Сэнди бросил взгляд на притихшую на краю оттоманки Эмму, сильно удивившую желанием скрасить его невеселое времяпрепровождение с книгами. Он любил сестру, но не понимал. Она всегда была замкнутой и скрытной, а после смерти отца ко всему этому прибавилось еще и безразличие. Она абсолютно равнодушно приняла ухаживание Дика Аддингтона и также равнодушно произнесла брачные клятвы. Иногда Сэнди спрашивал себя: неужели Дик ничего не замечает? В его юношеской, пропитанной максимализмом голове не укладывался такой формат отношений. В свои неполные двадцать он, как и все молодые люди, считал себя знатоком жизни. И если уж он решит жениться, то только по большой любви! А деньги, положение в обществе и тому подобные атрибуты брака, принятого заключать в его кругах, казались глупыми пережиткоми прошлого.

Сэнди вспомнил, сколько раз высказывал семье свою точку зрения. Мать, поднимая глаза к потолку, хваталась за сердце со словами, что не переживет такого мезальянса, а Захария молчал, снисходительно улыбаясь. Сэнди так ждал, когда закончит учебу, начнет сам зарабатывать и распоряжаться собственной жизнью! Тогда он будет таким же, как его кузен. Независимым, сильным, уверенным. Захарии никто не смел указывать: что делать, как себя вести и кого любить.

Размечтавшись, Сэнди преувеличено громко вздохнул, бросив взгляд на сестру – та даже не шелохнулась. Эмма продолжала тихо сидеть напротив, задумчиво поглаживая бриллианты на дорогой золотой цепочке. Взгляд обращен к старой картине, изображавшей корабль, пробиравшийся через буйство морской пучины к одинокому свету маяка.

– Когда мама сказала про приезд журналистки, – нарушила тишину Эмма, – я решила, что Закари таким интересным образом хочет познакомить нас со своей любовницей. Но теперь понимаю, что это невозможно.

Не поднимая головы от учебника, Сэнди спросил:

– Почему невозможно? По-моему, Габриэлла очень красивая и может понравиться любому. Хотя уверен, что она здесь именно по той причине, которую нам озвучили. А Закари, если захочет кого-то привести в свой дом, никаких предлогов придумывать не будет.

– Может и красивая, если тебе такие нравятся, но Закари любит блондинок.

– Тебе-то откуда знать, каких женщин он любит? – откладывая книгу, насмешливо спросил Сэнди.

– Знаю… – задумчиво протянула Эмма.

– Я бы на твоем месте попридержал язык и поменьше распространялся о его предпочтениях. Это не твое дело, сестричка, – уже серьезней сказал он.

На его замечание Эмма лишь надменно ответила, что не ему, сопляку, указывать ей, что делать, но библиотеку не покинула, продолжая молча размышлять о каких-то только ей ведомых далях. Сэнди лишь закатил глаза и вернулся к изучению анализа спада на инвестиционном рынке, попутно разбавляя чтиво собственными мыслями и мечтами.

***

Габриэлла вышла из своей спальни, решив немного побродить по поместью. После конной прогулки она чувствовала острую необходимость пройтись по твердой земле. Ее до сих пор трясло от легкой рыси, которую продемонстрировала тонконогая Молли со своим милейшим хозяином.

Пока день еще не начал клониться к закату, она хотела осмотреть особняк снаружи и сделать несколько снимков. С мистером Денвером они, слава богу, пришли к согласию, и Габриэлла уже успела набросать вопросы для сегодняшней беседы и общий список тем, которые хотела бы осветить в своей книге.

Длинный коридор вел ее к парадной лестнице нескончаемой чередой похожих, как две капли воды, дверей. В декоративных нишах, оформленных под Средневековье, украшенных искусно расписанными вазами, благоухали зимние розы и орхидеи из оранжереи миссис Крэмвелл. Очередной поворот, и Габриэлла оказалась возле тяжелой резной двери, выбивавшийся из общего ансамбля и цветовой гаммы. Дверь в библиотеку было ни с чем не спутать: темный дуб, массивные медные ручки с плетеным орнаментом и вазы в человеческий рост с закрученными в спираль стеблями бамбука. Когда Элизабет показывала библиотеку, Габриэлла заметила внутри на ажурном столике малахитовый телефон, очень похожий на тот, что был в магазине Самюэля Митчелла. Она не смогла сделать ни одной фотографии в его антикварной лавке и проиллюстрировать часть книги, посвященную его рассказу, было нечем, но сейчас представилась возможность исправить это. Захарии Денверу эти несколько фотографий ничего не будут стоить, зато Габриэлла сможет вложить некую память, хоть какой-то наглядный пример увлечения Самюэля длиною в жизнь.

