«Одной поднять двоих детей трудно ей будет», — подумалось мне.

— Вот здесь мы живем, — с грустью сказала Мария, остановившись возле добротного под шифером дома.

Чистый дворик огорожен плетнем, во дворе колодец, две копы сена, сад, за садом огород.

— Заходите, пожалуйста, — пригласила меня Мария.

Мы зашли в дом. Сидя за столом, читала книгу девочка лет тринадцати. Увидев нас, девочка закрыла книгу и поздоровалась со мной. В светлице пахло любистком и чабрецом. Ими был щедро устлан пол. Летом в селах многие хозяйки так делают.

Я попросил Марию показать мне письма, имеющиеся у нее.

— Ведь кто-то вам пишет? Знакомые, родственники.

— Да, пишут, — ответила Мария, — сейчас поищу.

— Мама, в комоде писем нет. Они на шифоньере, — подсказала ей дочь. — Я сейчас достану.

Девочка пододвинула стул к шифоньеру, вскочила на него и, достав пачку писем, перевязанную зеленой тесьмой, подала мне.

— Папа берег письма.

Мария носовым платком вытирала заплаканные очи. Сверху на пачке писем пыль. «Давно лежат письма», — подумалось мне.

Долго не спеша перебирал я конверт за конвертом, просматривая тексты, написанные разным почерком. Письма, открытки от родственников. Но интересующего меня письма не оказалось.

— Люди говорят, что мужа вашего убил Самойленко, — решился я сказать напрямик.

Мария стала возражать:

— Что вы, это неправда. Мой муж и Виктор дружили… Ссорились однажды, когда Виктор был пьян, да то было давно. Он не поднимет руки на Василия. Курицу боится зарезать. Когда к празднику режут кабана, из дому уходит. Нет, нет, не он…

Прошло три дня напряженной работы по расследованию дела об убийстве Лозы, а результатов пока не было. Меня это начало тревожить: ведь время выигрывал преступник, наверное, уже успел выстирать окровавленную одежду, спрятать оружие, подготовить себе несколько вариантов алиби.

Утром четвертого дня я решил осмотреть еще раз заросли бурьяна около церкви. Мне вдруг пришло в голову, что преступник, убегая, не мог забрать с собой штык — нести неудобно. Да и зачем он ему после убийства? Вызвать к себе подозрение?

Поднялся я рано, еще до рассвета. Взял полотенце и пошел к озеру. Вода в нем была чистая, как слеза, отчетливо отражались в ней утренняя луна и мое лицо. Я плюхнулся в воду, пахнущую осокой и тростником. Нырял и нырял в самую глубину, освежая утомленное тело.

После завтрака с двумя понятыми начал осмотр местности. Осматривали каждый кустик, каждую былинку трогали пальцами, буквально шарили руками по земле. И вдруг один из понятых, забравшись в густые заросли крапивы, крикнул:

— Есть!

Осторожно раздвинув стебли крапивы, я поднял с земли штык от немецкой винтовки. У самого обушка его засохли пятна крови, на деревянной рукоятке отчетливо виднелись кровяные следы двух пальцев. На рукоятке штыка вырезаны буквы «В. Л.».

— Василий Лоза, — невольно вырвалось у меня. Но тут же я одернул себя: не делай поспешных выводов. Подумай, почему штык должен быть его? А если его, то каким образом он попал в руки убийцы? Во время борьбы? А не мог ли таким образом потерпевший ранить самого себя? Нет, это отпадает. При таком ранении он не смог бы вытащить штык из раны, отбросить его в сторону.

И снова загадки, загадки. На всякий случай, чтобы не оставлять без ответа ни единого вопроса, возникшего у меня в течение следствия, я решил выяснить у экспертов, сколько времени мог жить пострадавший после полученного ранения, чья кровь на рукоятке штыка. Не пострадавший ли оставил отпечатки пальцев на штыке?

Вечером в сельсовете собрались все участники оперативно-следственной группы, чтобы подвести итоги работы за день. Такие итоговые совещания мы проводили ежедневно. На них мы намечали план работы на следующий день. Совместные обсуждения сделанного за день помогали нам разобраться, что сделано хорошо, а что мы упустили, недосмотрели.

