по камням берега, самолет развернулся к середине озера Уолдайа, и двигатели заработали на полную мощность. Самолет поднялся в воздух, рев мотора разнесся над водой. Набирая высоту, самолет неспешно развернулся в сторону нашей группы. Набрав скорость, они снизились до трех метров над водой и пошли прямо на нас. Нос самолета становился все больше, рев все громче, пока не показалось, что он вот-вот врежется в нас. Я почувствовал, что, подпрыгнув, смогу коснуться одного из поплавков. Мы пригнулись и громко закричали, размахивая руками и ругаясь. В последний момент самолет задрал нос и ушел вверх, а мелколесье вокруг так и дрожало от рева двигателей. Уверен, пилоты у себя в кабине ржали во весь голос, глядя, как мы счищаем с одежды и вытряхиваем из волос лишайники и мох. Мы еще толком не отправились в поход, а приключения уже начались.

Когда звук самолета затих на юге, мы поднялись по мшистому склону на просторную поляну вдали от берега. Сбившись в кучу, мы поговорили о предстоящем походе, о том, как мы себя чувствовали теперь, когда, собственно, мы уже вышли на маршрут. После того как самолет улетел, во мне все так и бурлило от волнения. Я готовился к походу целых полгода, зная, что останусь один с небольшой группой товарищей посреди безлюдных просторов северной Канады. И все же, пока самолет не скрылся из виду, до меня не доходило, что это значит на самом деле. А ведь мы внезапно остались одни. Конечно, у нас был спутниковый телефон, но, если бы возникла такая необходимость, помощь мы могли получить в лучшем случае лишь через несколько часов, а в худшем – она была бы вообще недоступна.