Варежки с цветочками.

Недалеко от нас жили две бабушки-Хадия апа и Оркыя апа. Им было уже около семидесяти лет, когда я, девочка десяти лет мыла полы у них-за десять копеек.

Не каждый раз, конечно, мне давали такие большие деньги. Дома и в школе нас воспитывали в духе уважения к старшим и я делала это не ради денег.

Начну про Хадия апа. Она считала себя красавицей. Когда смеялась – очень мило прикрывала платком рот. Со смехом и слезами рассказывала, как в шестнадцать лет вышла замуж за Муслима, третьей невесткой в дом.

Так уж получилось, что в одном доме жили родители Муслима и три сына с женами. Старшие невестки оказались хорошими женщинами, жалели и берегли молодую невестку, тяжелую, черную работу старались делать сами. Муж не обижал, любил. Но началась война. Свекры предложили Хадии пожить у матери, пока муж на войне.

Ей было стыдно и обидно, Муслиму тоже не понравилось такое отношение к любимой жене. Но слово родителей – закон. К счастью, через три года он, раненый, вернулся домой, забрал свою любимую из отчего дома и они еще раз дали друг другу обещание – больше никогда не разлучаться.

Сдержали обещание – Жили в любви в согласии почти 30 лет. Одна печаль у них была – не дал им Бог детей. Но на все – воля Всевышнего. В один день, муж Хадии занемог и слег – сказались военные раны. Пол года лежал – жена ухаживала, лечила, мечтала поставить своего единственного, родного человека на ноги. Говорила ему, что даст уйти без нее. А он улыбался, подбадривал, обещал , что не оставит её. Но одним осенним вечером – Хадия осталась одна.

Первое время не могла поверить , что его больше нет. Плакала, держала в руках его вещи, гладила по кровати, где он лежал последние пол года, обнимала единственную его фотографию, сделанную на фронте. Поплакав, бережно заворачивала фотографию в газету и убирала на полку, под сложенные вещи Муслима.

Чтобы как то выжить – она начала вязать белые варежки из овечьей шерсти, потом вышивала их цветами, в основном, своими любимыми незабудками. Пока вязала – думала о своей жизни, погружалась в свои мысли, вспоминала молодость, мужа, на какое-то время забывала о том ,что совершенно одна в этом мире.

К ней, каждый вечер стали приходить молодые женщины учиться кто вязать, кто шить. Доброжелательное отношение пожилой женщины и скромное угощение – грели душу соседок и многочисленной родни. А она не чувствовала себя такой одинокой. Хадия теперь и зимой и летом вязала варежки то в подарок, то на продажу. Так, незаметно подкралась старость.

У Хадии не было бани. Лет до шестидесяти, а может и больше-она ходила в баню к родственникам своим и мужниным. Теперь Хадия стала проситься в баню к соседке Оркые.

Когда Оркыя апа было шестнадцать лет – началась война. Юная девушка уже мечтала ходить на "вечера". В наших краях этим словом называли посиделки девушек у кого нибудь в доме, под присмотром старших, конечно же. Хозяйка этого дома угощала чаем и пирожками. Рассказывали друг другу истории, брали с собой рукоделие – кто-то вязал, кто-то прял пряжу, некоторые девушки пели песни. Парни, как будто, случайно заходили в этот дом. Особенным уважением пользовались гармонисты. Пели частушки, плясали.

Бывали случаи-прямо с вечера девушка выходила замуж. Хорошо, если с ее согласия. Мама Оркыи очень рано вышла замуж, познала тяжелый труд, раннее материнство, и своих дочерей мечтала выдать как можно позже. Поэтому не пускала на всякие посиделки. А тут началась война, совсем не до "вечеров". У этого поколения война украла юность и молодость. Многие молодые женщины остались одни – мужья не вернулись. Мужчин осталось мало, а те кто вернулись – были ранены, контужены.

