– Ты хочешь сказать «в четверть седьмого», – поправила Робин.
– Отнюдь, – сказал Страйк. – Последовательность уходов с работы такова: в десять минут шестого – Дороти. В половине шестого – Динеш Гупта, который перед уходом видит Марго через открытую дверь ее кабинета и проходит мимо Глории и Тео. Глория идет к Бреннеру спросить, не согласится ли он принять Тео. Бреннер отказывается. Из кабинета появляется Марго и придерживает дверь для последних записанных на тот день пациентов, матери с ребенком, которые тоже идут к выходу через регистратуру мимо Тео. Марго сообщает Глории, что охотно примет Тео. Бреннер, буркнув: «Вот и славно», уходит в без четверти шесть. Все, что происходило дальше, известно нам только со слов Глории. Она – единственная, кто утверждает, что Тео и Марго вышли из кабинета живыми.
Робин, поднеся бокал к губам, замерла.
– Продолжай. Не хочешь ли ты сказать, что они вообще не уходили? По-твоему, Марго и ныне там – лежит за плинтусом?
– Нет, в амбулатории поработали кинологи со служебными собаками – исследовали все помещение и задний дворик с садом, – ответил Страйк. – А как тебе вот такая версия? Глория потому столь упорно предлагала считать Тео женщиной, а не мужчиной, что он – мужчина – был ее сообщником в убийстве или похищении Марго.
– Может, если она рассчитывала скрыть его мужской пол, разумнее было бы вписать в журнал не «Тео», а какое-нибудь женское имя? И потом, зачем хлопотать за Тео перед доктором Бреннером, если она, в сговоре с этим самым Тео, собиралась убить Марго?
– Оба вопроса – не в бровь, а в глаз, – признал Страйк, – но, скорее всего, Глория наперед знала, что Бреннер, изворотливый старый черт, откажет, и пыталась усыпить бдительность Марго. Сделай одолжение, выслушай. Безжизненное тело неподъемно, сдвинуть его с места нелегко, а спрятать еще труднее. А о живой, сопротивляющейся женщине и говорить нечего. Я видел в прессе фото Глории – «сущая фитюлька», как сказала бы моя тетя, а Марго была достаточно рослой. Очень сомневаюсь, что Глория могла ее убить без посторонней помощи, а уж поднять – просто исключено.
– Но по словам доктора Гупты, Марго и Глория были довольно близки, разве нет?
– Вначале способ, потом мотив, помнишь? Близость могла быть только видимостью, – сказал Страйк. – Возможно, Глория терпеть не могла, когда ее «воспитывали», но строила из себя благодарную ученицу, чтобы только усыпить бдительность Марго. – Как бы то ни было, в последний раз местонахождение Марго было подтверждено несколькими свидетелями именно за полчаса до ее предполагаемого выхода из здания. А дальше мы можем полагаться только на слова Глории.
– О’кей, возражение принимается, – сказала Робин.
– Хорошо, – сказал Страйк, убирая руку со стопки бумаг, – если по этому пункту разногласий нет, то забудь ненадолго, что кто-то якобы видел, как Марго барабанила в окно или входила в церковь. Забудь про мчащийся фургон. Весьма вероятно, что все это не имеет никакого отношения к Марго. Вернись к единственному факту, который нам известен доподлинно: что без четверти шесть Марго Бамборо еще была жива. А далее обратимся к трем мужчинам, которых в свое время разрабатывала следственная группа как возможных подозреваемых, и зададимся вопросом: где находился каждый из них без четверти шесть одиннадцатого октября семьдесят четвертого года. Вот, ознакомься. – Он протянул Робин ксерокопию материала из некоего таблоида от 24 октября 1974 года. – Это Рой Фиппс, известный также как муж Марго и папаша Анны.
С фотографии смотрел эффектный мужчина лет тридцати, чертами лица разительно напоминающий свою дочь. Робин подумалось, что, доведись ей быть ассистентом режиссера душещипательного фильма, Рой Фиппс шел бы у нее первым номером при отборе претендентов на роль поэта. Такое же, как у Анны, удлиненное бледное лицо с ясными голубыми глазами, такой же высокий лоб. В семьдесят четвертом его темные волосы ниспадали до остроконечного воротничка сорочки; во взгляде, устремленном в объектив, читались душевные муки; рука сжимала карточку с текстом. Заголовок гласил: «Доктор Рой Фиппс обратился за помощью к общественности».
