Как-то мы с Дорохиным подсчитали, что по меркам мирового шоу-бизнеса получали копейки. Но оказались одними из первых в отечественном шоу-бизе долларовых миллионеров.

–Люба, осенью родились два человека, которых уже с нами нет. Вашему мужу и соавтору песен Виктору Дорохину исполнилось бы семьдесят шесть лет. Жене Белоусову – секс-символу конца восьмидесятых – пятьдесят шесть. Именно с Виктором вы сделали из простого в общем-то парня настоящую звезду. И его главная песня «Девочка моя синеглазая», написанная тридцать два года тому назад, жива до сих пор. Ее помнят и попрежнему любят. Откуда такая живучесть, как вам кажется? – Потому что песня получилась шедевром. Недавно видела «Девочку…» в исполнении Жениного сына – Ромы Белоусова. Девчонки в зале – лет двенадцати-четырнадцати – визжали от восторга и подпевали. Есть же вечные песни, такие как «Бесаме мучо» например. Вот и «Девочка моя синеглазая» из их числа. Не умру от скромности! Чего только об этой песне не говорили! Многие девушки в те годы фантазировали, что Женя Белоусов посвятил ее именно им. На самом деле история вышла куда прозаичнее. Дорохин купил компьютер, а в конце восьмидесятых это было сродни кос мическому кораблю, и не отходил от него сутками. Изу чал языки программирования. Я ревновала, злилась, когда он приобнимал меня на ходу и несся в кабинет. Говорила: «Иди-иди к своей девочке синеглазой». В итоге написала текст, а Витя – музыку. Женьке требовался шлягер, мы его и создали. Но  сначала засветили Белоусова на телевидении, в популярной «Утренней почте» с песней «Алушта». Люди запомнили симпатичного мальчика. – Послушала на «Ютубе» «Девочку…», причем несколько раз подряд, и признаюсь, удивилась сексуальности голоса. – Это дорохинское изобретение. Сравните с тем, как звучит Женя в других, не  наших песнях. Дело в определенных хитростях: на одной дорожке записывался голос, а на другой – субтон,  такой по лушепчущий. Затем  Дорохин их миксовал, и получался действительно сексуальный го лос. Наш секрет разгадал Вик тор Чайка и применил в первых песнях Тани Овсиенко. – Интересен и ракурс, с которого снимались клипы Белоусова. Камера снизу, и симпатичный парень смотрит прямо в объектив. Тоже сексуально. И это ваше изобретение? – Мы с Витей участвовали буквально во всем – и в Женькиных съемках, и в монтаже. И, разумеется, в его пиаре. Думаю, я вообще первый пиарщик постсоветского пространства. Во всяком случае, все придуманные мной легенды подхватывались на раз и люди в них верили. Это сейчас многие понимают, что не стоит доверять тому, что пишут в журналах или говорят на ток-шоу. Мы, например, скостили возраст Жени. «Омолодили» лет на шесть, выдали за восемнадцатилетнего. А у него уже подрастала дочка, но об этом никто из посторонних не знал. Придумали и то, что Женька – наш сын. Заявили об этом в популярной в те годы программе «50х50». Я давала интервью как его мама, рассказывала, какие котлетки сынок любит. Это вызывало живой интерес, народ велся, интерес к Белоусову рос. Мы с Витей старались использовать в продвижении Жени опыт мирового шоубизнеса, постоянно учились. Я сидела ночи напролет, переводила с английского все, что находила в американских музыкальных журналах по продюсированию. Печатала на машинке и отдавала Вите – иностранных языков он не знал. В нашем тандеме я  отвечала за промоушен, Дорохин – за музыкальную составляющую. Ходила в радиокомитет на Малой Никитской как на работу. В бюро пропусков просила девочек выписать декадный пропуск, чтобы сразу на десять дней, и каждое утро «гуляла» по коридорам, отлавливая редакторов: «Ты куда? На эфир? На-ка фонограмму поставь». Я задолбала всех этой «Девочкой синеглазой»! Заставляла крутить. Тогда слова «ротация» не существовало и музыкальные редакторы ставили в эфир то, что было одобрено худсоветом. Но никто не отменял вкусовщину. Моей задачей было сделать так, чтобы песня понравилась буквально каждому. – Взятки давали? – На