Оркыя была видной, и ее сватали за хромого – она отказала. Когда ей было тридцать – вышла замуж за вдовца. За семь лет родила пятерых детей – троих мальчиков и двух девочек. Пятая беременность была уже совсем не в радость , четверо маленьких детей, совсем не спала по ночам, устала , ей казалось -не выдержит больше… Она пошла в больницу к женскому врачу, с желанием избавиться от беременности, а та – потребовала справку с сельсовета, с подписью мужа, а он отказался ходить позориться, где четверо и пятый вырастет. И он родился. Дети выросли и разъехались кто куда по всей стране. Муж был на десять лет старше. Недолго жили вдвоем, он умер. Оркыя осталась одна.

С невестками отношения не сложились-одна любит поспать, не может выспаться в деревне, другой-деревенские мухи не понравились. Сыновья высылали деньги, приезжали нечасто и на пару дней. А дочери жили совсем далеко, радовали маму только посылками.

Так вот и выходит – многодетная Оркыя апа и бездетная Хадия апа – две одинокие души оказались рядом. Соседки стали подругами. Летом и зимой, раз в неделю, вдвоем, топили баню, парились, потом пили чай, беседовали и ждали банный день как праздник. Баня по четвергам была у Оркыя апа, а у Хадии апа по понедельникам – вкусный пирог с рисом и изюмом. Каждый день, вместе сидели на скамейке, у ворот.

Совсем стало грустно Оркые когда не стало ее дорогой соседки Хадии, только мягкие варежки с мелкими синими цветочками по белому полю, напоминали о любимой подруге, грели душу, как будто сама Хадия ласково держит Оркыю за руки и говорит : «Не грусти, скоро весна»

Старуха.

Семья наша была большая. Жили мы скромно, даже бедно. Хлеба, картошки и молока, конечно, было вдоволь, а вот насчет одежды-были проблемы. Не было денег, хотя и в магазине тоже выбора не было.

В Самаре, тогда еще в Куйбышеве, жил брат отца, вот они привозили нам б/у одежду своих детей. Для семьи из восьми ртов – это было огромной радостью. К нам в гости ходили две одинокие бабушки. Сколько им было лет- неизвестно, для девочки восьми-девяти лет, все кто старше пятидесяти лет-уже древние старухи.

Эти бабушки часто у нас ужинали и приходили в баню. Рядом с нами жили более состоятельные, с меньшим количеством детей, или без детей, но этим одиноким женщинам было радостные и теплее у нас. После сорока лет поняла-гости заходят туда, где двери открыты с душой.

Одна из этих бабушек – Айбагар аби ходила в лес два раза в день с своей тарантайкой за дровами. Иногда, Айбагар аби, сразу после леса, заходила к нам греться, чай пить, и со слезами просила детей, не трогать ее телегу очень уж боялась, что не на чем будет возить дрова. Зимой спала в валенках и пуховом платке – экономила отопление.

Никто не вечен – однажды зимой она умерла. После похорон нашелся родственник – дров ему хватило на пять лет- запаслась Айбагар Аби. Мне до сих пор интересно, сколько же лет она таскала дрова из лесу на своей тарантайке?

Внучка.

Мансура я знала с детства. В школе учился хорошо, родители среднего достатка. Сына отправили учиться в вуз.

На последнем курсе Мансур женился и остался жить в городе. К родителям приезжал редко – то жена беременная, то ребенок маленький, то мухи кусаются, то комары. Со слов родителей – он присылал деньги. Правда или выдумка родителей, неизвестно.

Наступили девяностые. Мансур, мало того, потерял престижную работу, попытался открыть бизнес, влез в долги, прогорел. Пришлось все продать, дом, машину и переехать в комнату с соседями и общей кухней туалетом. Для его жены, ни дня не работавшей и привыкшей жить в достатке – это стало трагедией. Надо было готовить еду для семьи из четырех человек – сыну уже четырнадцать, дочери двенадцать. На завтрак была постная пшеничная каша, без масла, в обед суп из капусты без мяса, а на ужин одна картошка. Даже хлеба не всегда хватало на всех. Соседи шумели, создавали бардак, не всегда убирали за собой.

Однажды, Раиса встала сутра, взяла остатки своих украшений, даже обручальное кольцо, сдала всё в ломбард и купила один билет в Москву. Она решила уехать туда жить. Одна. Оправдывала себя тем, что заработает денег и вернется.