– Сколько ты была в организации?

– Три месяца.

– Зачем тебе такая жизнь?

Очередной вопрос сбил ее с толку.

– А тебе?

– Меня приговорили к смерти за убийство три года назад, – ответил спокойно на ее вызов. – Но предложили обменять жизнь на должность палача. Получаю задание, реализую его и жду очередного. Три года.

– И как тебе твоя жизнь? – вдруг спросила она таким тоном, будто знала ответ.

– Лучше бы казнили.

Она впервые посмотрела на меня как-то по-другому. Но будто испугалась этого и отвела взгляд:

– А как же твоя семья?

А вот и причина, кажется, вылезла. Семья.

– А твоя?

Вопрос был ошибкой – поспешил. Зои обняла себя руками, будто опомнилась, с кем говорит. Ну и ладно – успеем. Мы с тобой теперь все успеем – я разверну тебя слой за слоем. Сложная девочка, но другую я и не заслужил.

Стол мешал, закрывая от меня половину ее, но я пустился в разглядывание того, что есть. Не такая, как Ками. Совсем. Она у меня не была подбитой, из хорошей семьи со счастливым детством. В охрану ко мне пришла вся в романтических стремлениях делать мир лучше. Зои по поводу мира давно не питает иллюзий.

– Не смотри так на меня, – вывел ее голос из воспоминаний. Сжалась вся в комок, подогнув под себя ноги. Представляю, как ее сейчас размазывает внутри. Не привыкла сдаваться и подчиняться, а придется.

– Пойдем, – поднялся я.

– Куда? – округлила испуганно глаза.

– Раны твои проверю.

Я направился в коридор, не дожидаясь ее. Уже приготовил все на кровати, когда она показалась на пороге:

– Можно я сама?

– Нет, – отрезал.

– Не трогай меня, – ощерился ее голос.

– Я буду тебя трогать, – выпрямился, с вызовом глядя ей в глаза.

Камилла бы уже скулила, эта только зубы стиснула, готовая перегрызть мне горло.

– Зои, ты не справишься со мной физически – не надо пробовать. Просто сэкономь время и силы. Тем более ты пропустила завтрак – сил нет. – Она растерянно моргнула. – Сюда иди.

Подчинилась. Нехотя, настороженно, но шла.

– Кофту снимай, – скомандовал хрипло. Я еще никогда никого так не хотел. И не гормоны и связь была виновата – мне нравилось то, что я видел. Ее не взять просто так голыми руками, будет кусаться и рвать до крови, а потом еще долго шипеть… Но когда-нибудь будет урчать в моих руках. И ради этого стоит потерпеть. – Ты из гетто?

Вскинула на меня испуганный взгляд, будто это было какой-то тайной. Но отвечать не собиралась – все они молчат об этом. Трущобы – позор человеческой расы. Они окружали город с восточной стороны, собирая всех выброшенных на окраину жизни. Оттуда периодически выплескивалось через край то восстаниями, то забастовками. Оттуда вполне могли выходить такие, как Зои, которые видят жизнь без розовых очков. А еще им с воздухом впитывается понимание, насколько эта жизнь может быть короткая.

Ее пальцы так и не двинулись вниз вместе с застежкой, и мое терпение лопнуло. Я одним легким движением обхватил ее за горло и прижал к себе, вторым – сорвал рывком пластырь с метки и склонился к шее, вдыхая запах. Она вздрогнула так, будто уже насадил на член.

– Давно дома не была, да? – зарычал ей в шею, зная, что каждый мой выдох в чувствительную кожу, как укус.

Забилась, пытаясь вывернуться, и я не стал щадить – впился губами в метку.

Зои всхлипнула, замирая. Я дернул замок вниз и обхватил грудь, пусть и через тонкое кружево – ей от этого не легче. Жалобный всхлип и плотно сжатые веки вместо «да», ну и черт с ним. Я лизнул метку протяжно, сильно надавливая, и она сжала ноги, падая на колени.

– Нет, – просипела, впиваясь ногтями мне в кожу.

– Что нет?

Не узнал собственный голос и снова лизнул, вгоняя ее в новую волну возбуждения. Запах девушки, незнакомый и до одури вкусный, захотелось вдохнуть полной грудью, а еще желательно попробовать… Вот и как ее сейчас не разложить тут же на полу?!

– От… отпусти…

– Чтобы нос разбила? – усмехнулся. – Ты на ногах немного не стоишь. Ничего?

Огладил скулу большим пальцем, успокаивая, и она открыла глаза. Кажется, страх до дна вытопил там все – надежду на спасение, планы на будущее… ну, кроме умереть безболезненно и быстро.