радио это не проходило. Можно было только договариваться. Давить психологически. Убеждать разными доступными способами тех, кому не нравилась такая музыка. «Какой еще Белоусов?! Черт-те что, а не песня!» – иногда и такое звучало. А я в ответ говорю какие-то слова, вероятно правильные, и вот уже редактор берет кассету и идет ставить в эфир. На телевидении «взятки» брали, но изящно: просили у нас с Дорохиным в долг и не возвращали. Зато песню крутили. Белоусова в наш дом привела Марта Могилевская, известный музыкальный редактор и продюсер. Они с Женей встречались. Однажды Марта позвонила и сказала, что один молодой певец, который работает у Бари Алибасова в «Интеграле», мечтает с нами познакомиться. Вскоре они пришли в гости. Я увидела кудрявого улыбчивого парня, такого «всего из себя». Не глянулся… Слащавый, такие не в моем вкусе. Но когда узнала получше, полюбила. Его сущность находилась в контрасте с внешностью. Умный, насмешливый, с прекрасным чувством юмора. Очень амбициозный. Желание быть первым превалировало над всем. Он был по-настоящему хорошим человеком, родным для нас с Витей. А вот Дорохин сразу разглядел в нем нечто особенное и в тот же вечер, когда мы остались одни, сообщил: «Сделаю из него звезду». Мы тогда работали с Катей Семеновой, поэтому я удивилась, постаралась отговорить. Но Витя был  очень упрямым – если решил, бесполезно спорить. Так мы начали сотрудничать. Если бы не алкоголь, случилась бы совсем другая исто рия. Женька из обычной семьи из Курска: папа военный, мама домохозяйка. Вы не забывайте, какие были времена. В конце восьмидесятых – начале девяностых пили практически все. После стадионных концертов музыканты собирались – человек пятнадцать-двадцать – и устраивали застолье до утра. Не  хватает водки, бегут докупать. Парень наш вышел на эту орбиту, увлекся. А когда увидел, что стал номером один на эстраде, лидирует во всех хитпарадах, видимо решил: и так сойдет! Он жил как хотел и позволял себе все. Перестал танцевать и вообще двигаться на сцене. Вся наша кропотливая многолетняя работа из-за алкоголя пошла насмарку. Поскольку мы с Витей не ездили на гастроли, Дорохин купил видеокамеру, чтобы администратор снимал то, что происходит на сцене. Когда Женя возвращался, приезжал к нам, мы садились перед  экраном и смотрели, анализируя, находя ошибки. Разбирали и движения Женьки, и его работу с залом, и общую энергетику. По сути, мы работали тренерами. Вдруг с какого-то момента стали видеть обрывки видео. Или съемка шла не Жени, а зала. Он выходил на сцену выпившим, иногда стоять не мог! Вот администратор и снимал зрителей…

Сначала мы ничего не могли понять. Потом то здесь, то там до нас стали доходить сведения, что он пьяным спал на лавочке перед концертом или как его выносили на сцену… В 1991-м мы расстались. – Как это произошло и по чьей инициативе? – Инициатором был Дорохин, и Женя был вынужден согласиться. За полгода до расставания, когда мы поняли, что ситуация с алкоголем уже критическая, бро сили в Москве дела и стали сопровожд ать Женю на гастролях. Все лето 1990 года он был под неусыпным контролем. Днем пребывал в мрачном настроении, а вечером, уже после концерта, «добрые» люди приносили потихоньку выпивку. Виктор вел с Женькой бесконечные разговоры тет-а-тет, пытался образумить. Однажды я стала свидетелем такой беседы. Дело было в Сочи, в концертном зале «Фест ивальный» перед началом сольника. Там зрительские ярусы выходят прямо на улицу. Я вышла покурить и услышала этажом выше неприятный разговор. Виктор ставил условие: «Или завязываешь, или мы расстаемся. Ты перестал двигаться на сцене, а если кружишься, тебя заносит! Не ужели думаешь, что и дальше будешь въезжать на стадионы под мою фонограмму, махать рукой зрителям и этого будет достаточно?» Женя клялся и божился, что исправится. Дорохин хотел менять его стиль. Тогда в Америке гремел хип-хоп, и он прекрасно понимал, что нужно идти в новом направлении. Забегая