Прошедший день принес нам немало: был найден штык, которым убит Лоза, некоторые сведения добыли Войный и Оплята. Войный сообщил, что связался с районным судом, и товарищи оттуда пообещали прислать нам материалы судебного дела на Лозу и его соучастников за кражу муки со станции. Войный с этой целью послал в район милиционера.

Оплята проинформировал, что занимался подозреваемым Самойленко и установил, что к убийству Василия Лозы тот непричастен.

Мне было приятно, что Мария, жена Лозы, не обманулась в своих чувствах, она ведь без всяких доказательств уверяла меня в невиновности Самойленко. Отрадным было и то, что в расследовании преступления жители Владимировки всем нам помогали.

Совещание затянулось до позднего вечера. Наконец все разошлись, остались только мы с Войным. Я открыл окна и дверь. В кабинет ворвался ночной воздух, настоянный на аромате садов, огородов, скирд…

Мы с Войным решили сложить клочки письма, разорванного на месте преступления. А вдруг оно откроет нам что-то относящееся к делу?

Усевшись поудобнее за столом, прикрыв стеклом обрывки письма, мы начали изучать их, анализировать. В первые же минуты определили, что письмо разорвано недавно, бумага не успела раскиснуть от дождей. Текст написан химическим карандашом, писал не очень грамотный человек. В письме не было знаков препинания, интервалов между многими словами.

Войный с трудом отыскивал линию разрывов и соединял кусочки. Эта работа была не из легких. Язычок пламени в керосиновой лампе трепетал от малейшего дуновения воздуха, свет мигал, от этого в глазах рябило.

За два часа кропотливой работы с помощью лупы семикратного увеличения нам удалось прочитать обрывки фраз: «Пришли тысячу шестьсот рублей… Откажешь — получишь свое! Не играй с огнем!»

— Вот тебе и мотив убийства! — обрадовался Войный.

Попробовали вообразить себе происшедшее. Лоза и автор письма встретились на станции не случайно… Шли к Лозе домой, выпили… Потом, наверное, Лоза отказался дать деньги. Неизвестный ударил его бутылкой по голове. Защищаясь, Лоза вытащил штык, который был при нем. Еще удар… и оружие оказалось в руках убийцы. Последовал удар штыком в сердце, который оказался роковым… Выбросив штык, убийца выволок труп на дорогу, чтобы навести следственные органы на ложный путь. Он думал: на труп наедет автомобиль, и дело с концом.

Вы считаете, что убийство совершено около церкви? — спросил Войный. — Тогда почему лужа крови оказалась и у бочки с водой?

— А это просто, — ответил я. — Убийца, когда волочил труп к дороге, останавливался возле двуколки с бочкой воды. Труп положил, а сам вымыл руки, допил вино, потом выволок труп на дорогу. Нам теперь остается выяснить главное — кто убийца.

Сонливость как рукой сняло. Ждали с нетерпением утра. Хотелось поскорее заглянуть в судебные материалы по делу Василия Лозы и его соучастников, чтобы сличить почерк осужденных с почерком человека, написавшего письмо, обрывки которого мы только что прочли.

Однако утром мы не получили необходимых материалов. Выяснилось, что они были переданы в областной суд. Немедля ехать в Днепропетровск не имело смысла — выходной день.

Ничего не поделаешь, довелось нам заняться иными, не менее важными делами.

— Вы установили, кто из иногородних приезжал в село в день убийства Лозы? — поинтересовался я у Войного.

— Еще не закончили проверку. Делаем опрос жителей, — ответил он.

Я попросил его ускорить эту работу, а сам решил проверить, как идут дела у автоинспекторов ГАИ. По нашей просьбе они должны были установить, какие машины проезжали через село в день убийства Лозы.

— Да, затягивается наше следствие, — вздохнул Войный. — В следственных органах бытует правило: если в течение трех суток дело о преступлении не раскроется, его считают «глухим», и расследование обычно затягивается на месяцы, а то и годы.

— Какие же мы, по-вашему, допустили ошибки? — спросил я Войного.

Он ответил не сразу. Прошелся по кабинету, постоял у окна, заметил, что собирается к дождю, — воробьи в пыли купаются. Потом обернулся ко мне.