Сам Святослав проводил сыновей молча, благословил с крыльца и опустил взгляд - нехотя благословил, не добром, просто чтобы успокоить совесть. Только напоследок встретился глазами с Давидом - у обоих во взгляде была злоба. И страх. Знает кошка, чье мясо съела. Дмитрий, убитый Давидов братец, был крестником Святослава. Ссора давно была бы забыта, если бы не злобные Давидовы глаза каждый раз, когда он встречал старого князя. Он любил Дмитрия, как собственного сына. Пятого сына.
Роману стало хуже. Он почти не вставал, читал днем и ночью, в основном по-гречески - шепча длинные музыкальные слова и задумываясь над ними. Тогда даже кот не решался смотреть ему в глаза.
Впервые за долгое время зашла мать. Села в кресло у окна, повздыхала, покивала, не решаясь задать вопрос, ради которого пришла. Роман его понял, но не спешил отвечать; ну как ей сказать - они и так жестоки друг к другу. Он не стал даже встречаться с ней глазами - ничего хорошего не было в его безумном взгляде, видевшем запретное. Мать посидела немного, встала со вздохом, медленно пошла к двери; остановившись на пороге, прошептала имя сына - словно чужое и незнакомое, совсем отвыкла от его вкуса. И вышла. После ее ухода Роман долго смотрел в потолок, видя совсем другое, и тоже пытался вспомнить какое-то имя или слово - которое никогда не решался произнести даже в мыслях. Потом попытался читать - буквы разбегались перед глазами, как испуганное стадо, не хотели складываться в слова; буквица - дракон с человеческим лицом - стала казаться живой, шевелилась, дышала, а лицо - похоже на кого-то, кого надо вспомнить... Забыть.
На пятый день прибыл гонец от братьев и сообщил, что в дне пути до войска, за рекой, разведка обнаружила передовые отряды половцев. Братья собирались дождаться рассвета, переправиться через мутную речку и атаковать, пока не подтянулись основные силы врага. Гонец явно рвался назад, но Святослав его не пустил. Он не хотел, чтобы сыновья узнали, с каким лицом отец встретил их гонца.
День догорел, в доме начали суетиться перед отходом ко сну. Роман видел гонца в окно - как тот приехал, как говорил с князем, как побледнел, услышав приказ остаться; он слышал тяжелые шаги отца внизу, видел, как холопы собирались во дворе и о чем-то шушукались, косясь по сторонам. Он давно почуял идущую весть и это заставило его подняться. Теперь он все узнал, даже не слышав гонца, - и поразился тому, какая холодная волна неизбежности ударила в сердце, какой силы был этот след его давнего разговора с Юрием. Он ощущал брата, его мысли, его смятение и стылую тоску по чему-то неуловимому - только Роман понял, что это было, - слышал его молитву, жаркую и безнадежную; Юрий пытался дотянуться до него мыслью, просить о чем-то, что-то объяснять - он не знал, что это ему удалось. Но Роман уже ничего не мог сделать - он просто не мог ответить. От этого было больно физически, кружилась голова, вернулись зеленые мушки в глазах - он упал на постель, дрожа и не смея открыть мысли - тогда эта волна боли убьет его - убьет раньше времени...
Братьям не удалось дождаться рассвета - половцы успели раньше. В три часа утра, когда только-только погасли звезды и затихли молитвы, они молча ударили на лагерь братьев, пользуясь тем, что их малочисленность не заметна в темноте. Братья были не готовы, но пришлось принять бой. Давид и Всеслав что-то услышали, но не успели поднять тревогу - на их край пришелся первый удар. Началась бестолковая свалка. Половцы даже не стали поджигать шатры - хотели все сделать тихо и быстро. Русских было больше раза в два, но готовы к бою были очень немногие. У половцев были луки, и им не нужен был свет - они стреляли не целясь.
Около трех часов Роман услышал то, чего давно дожидался. Он даже не проснулся - ушел прямо так, тише и легче. Поднялся над теремом, над городом, поймал ветер - он был юго-восточным и пахнул дымом. Роман расправил крылья - белые крылья сокола, нырнул под ветер, помчался навстречу дыму и тревоге. Внизу поплыли деревни, рощицы, луга, темная река, потом пошли поля с холмами - унылые и плохо различимые во тьме. Тревога росла. Виден стал изгиб узенькой речки - по ней чуть южнее - холмы - какое-то движение внизу - вот! Земля приблизилась рывком, запах страха, стали, еще чего-то противного и смертно-жуткого ударил в нос и едва не задушил. Вот половцы - как волки в овчарне, - со всех сторон обходят шатры - сверкает сталь... Стрелы! Как близко - совсем рядом. Вот братья - Игорь с двумя мечами, враги прижали его к шатру; Всеволод придавлен убитой лошадью, на него не обращают внимания... Вот Давид - верхом, со щитом в руке отмахивается топором от наседающих пеших врагов... Всеслав - мертвый, разрубленный пополам, над ним - чужой воин с палашом... Вот Олег - петля аркана захлестнула его плечи, он рубит веревку, сбрасывает с себя двух врагов, хочет прорваться к лошадям. Юрий, Юрий!.. Страх слепит, тьма и стрелы во тьме - где ты...
Еще к югу... Вот снова шатры и лошади, люди с мечами, стрелки выбегают из-за холма... Вот Юрий - со щитом и копьем - против пятерых. Так, еще чуть-чуть! Осталось четверо... еще один упал со стрелой в боку - перепутали, что ли? Теперь...
Миг огня, в глазах - черный след летящей стрелы. Вот она. Ну, быстрей! Вниз, вниз, навстречу... Она уже видит горло Юрия, туда и летит. Ниже, ниже! Вперед... Еще немного... Белый сокол рванулся в темноту.
Ирина проснулась среди ночи в холодном поту, вскочила, плохо понимая, что делает, торопливо накинула что-то на плечи и помчалась наверх. Она даже не успела уяснить, что произошло, что ее разбудило. Бегом она влетела в комнату Романа; свечи догорали, книга лежала на полу раскрытая. Роман метался на постели, как зверек в капкане, губы его шевелились, но Ирина не могла разобрать ни слова. Кот стоял на подоконнике, вздыбив шерсть и выгнув спину, и выл от ужаса, но Ирина его не слышала. Она подбежала к двери, крикнула в темноту лестницы; донесся топот множества ног. Ирина вернулась к постели, упала на колени рядом, взяла Романа за руку. Он горел, на лице выступили багровые пятна; она чувствовала, как кровь толчками пробивалась по жилам. Ему было трудно дышать, воздух почти не проходил в легкие. Ирина попыталась приподнять ему голову, облегчить дыхание, хотя бы напоить - сделать хоть что-нибудь.
Она не успела. По телу Романа прошла дрожь; по движению губ Ирина прочитала имя... Она не успела даже закричать; Роман вдруг резко вдохнул, замер на секунду, из уголка рта сбежала тоненькая темная струйка. Потом его грудь тихо опустилась, Ирина с ужасом поняла, что больше не чувствует ладонями тяжелых ударов его сердца. Ее руки задрожали, она бережно последним неосознанным усилием опустила голову Романа на подушку - дальше включился разум - обернулась: в дверях толпились люди - тихо встала и, ни на кого не глядя, вышла на темную лестницу. Медленно пересчитала ступеньки, мимоходом удивилась, что их столько же, сколько и было; так же мимоходом вспомнила, что забыла наверху накидку и идет по дому полураздетая - махнула рукой, упала в постель и уснула, не успев удивиться этому.