– Зачем ты ищешь смерть?

Зои широко раскрыла глаза, страха как не бывало.

– Мне так спокойнее, – она тяжело сглотнула. – Пока я вижу ее на расстоянии вытянутой руки, она не заберет… внезапно…

Я долго не мог разлепить губы, чтобы ответить:

– Не заберет – я не позволю.

Я лежала на кровати, мелко дрожа и прислушиваясь. Зверь ушел. Поменял пластыри, попросил не делать глупостей, приготовить еды и ждать его. Только он будто остался внутри, хотя коснулся всего лишь языком раны. Кажется, еще грудь тискал, но я этого почти не чувствовала.

По телу снова прошло волной возбуждение, и я застонала. Сжала ладони между ног, дрожа и вздрагивая. Что это? Какого черта со мной происходит? Когда я стала настолько чувствительной? И я не могла понять, за что я его сейчас ненавижу – за то, что сделал это со мной, или… что не закончил начатое. Будто специально довел и бросил!

Кое-как поднявшись на трясущиеся ноги, я добрела до ванной и наградила себя за достижения холодным душем. Не сказать, что меня отпустило, но легче стало. Место укуса на шее горело и пульсировало, но, стоило вспомнить касание Зверя языком, и меня снова сбивало с ног. Хотелось стечь на пол, а лучше – в ванну со льдом. Проковыляв по квартире туда-сюда, я обнаружила три камеры слежения и убедилась, что из квартиры не выбраться – на окнах решетки, причем, довольно странные, за окном видно только кирпичную стену и ничего не слышно – ни голосов людей, ни звука машин. Дверь тоже надежная – плотно прилегает к стене, и ни замочной скважины, ни зазора – Зверь идиотом не был.

Еще я нашла ноут на стеллаже. Давно тут никого не было – полки покрывал слой пыли, на полу валялись чехлы от мебели в пятнах крови – Зверь сдирал их с дивана и кресла вчера. Интересно, кто это его так отделал в заварушке?

Чем же его грохнуть?! Как?! Почему нас не готовили к таким встречам?! Спохватившись, я порылась в вещах рядом с чехлом и обнаружила свой пистолет – он даже его не изъял! А если я застрелиться захочу?

Покрутив оружие в руках, скривилась – нет, только с ним на брудершафт! И было гадкое чувство внутри, что он это знает. Такие, как он, убийцы, знают многое. А что не знают – считывают. По поведению, взгляду… А этот еще и Зверь – наверняка многое чувствует. Ну почему я не интересовалась ими?! Ведь могла же перелопатить сеть, вскрыть базы… Если они есть, значит, и информация о них есть! Слабые места, чем можно убить…

Эти твари считаются легендой нашего общества. Я обращала внимание на репортажи, но они мне казались больше монтажом – горящие глаза, зубы и рычание героев таких видео казалось просто сказкой, хотя в участке мы сталкивались со странными убийствами – исполосованными телами, прокушенными сонными артериями и другими странными ранами, которые не нанес бы человек. Но все подробности исчезали сначала за дверью патологоанатома, а потом за табличкой «Секретно». Покосившись на ноутбук, я решительно направилась к нему. Ну и что, что Зверь может смотреть в камеры? Хуже уже вряд ли будет.

Ноут оказался рабочим, но под паролем. Только разве это проблема? Обнаглев, я пошарилась в холодильнике, нашла ветчину, помидоры, яйца… Пока запущенная программа с флешки, которую всегда носила в кобуре, «колола» систему устройства, я жарила себе яйца с ветчиной и помидорами. Зверь прав – не стоит разбрасываться силами, они мне понадобятся. Я ему просто так не сдамся.

Стоило вспомнить его взгляд, по коже прошла волна жара, сменившаяся ознобом, а рана на шее заныла. Я даже посмотреть боялась что под пластырем. По ощущению – кожи нет, а следы от зубов воспаленно пульсировали, не причиняя боли.

Уже когда за окнами начало темнеть, я уселась за стол с ноутбуком и едой. Только Зверь и тут не был идиотом. Какую бы программу я ни ставила для соединения с базой и отделом, все было напрасно. Никаких предупреждений о вторжении – система просто на меня не реагировала, лениво выбрасывая сообщения о несовместимости с ней моей очередной программы! Начинало накрывать паникой. Когда ничего не можешь – это невыносимо. Захотелось расколоть ноутбуком стол, но я вовремя остановилась. Истерикой ничего не решить. Умолять о спасении тоже бесполезно. Даже людей не проняло, когда я умоляла однажды.