вперед, скажу, что через год это сделала группа «Кар-Мэн». А не Женя, хотя мог бы. Честно говоря, я была в нем уверена и считала, что раз пообещал, все выполнит. После летнего тура, десятого сентября, мы отмечали в Москве Женькино двадцатишестилетие. Когда гости разъехались, мужчины заперлись в комнате, а мы с Жениной женой Леной Худик сидели на кухне – изучали инструкцию  к новой итальянской стиральной машине. У меня тоже такая была. Если я доставала стенку, или мягкую мебель, или спальный гарнитур, то брала и для Жени с Леной. Наши квартиры были обставлены практически одинаково. Спустя какое-то время Витя появился на пороге: «Любаша, поехали домой!» Я расцеловалась с ребятами, села в машину. На полдороге Дорохин сказал: «Все. Больше вместе с ним не ра ботаем». Я подумала – шутит. У него было специфическое чувство юмора: непонятно, когда говорит всерьез, а когда нет. Оказалось, что это не шутка. До конца 1990-го мы должны были доработать по всем своим старым обязательствам, а с первого января Женя оставался без нас. За следующие пару месяцев к нам домой несколько раз приезжали «парламентеры» – директор Валера Муленков и администратор Андрей Попов, Женин друг. Но Дорохин не передумал… Однажды и сам Женя появился. Снова состоялся долгий мужской разговор за закрытыми дверьми. Когда они вышли, я увидела поникшего Женю, на которого было больно смотреть. Мы с ним обнялись, и оба заплакали. Я понимала Виктора, несмотря на то что было тяжело прощаться с Женькой. Дорохин пахал по восемнадцать часов в сутки и очень жестко относился к себе. Разумеется, ожидая многого от того, кому он отдал душу и считал своим сыном. Это я ходила в тени, а Женя был для Виктора на первом месте. А потом стал большим разочарованием. Бесследно это не прошло: Витя начал сильно болеть, один инфаркт, второй… Все эмоции он всегда держал в себе, ни разу не поговорил со мной на эту тему. А я прорыдала полгода, расставание с Женей далось так же трудно. Несколько лет мы не общались. Витя полностью обрубил контакты. Встретились за год до Жениного ухода – на пятидесятилетии Петровича (Владимира Преснякова-стар шего. –  Прим. ред.). Увидев нас, Женя пошел навстречу через огромный зал, протискиваясь через толпу. Обнял, представил Лену Савину как свою новую жену. И прилюдно попросил у нас прощения. Сказал: «Ребята, я был жутко неправ. Время, проведенное с вами, – самое счастливое в моей жизни». – Евгению удалось победить болезнь? – То, как он выглядел, не оставляло сомнений, что ничего не изменилось. За те годы, пока мы не общались, он занимался водочным бизнесом, но неудачно. Душой мы оставались привязанными к Жене и, конечно, были в курсе всех перипетий. После той встречи у Петровича, в последний Женин год жизни, плотно общались. Он даже просил Виктора сделать новую песню, чтобы начать все сначала. Но в студию пришел в таком состоянии, видимо выпив для храбрости, что не смог попасть в ноты. До рохин сказал, что эта запись света не увидит. Так и полу чилось. – Люба, хочу спросить вас о странном браке Жени с Натальей Ветлицкой. Это был пиар? – Нет, все по-настоящему. Он был сильно увлечен Наташей. И даже его последняя любовь Лена Савина – копия Ветлицкой. Как супруги ребята прожили вместе всего девять дней. Оба были молодыми, ветреными. Он уехал на гастроли, а когда вернулся, застал жену в… щекотливой ситуации.  