– Не вникай. – Поверх той вырезки Страйк уже положил следующую. – Там ничего нового. Зато вот здесь ты найдешь кое-что стоящее.
Робин послушно склонилась над вторым материалом, из которого Страйк скопировал только половину.
ее муж, доктор Рой Фиппс, страдающий болезнью фон Виллебранда, 11 октября не покидал пределов их семейного дома в Хэме и был вынужден соблюдать постельный режим вследствие недомогания.
«В свете ряда неточных и безответственных сообщений в средствах массовой информации мы недвусмысленно заявляем, что уверены в непричастности доктора Роя Фиппса к исчезновению его жены, – сказал на пресс-конференции руководитель следственной группы Билл Тэлбот. – Его лечащие врачи подтвердили, что в тот день доктор Фиппс не имел физической возможности передвигаться пешком или управлять автомобилем. Няня ребенка и домработница доктора Фиппса под присягой показали, что в день исчезновения своей жены доктор Фиппс не выходил из дому».
– Что такое болезнь фон Виллебранда? – спросила Робин.
– Плохая свертываемость крови. Я об этом кое-что почитал. Гупта ошибался: он считал, что у Роя гемофилия. Выделяют три типа болезни фон Виллебранда, – продолжал Страйк. – Первый тип – когда у больного кровь свертывается несколько дольше, чем у здорового человека, но постельного режима такое состояние не требует и управлению автомобилем не мешает. По моему разумению, у Роя Фиппса третий тип заболевания, примерно такой же серьезный, как гемофилия, способный привязать больного к дому. Но это надо будет уточнить. Пошли дальше, – сказал Страйк, приступая к следующей странице. – Это протокол допроса Роя Фиппса, составленный Тэлботом.
– Боже мой, – выдохнула Робин.
Вся страница была исписана бисерным почерком, но в первую очередь в глаза бросались расставленные тут и там звездочки.
– Видишь? – Страйк провел указательным пальцем по списку дат, едва различимому среди записей. – В эти дни Эссекский Мясник совершал похищения или попытки похищений. Примерно к середине этого списка у Тэлбота пропал всякий интерес, вот посмотри. Двадцать шестого августа семьдесят первого года Крид пытался похитить Пегги Хискетт; Рой смог доказать, что в это время был с Марго на отдыхе во Франции. Тэлбот этим удовлетворился. Если Рой не пытался похитить Пегги Хискетт, значит он не был Эссекским Мясником, а если он не был Эссекским Мясником, то не мог быть причастен к исчезновению Марго. Но внизу тэлботовского списка есть одна особенность. С преступлениями Крида совпадают все даты, кроме последней. Двадцать седьмое декабря, без указания года, обведено кружком. Непонятно, чем Тэлбота заинтересовало двадцать седьмое декабря.
– И кстати: почему он строил из себя Ван Гога?
– Ты о звездах? Да, ими испещрены все заметки Тэлбота. Очень странно. А теперь, – сказал Страйк, – давай посмотрим, как должен выглядеть нормальный протокол.
Перевернув страницу, он показал ей аккуратно отпечатанные на четырех листах показания, взятые у Фиппса инспектором криминальной полиции Лоусоном, с собственноручной подписью самого гематолога на последней странице, как полагается.
– Целиком читать не обязательно, – сказал Страйк. – Самое главное: он стоял на том, что весь день пролежал в постели, как показали домработница и нянька. А теперь мы переходим к домработнице – Вильме Бейлисс. Да-да, она самая – работала уборщицей в амбулатории «Сент-Джонс». В то время тамошний персонал не знал, что она подрабатывает у Марго и Роя. Гупта упомянул, что Марго, по его мнению, подбивала Вильму уйти от мужа; вероятно, она же – в рамках этой интриги – предложила Вильме дополнительный заработок.
– А почему она подталкивала Вильму к такому шагу?
– Рад, что ты спросила, – отметил Страйк и предъявил ей следующий лист с мелкой ксерокопией газетной вырезки, которую сам датировал от руки, угловатым, неразборчивым почерком: «6 ноября 1972».