Дверь была приоткрыта, и Габриэлла тихонько скользнула внутрь. Сейчас библиотека была ярко освещена, а приглушенные голоса, доносившиеся с противоположного конца комнаты, яснее ясного говорили, что лучше зайти в другой раз. Габриэлла разочарованно поджала губы – свет для фотографии был идеальным – и сделала шаг к двери, но собственное имя, произнесенное ленивым голосом Сэнди, заставило замереть и прислушаться.

Когда она наконец оказалась на улице и глубоко вдохнула влажный морской воздух, то с улыбкой вспомнила подслушанный разговор, который помог ей сделать несколько весьма интересных выводов: во-первых, Эмма оказалась не такой уж апатично равнодушной. Во-вторых, она проявляла необыкновенный интерес к сексуальным предпочтениям своего кузена. В-третьих, конечно же, то, что джентльмены все-таки предпочитают блондинок! В шутку посетовав на мать, наградившую ее по-настоящему черными, густыми волосами, Габриэлла пошла в сторону пышных фигур кустарников, ко входу в лабиринт.

Восточное крыло практически полностью скрывалось под обильными зарослями плюща. Только на третьем этаже кое-где проглядывали пожелтевшие оконные рамы и мутные пыльные стекла. Габриэлла взяла камеру и сделала пару снимков. С этого ракурса дом больше напоминал заброшенный готический замок, нежели процветающий и обжитой особняк. Опасный, напряженный и странно притягательный – именно такие слова пришли на ум при созерцании его мрачного великолепия. Габриэлла чуть отступила назад и уперлась в колючую стену. Лабиринт. Волнообразный, густой, огромный.

Ее детская мечта – побродить в зеленых зарослях – наконец исполнится! Габриэлла неплохо изучила его с высоты своего балкона и, без опаски заплутать, вошла внутрь. В самом его сердце находилась кованная железная лавочка и античная скульптура, которые могли послужить ориентиром. К тому же, оттуда можно было сделать хорошие снимки.

Живая изгородь из деревьев и кустарников была хитросплетенной цепочкой из тупиков, путаных дорожек и ложных ходов. И чем дальше Габриэлла заходила, тем яснее понимала: никаких ориентиров здесь быть не может! Плотно высаженные растения достигали в высоту около шести футов, и единственное, что она могла видеть – заросли шиповника и серое небо над головой. А проход к центру, сверху казавшийся таким простым и незамысловатым, на деле оказался сложным и запутанным. Габриэлла остановилась, решив повернуть назад. В одиночку она вряд ли сможет найти проход к центру, а плутать здесь до вечера перспектива не из приятных. Сделав несколько шагов, Габриэлла отчетливо поняла, что не знает куда идти: в какой стороне выход, а в какой центр огромного лабиринта?

Она ведь никогда не страдала приступами панических атак, но сейчас ощутила в горле неприятный склизкий комок, и распространяющуюся по телу душащую ломоту. Не хватало пространства. Ей остро не хватало свободы. Куда бы Габриэлла не сворачивала – всюду тупик. Зеленые стены наседали, давили, путали. Сердце бешено стучало, грозя вырваться из груди, а короткое частое дыхание предвещало скорую гипервентиляцию легких. Стоп! Габриэлла присела в очередном проходе и сжала виски. Ей нужно успокоиться и адекватно оценить ситуацию. Если полностью поддаться панике – станет еще хуже. Габриэлла закрыла глаза, задержала дыхание, а потом несколько раз медленно и глубоко вдохнула. После встала и осторожно побрела по дорожке. Направление определить было сложно, единственное, за что она зацепилась – ветер, который дул с моря. Если он не переменился, значит, она движется в сторону дома.

Серое небо начало стремительно темнеть и пошел дождь. Мелкий, назойливый, холодный. Такой не промочит до нитки, но изрядно потреплет нервы. Габриэлла спрятала камеру под куртку, стряхнула осевшие в волосах капли и накинула капюшон. Приблизилась ли она к цели, оставалось загадкой. Картина вокруг абсолютно не менялась. Паника скользким червячком снова начала пробираться в голову, заставляя ускорить шаг. Габриэлла повернула в очередной тупик и уже была готова взвыть от бессилия, как буквально уткнулась носом в темно-синий пиджак.