Никто не вправе ее осуждать, Наташа была неописуемой красоткой, все можно понять. Жизнь есть жизнь. – Проект «Женя Белоусов» сделал вас состоятельными людьми? Например, авторские до сих пор получаете? – Насчет авторских – больная тема. Читайте судебную хронику… Если бы я была рациональна, добилась бы справедливости. А мне  проще новый хит написать, чем тратить свою жизнь на борьбу. Что касается Жени, то, безус ловно, с ним мы хорошо зарабатывали. Он много гастролировал, гонорары делились пополам – так определил Дорохин. Учитывая то, что парень лишь выходил на сцену и открывал рот под фонограмму, которую изготавливали мы, его процент был высоким. На нас с Виктором ложилось все, кроме пения: эфиры,  телевидение, радио, промоушен, бесконечные финансовые вложения. Как-то мы с Дорохиным подсчитали, что по меркам мирового шоубизнеса получали копейки. Но оказались одними из первых в отечественном шоу-бизе долларовых миллионеров. Мы с Женькой в общей сложности заработали по два с половиной миллиона. – Нынешние продюсеры дают молодому исполнителю максимум процентов двадцать. – Мы были другими. Когда задумали проект с Белоусовым, меньше всего думали о деньгах. – Люба, как вам кажется, если бы Могилевская привела к вам не Женю Белоусова, а кого-то другого, вы смогли бы и из него сделать звезду? – Не знаю… Тут все сошлось, а я верю в судьбу. За что нам с Дорохиным привалили популярность и успех? Думаю, за то, что мы с ним друг друга безумно любили. Господь это увидел и сделал нам подарок. Мы любили друг друга, профессию, Женьку. – А если говорить о сегодняшнем дне? Сейчас столько молодых талантливых ребят. Смогли бы вы взять и слепить из кого-то из них настоящую звезду? – Вы не представляете, сколько я получаю сообщений в соцсетях: «Я не такая, не такой, как все! Буду все делать, что скажете! Бить копытом, рыть землю, только помогите пробиться!» Я во все это не верю, потому что перехожу на страничку и смотрю, что человек уже сделал на сегодняшний день. И понимаю, что пение для него – далеко не смысл жизни. Все наскоро, на бегу. Смотрю и удивляюсь: начинающие исполнители выходят на сцену, совершенно не умея работать с залом. Могут повернуться к публике спиной. Но ведь существуют премудрости в виде освоения пространства сцены, взаимодействия с публикой. Даже в записи вокала и то – столько нюансов! – Расскажите, где вы встретились с Виктором? – Мы познакомились в Моск онцерте. Он к тому времени ушел из «Поющих сер дец», где был аранжировщиком песен и барабанщиком. Играл в ансамбле Алика Пульвера. Я тогда работала ведущей, у меня был свой речевой номер – читала собственные юмористические стихи. И бы ла Витиной фанаткой. Наблюдала за ним, стоя в кулисе, и замирала от восторга. Попав в его энергетическое поле, живой уже невозможно было выйти. Он меня не замечал. Около года я была безответно влюб лена, но старалась быть по лезной. То приносила книжки почитать, то еще что- нибудь – ухаживала, одним словом. Витя тогда был женат, я – в отношениях, которые вскоре закончила. В голове был один Витя. Помню, как поехала в отпуск на Волгу, с палатками, сыном, сестрой и ее  мужем. И весь месяц жужжала о необыкновенном Дорохине. Настолько страдала в разлуке! – Когда же симпатичная блондинка заинтересовала музыканта? – Поскольку Витя всегда уходил со сцены последним, уже после всех ребят – зачехлял барабаны, складывал барабанные палочки, – он каждый концерт видел меня со  спины. В этот момент я выходила на сцену со своим речевым номером. «Эта попа мне очень нравилась, я любовался!» – признался мне позже. Наши отношения начались вдруг и стали стремительно развиваться. Мне хо телось быть с ним вместе – и больше ничего. Когда я люб лю, рациональное в голове выключается, остаются одни эмоции и чувства. Но вскоре кто-то из «доброжелателей» позвонил Витиной жене. Мы тогда были на гастролях. Она решила выяснить отношения по телефону. Виктор сказал, что полюбил другую женщину и уходит. – «Осеннего марафона» не получилось… – Нет, Витя принял решение буквально за несколько  дней. Брак у него был многолетний, но гостевой. Они с  супругой жили в разных городах Подмосковья, детей не было. Как он мне рассказывал, последние годы перед нашей с ним встречей у него было предчувствие, что жизнь  должна измениться. Однажды ночью возвращался домой, поднял голову и глядя на небо, подумал: «Неужели это все?! И ничего больше не произойдет?» Ему стало страшно. Когда он все решил, мы расписались, затеяли обмены наших квартир, ремонт. Параллельно писали песни. Жизнь бурлила, кипела, это было самое счастливое время. Витя – главная любовь моей жизни. У нас сложился очень сильный тандем – и чувственный, и профессиональный. – Тогда же появился проект «Женя Белоусов»? – В 1987-м, спустя три года после того, как мы стали  семьей. До этого писали песни для Кати Семеновой. Мне повезло и в том, что Витя был образованным человеком, великолепно знающим поэзию. Это редкий случай для музыканта. Было смешно: когда мы с ним съехались и я привезла вместе с чемоданами всю свою обширную библиотеку, вдруг обнаружили, что практически все книги обрели второй экземпляр. Наши вкусы похожи, нам всегда было о чем поговорить. Он понимал мои тексты и чаще писал музыку на уже написанные стихи. Так произошло с песней «Две женщины», которую исполняла Роксана Бабаян. Считаю, что Дорохин сотворил шедевр!  Недаром эта песня до сих пор жива. – Люба, позвольте вопрос профана: тексты и стихи – это не одно и то же, когда речь идет о песнях? – Нет. В редких случаях стихи можно положить на музыку. Это происходит в жанре романса например или в авторской песне. К моменту нашей с Витей встречи я поднаторела в написании текстов. Меня уже знали на радио, на телевидении. Мои песни звучали. Это же я втянула Дорохина в создание шлягеров. Он сопротивлялся. Помимо того что Виктор был мужчиной с мощной харизмой, он был еще серьезным музыкантом с джазовым образованием, вир туозным барабанщиком. А какие он делал джазовые аранжировки для «Поющих сердец»! Однажды у него дома я наткнулась на бобины. Спросила: – Что это? – Да это я музычкой балуюсь, сочиняю… Ничего серьезн ого. Я вынудила его поставить мне эту музыку и поняла, что он блестящий композитор. Тогда мне и пришла в голову мысль писать вместе песни. – И первой исполнительницей стала уже популярная Катя Семенова. – Да. К моменту нашего с ней знакомства она была уже известной с песнями «Чтоб не пил, не курил», «Школьница». Мое с ней сотрудничество началось с песни «Лишний билет» на музыку Сережи Ухналева. А самую первую нашу совместную с Витей песню – «Женский портрет» – взял Валера Леонтьев. Вторую мы понесли Пугачевой, хотели, чтобы ее спела Кристина. – Как вы вышли на Леонтьева? Неужели было так легко прорваться к популярному исполнителю? – Я позвонила своей хорошей приятельнице, радиоредактору Диане Иосифовне Берлин. Объяснила, что Витя хочет показывать наши пес ни только звездам. Мы с ним так договорились: если дело сразу пойдет, он продолжит писать вместе со мной. Если нет, поставит точку и будет заниматься джазовой музыкой. Диана Иосифовна вошла в мое положение, дала координаты Валерия. В те годы достаточно было знать номер домашнего телефона, не требовалось проходить кордоны директоров артистов, пиар щиков и другого сопровождения. В тот день Валеры не оказалось дома. Трубку снял какой то человек, предложивший привезти кассету с записью. Он же при встрече сообщил нам, что через несколько дней Леонтьев будет выступать в гостинице «Орленок», мол, приходите. Мы с Дорохиным прихватили плеер и двинули на концерт. В тот вечер произошло наше с Валерой знакомство в гримерке, куда он вбежал взмыленный со сцены со словами «Ну, давайте послушаем, что у вас». – А кто обычно поет новую песню для потенциального исполнителя? – На кассете была прописана мелодия без вокала. И в тот раз Дорохин просто запел вживую своим жутким голосом. Композиторское пение напоминает обычно козлиное. От стыда я была готова провалиться сквозь землю, но неожиданно Валерий Яковлевич воскликнул: «Какая милая песенка! А я не против! Давайте запишем». Я выбила студию на «Мелодии». Почему выбила? Потому что в то время просто так на запись было не попасть, в стране существовало мало студий звукозаписи, можно  ждать месяцами. А я воспользовалась служебным положе нием, поскольку была членом худ совета прославленной фирмы грамзаписи. Меня туда пригласили как свежую кровь.  Перестройка в стране подразумевала, что молодым надо давать дорогу. Года три я прозаседала в худсовете и впервые на тот раз воспользовалась своими возможностями. Песню с Валерием мы записали, и я, воодушевленная, поехала к Пугачевой. Как уже сказала, мы хотели, чтобы спела Кристина. Алла Борисовна песню в тот же день сразу взяла, но… дело застопорилось – ни ответа ни привета. Дорохин психанул, ждать не захотел. Однажды мы собрались с духом и позвонили Алле Борисовне – дескать, не забыли ли? Она сказала, мол, не волнуйтесь, мы рано или поздно запишем. «Как?! Без меня? А кто сделает аранжировку? – Витя был буквально убит таким ответом. – Тогда я песню не отдам!» Я плакала, уговаривала его подождать, но это было бесполезно. Сказано – сделано! Как-то вечером сидели у  телевизора, смотрели «Шире круг», и вдруг показали Катю Семенову, она пела мой «Лишний билет». Дорохин сказал: «Вот кто нам нужен! Худенькая, двигается хорошо. Звони и предлагай». Я позвонила своему соавтору Сереже Ухналеву, попросила номер телефона Кати. Мы встретились, ей все понравилось, записали. «На минутку» получила диплом и стала «Песней года». Мне тогда было тридцать пять  лет. За следующие четыре года Катя спела еще три наших с Витей песни. Все стали хитами. – К Алле Борисовне больше не стучались? – Мне было очень неудобно перед Аллой… Но три года  назад она приобрела нашу с Колей Архиповым, моим нынешним мужем, новую песню. Вышла такая история. Я переслала ей демо через свою приятельницу Лену, которая работает у Аллы Борисовны. Вдруг звонок: – Любовь Григорьевна? Это юрист Пугачевой. Мы готовы купить вашу песню, сколько вы хотите? В этот момент я заходила в салон красоты и от неожиданности встала в дверях как вкопанная. Смогла сказать только: – На усмотрение Аллы Борисовны. В общем, все сложилось. Права мы продали, но песня пока не записана. – Виктора Дорохина не стало одиннадцать лет назад. В прессе противоречивая информация о том, были ли вы вместе до его ухода. – Мы не разводились. Но наступил момент, когда я поняла, что сломлена. Что я – уже не я… Проживаю какую-то другую, не свою жизнь  . Витя меня подавлял своим скорпионьим характером, все лял не уверенность, сомнения. Все, кто меня знал в те годы, говорили, что я ходила с опущенными плечами, повешенной головой. Как-то долго разговаривали с Машей Арбатовой, которая помогла мне разобраться с самой собой. Именно от нее я узнала, что «наш брак устал», что так бывает. Дико любя мужа, сама себя подмяла. Не замечала этого, а если даже и догадывалась, сама так хотела. Но мое творчес кое «я» умирало. «А что особенного я в этой жизни делаю? Ничего», – вот так сама себе говорила. Совершенно себя не ценила… Чтобы вы правильно поняли, Витя никогда меня не обижал. Он не был деспотом, тираном, не был грубым или агрессивным. Разговаривал практически всегда тихим голосом. Те люди, которые его не знали, думали, что он мягкий человек. Не догадывались, насколько Дорохин бывает жестким. Я так сильно его любила, что полностью подчинялась, без раздумий. Моя мама удивлялась: – Как ты можешь терпеть?! Ты же сама на себя перестала быть похожей. Тебе Бог дал талант, ты обязана отслужить свой дар! Я смеялась: – Мама, у меня твой пример перед глазами. Ты посвятила жизнь папе и служила ему, а я – Вите. Мама, окончив МИФИ, изза папы по сути стала линг вистом, как и он. Каждую свою научную статью, а папа был крупным ученым, он обсуж дал с мамой, они «вместе» защитили его кандидатскую, затем докторскую диссертации. – Люба, в чем проявлялось давление  мужа? Что конкретно приходилось терпеть? – Делала все, чего он хотел, принимая его мнение и желания за руководство к действию. Или другое: когда мы куда-то вместе выходили и я стояла у зеркала, красилась, наряжалась, Виктор говорил, что я страшная и никому, кроме него, не нужна… Причина понятная – он был ревнивым. Я старалась не конфликтовать, не спорить. Он мог накричать и тут же переходил чуть ли не на шепот. В ответ на все его нападки я винила исключительно себя: видимо, какая-то я не та кая – не понимаю, не умею… А надо только так, как муж говорит. Это касалось всего: и отношений с людьми, и быта, и выбора одежды. Все, что я делала, думала, было НЕ ТАК! – Сейчас это называют абьюзерством. – Дорохин был требовательным – и к себе, и к другим. Но не абьюзер, нет. Я его настолько хорошо чувствовала, что по одному взгляду понимала, чего он хочет. Оставалось соответствовать. Что я и делала с большой радостью, ломала себя, пока не  потерялась, совершенно не понимая, кто я такая – Люба Воропаева? Однажды спросила Витю: – Кто я для тебя? Ты ни разу не сказал, что любишь меня. Мы просыпаемся утром, ты сразу говоришь, что я должна успеть сделать за день. – Ну как объяснить? Ты моя рука, нога, домашний тапочек. Ты – всё! И это при том, что я была и до сих пор остаюсь сильной. В какой-то момент сняла квартиру и предложила пожить отдельно. – Как же муж вас отпустил, когда вы были для него буквально всем? – Разошлись без скандалов. Он увидел, насколько я вымотана, измучена, опустошена, сломлена тем, что живу чужой жизнью.  Делаю то, что нравилось ему, не мне. Условно – ложилась спать не когда хочется, а вместе с Витей, под утро. Его мысли, убеждения, ценности – буквально все я перенесла в свою голову. Пока он болел, я вкалывала, делая по пять-шесть шоу в месяц в крупнейших развлекательных комплексах Москвы, деньги зарабатывала. В результате ушло вдохновение, творческий фонтан иссяк,  закрылся портал, через который ко мне приходили стихи,  закрылся эгрегор поэзии… Бывало, что я садилась одна на кухне и за вечер, глядя в стену, выпивала бутылку ликера. Витя все это замечал и, наверное, из-за большой любви в какой-то момент разжал руки, отпустив. Первое время я приезжала его навестить и находила подарки – то дорогущие часы в коробке на моем столе, то стопку моих любимых журналов у кресла, в котором всегда читала. Дорохин ждал, что одумаюсь и вернусь. Я брала, говорила: «Большое спасибо». А он молчал. В квартире появилось много новых книг, в основном по философии. Видимо, это ему помогало принять новую реальность. Иногда он звонил и нарочито сухо, по-деловому начи нал о чем-то расспрашивать. Понимала, что ждет каких-то слов, действий – саму меня, обратно… И я вернулась в нашу квартиру на Бронной. Но мы жили уже как соседи. Витя сильно болел, я устраивала его в лучшие санатории, гос питали. Это тоже было непросто. Иногда, чтобы он разрешил вызвать скорую, мне приходилось буквально стоять на коленях, умоляя: «Витя, тебе плохо, необходим врач! Позволь, я позвоню в неотложку». В перерывах между больницами он продолжал на меня давить, и я будто бегала по кругу. Любила… С ним было плохо и больно. А без него хуже и больнее. Мы проросли друг в друга… Потом появился Коля с его обожанием, нежностью. Появился свет и смысл, я окрылилась. Но все время переживала, как там Витя. Коле тоже пришлось нелегко, ведь рядом незримо присутствовал Дорохин. Иногда он не выдерживал, говорил: «Ты любишь Виктора, я знаю». Однажды позвонила соседка и сказала, что Дорохина увезли в больницу. Я помчалась туда, и последние три с половиной месяца Витиной жизни мы провели вместе. Коля каждый вечер приезжал к нашему дому, мы вместе гуляли с нашей собакой по Патриаршим прудам, и я возвращалась к Вите. Как-то сели поговорить. Вернее, все три часа в основном говорила одна я. Он лишь кивал. А потом произнес: «Я все понимаю…» Первого июля 2009 года Дорохин умер. Я позвонила своему сыну и Коле, они тут же примчались и были со мной рядом. Следующие месяцы постоянно говорила о Викторе, настолько нестерпимой была боль. Коля всегда понимал, что Дорохин – главный человек в моей жизни. Он чувствовал, как я мечусь, как страдаю. Анализируя свою жизнь, думаю, что все же не зря мне была дана такая большая любовь. – Сколько счастливых лет из официальных двадцати пяти вы прожили с Виктором? – Первые пять… – Не могу не спросить: как Дорохин относился к вашему сыну?